Читать книгу Российский колокол №5-6 2021 - Коллектив авторов - Страница 3

Здесь скудное пространство для стихов.

Вокзал… перрон… в Москву уносит поезд.

Среди метелей, рельсов и снегов

бредут вдвоём – мои душа и совесть —

старик и мальчик – мальчик и старик,

чуть шевеля замёрзшими губами.

И мальчик тихо к дедушке приник,

так, как всегда мечтал приникнуть к маме.

Уехал поезд… (Это не из книг…)

Бредут, плечом друг друга подпирая,

старик и мальчик – мальчик и старик.

А белый снег, над станцией витая,

один запечатляет этот миг.

Промчатся годы – мальчик подрастёт,

и дедушка сойдёт к себе в могилу.

И только та, что ехала, поймёт,

что не вернёт всего того, что было.

И будут вновь над станцией снега,

и поезда нестись по свету будут

через снега в Москву и на юга,

от скудных дней к свершениям и к чуду.

Старик и мальчик – мальчик и старик;

так беззащитны, так невозвратимы…

Сюжет из личной жизни – не из книг,

но мной они по-прежнему любимы.

Не в силах время сдвинуть человек:

и деда нет, и мальчик тот – мужчина,

но та картина, что приметил снег,

она во мне живёт, неотвратимо.

Живёт – как куст, пускает поздний цвет.

С годами лишь растёт – не убывает.

Как часто то, чего в помине нет,

для нас теперь всех памятней бывает.

А любовь – это, знаешь, не просто смотреть в облака,

вместе чай разливать и на кухне готовить картошку —

это общие горы и реки, пространства, века,

общий замок и скит… А случится такое – сторожка.

Я не буду винить… И прости, но бессильны слова.

Не единое ложе, не общее время влеченья —

есть любовь… Это общий апрель, и цветы, и трава,

это общее солнце и – если случится – затменье.

Я не буду винить… Но давно не поют соловьи…

Слишком много дорог, что разводят нас вкривь в одночасье.

Слишком много разлук и, увы, слишком мало любви,

что равняется слову – простому, обычному – «счастье».

Или вовсе останься… А если на миг, уходи.

Слишком суетна жизнь… В ней и так всё и хрупко, и тленно.

Я желаю жить тем, что равняется свету в груди.

И не в бытом и тленом – а в сердцем творимой вселенной.

Живу теперь бездельницей

в остатках сказки-дня.

Самой давно не верится

в путёвую меня.

Промчались годы искрами.

Как не было… Покой…

Не модная, не быстрая —

я сделалась рекой

многоручейной, маленькой,

укрывшейся в лесу.

Когда гремят проталины,

я радости несу.

Когда же дни лучистые,

питаю корни древ;

с лягушками и птицами

гутарю нараспев.

И только редкий, пристальный,

бродящий по лесам

художник скажет: «Истинно!..

Я так живу и сам…»

Легко земли касается

та самая река.

А сказка не кончается,

течёт, журчит слегка.

Зачем была та страшная война?

Чтоб внуки продавали ордена,

штаны ремнём старинным подпирая,

стояли на краю, а не у края,

дедо́в припоминая имена.

– Мой – брал Берлин… За этого Орла

хотя бы пять!..

– Медаль за Севастополь!..

Дед – Марк Михалыч!.. Во война была!..

Мадам, купи!.. Ты зенками не хлопай!

Стою, смотрю, не знаю, что сказать.

Сыны Отчизны!.. Спорят, матерятся,

кто и на что сумел наторговать.

Аллея Славы!.. Стоит ли теряться?!

Идёт за рюмку дедово добро,

на хлеб, а что получше – на квартплату.

Как будто с треском вынули нутро

со дна могил, заброшенных когда-то.

Как будто бы залезли на чердак,

где в детстве, может, даже не бывали.

На барахолку, душу сжав в кулак,

снесли сегодня всё, что отыскали.

Кто на газету, кто и на бетон

кладут медали, фляжки, чашки, блюдца,

почтовый ящик (он из тех времён),

на нём – звезда, а продавцы смеются.

Хохочущим, им даже невдомёк,

как много раньше в нём бывало боли.

Шли похоронки, не жалея ног,

и письма шли о радости и горе.

– Газета «Правда», сорок пятый год.

Пятьсот рублей! Дешевле, мать, не станет!

Стоят сыны Отечества – народ.

Наглы и злы. И память их не ранит.

Я понимаю, если б их спросить:

– За что трофеи дедовы на водку?

Они б тотчас сумели возразить,

что пуст живот и жажда режет глотку,

что без работы всё, что есть, продашь!

А где её сыскать теперь, работу?!

– Ты, барышня, хоть, может, сотку дашь

за орден, что вручён военным флотом?

Стою… смотрю… Что можно им сказать?!

Героев Севастополя потомки

себя самих не в силах обуздать;

грубы, бедны, отчаянны и ломки!

Но слава богу, если с тех небес,

где все, кто за Победу в сорок пятом

шёл на войну, на бойню и на крест,

не видят этих новеньких солдатов.

У неё глаза в печали,

сумки две по двум бокам.

Она плакала ночами,

тосковала по рукам,

по губам чужим, ненужным…

Дело было к сорока,

и никто не стал ей мужем

и любимым на века.

На трамвайной остановке

вышло чудо – вышел Он.

Посмотрел… сказал неловко:

– Я, признаться, удивлён:

как же вы баулы эти

сами можете таскать?!

– Надо ж жить на белом свете!

Счастье нечего искать!

Он, схватив её котомки,

до порога проводил,

приобняв, сказал негромко:

– Знайте: я вас полюбил!

– Разве вы один на свете?

– Да!.. Представьте!.. Я один!

– А жена была?.. А дети?..

– Раньше не было причин!

…Улыбнулись, посмеялись!

Вместе счастливо живут.

И ни разу не ругались,

и вина они не пьют.

И работают исправно,

а ещё (важней всего)

он – её любимый главный,

она – милая его.

И семью они создали

так, что миру не разбить.

Они так друг друга ждали,

что лишь вместе смогут быть.

Одно окно… Одно окно горит…

Моё окно горит и звуки множит.

О чём оно любимым говорит?

О чём оно сказать уже не сможет?

Мне хорошо, когда вокруг молчат:

в молчании и тайны, и приметы…

Бывает только грустно по ночам,

но я теперь не думаю об этом.

Горит окно!.. Горит моё окно!..

На целый мир, казалось бы, едино.

Мой свет горит – пускай вокруг темно,

мой свет горит – легко, неотвратимо.

Отец болеет, значит, болен сын.

А сын болеет – и отец в несчастье.

И разный путь – а путь у них один;

и оттого не стоит разлучать их.

Отец и сын – кармическая связь!

И разве может в мире быть иначе?!

Один из них пытается упасть —

другой внезапной паникой охвачен.

У них сильнее линия родства,

чем их разлука или разобщенье.

В крови отца и сына есть прощенье,

лишь стоит им увидеться едва.

До этого, отца не помня, сын,

о том не зная, за него болеет.

Отец смеётся – сын смеётся с ним.

Сын влюбится – отец стократ полнее

почувствует и лёгкость, и печаль,

восторг и силы, в день войдёт иначе.

На них одна небесная печать.

И оттого не надо разлучать их.

Отец и сын счастливей и сильней,

когда они друг друга в мире держат.

А женщина?.. А что сказать о ней?..

Она – земля двух океанов между.

И время не лечит, и солнце не сушит

открытые раны усталой души

(не верит, что будет когда-нибудь лучше,

что снова на свете захочется жить).

Пытаюсь уйти из порочного круга

отчаяний, страхов, раздумий, обид.

А сердцу неистово хочется друга,

а сердце за близких всё больше болит.

Нас так разметало, что некуда деться.

Куда ни приедешь – всё пламя да ров.

И плачет в груди беспокойное сердце…

И дух мой печален… И взгляд нездоров.

А грянет пора, чтоб навек разлучиться.

…Но даже теперь: когда можно сказать

всё то, что хотелось, – при встрече молчится;

и прежние нити уже не связать.

Расходятся люди, как брызги над бездной.

Расходятся люди, тревоги неся.

И что ни придумывай – всё бесполезно!

И прошлое в мире исправить нельзя.

Как крылья, которые с ходу разбили,

как жизнь, что нежданно пошла под откос,

так мир разметал моих самых любимых

и самых родимых по свету разнёс

в такие теперь неприступные дали,

где жизни иные и – как ни пиши —

другие у близких заботы, печали,

желанья и страхи, и дней виражи.

И больше не встретиться – больше не будет,

чтоб с прежней и лёгкостью, и простотой.

Как волны по миру разносятся люди.

И каждый – один за заветной чертой.

От правды небес в этом мире не деться.

И каждому в срок и цвести и гореть.

…Но чудо – встречаются сердце и сердце,

чтоб счастьем друг друга в пути обогреть.