Читать книгу Российский колокол №7-8 2021 - Коллектив авторов - Страница 2

Где же ты, мой забрызганный росами

детства краешек – клеверный край,

где воюют дожди с сенокосами,

а в июле – малиновый рай,

где босыми ногами изведана

колких тропок весёлая боль,

где явилась, откуда – неведомо,

к тишине и раздолью любовь…

Разверни мне свой ситцевый, розовый

медоносных лугов лоскуток,

поздоровайся веткой берёзовой,

подари весь в иголках грибок,

раскачай мне качели – и снова я

полечу над землёй без труда,

засверкают, как шишки сосновые,

оттолкнувшись от пяток, года!

Осветил тонкий луч из окошка

поминальную в храме свечу.

На церковной скамье дремлет кошка,

посижу вместе с ней, помолчу.

Отрешённо увижу сквозь пламя

в череде уплывающих лет

лица тех, кого нет уже с нами,

ликов благословляющий свет.

Над прялкою дремлет Бессмертье…

Столетья пронзая насквозь,

под пряжей земной круговерти

пульсирует, крутится ось,

вплетая ветра и травинки,

и судьбы, и лунную пыль.

Здесь в самой безликой былинке

нетленная теплится быль.

И кто-то во мне – так неявствен,

несмел, неуклюж и непрост,

глядит с вековым постоянством

в долину потерянных звёзд.

Мой поезд тронул с места,

стремясь в густую мглу.

Луна кусочком теста

приклеилась к стеклу.

Мне вновь рисуют грёзы

тропинку у двора,

где мамину берёзу

баюкают ветра.

А в доме – и ватрушки,

и добрые дела.

Здесь сказка под подушкой

давным-давно жила.

Там, с мамой – как обычно:

и кошка, и покой.

А волосы привычно

испачканы мукой…

Отец любил компанию, был весел,

и вспыльчив был, и много знал, умел.

Мне в детстве вместо колыбельных песен

военные, о Родине он пел.

Я под «Морзянку» засыпала сладко,

и снился мне орлёнок в вышине.

А папа слёзы вытирал украдкой,

и эти слёзы проросли во мне…

О, почему отчаянно люблю я,

когда вдруг сердце просится на взлёт,

услышав с детства музыку родную?

То папина душа во мне поёт!

Разорван день на тысячи дождинок,

и жизнь разорвана на тысячи дождей.

Дождя и солнца вечный поединок

в природе и в душе моей.

Зачем на смену солнцу непременно

приходит дождь, когда его не ждёшь,

зачем любви лучистой, откровенной

вослед журчит дождями ложь?

Чья капля станет первой, чья последней —

уносит всё небесная река.

И вновь идут по солнечному следу:

я, ты, любовь и облака.

Сосулька растёт под карнизом,

роняет слезу на балкон.

На лучик точёный нанизан

сверкающий солнечный звон!

От брызг, от весеннего света

прохожие морщат носы.

Срываются капли, и к лету

спешат ледяные часы.

Накапливает и считает

живые секунды весна.

Сосульку, смеясь, разбивает,

как чашку на счастье, она!

Уходить от тебя

не хочется.

Да меня просто —

нет!

Но за кротким дождём

полощется

хлопотливый рассвет.

Я толкну тебя в бок,

полусонная —

«дорогой, мне пора».

Появлюсь поутру,

влюблённая,

… из ребра.

Спасибо, что ты меня встретил

на полутёмном перроне

именно в этом столетии,

прибывшую в этом вагоне.

Пусть не разберёмся мы, дети,

в огромном судьбы расписании —

самый счастливый на свете

билет выдан в кассовом зале!..

Зеркальные дороги…

Куда ведут они?

Когда дожди и вьюги

и встречные огни.

Мы – только отраженья

большого бытия,

великого движенья

на шарике «Земля».

И каждый в жизни встречный

случайно, вразнобой,

становится навечно

и смыслом, и судьбой.

До рожденья жила я в раю

робких образов, мнимых движений.

Узнавала я душу свою

в миллионах других отражений.

Я была для себя двойником,

запредельного звука частицей,

но подземным лесным родником

торопилась наружу пробиться.

Рай исчез – прорвалось, растеклось,

расплескалось пространство эфира.

Криком первым моим началось

для меня сотворение мира.

В яркой майской сини

облаков прохлада…

Я могу быть сильной,

но сейчас – не надо.

Где-то в небе прочерк

вместо нашей встречи…

Не умеем – проще,

не умеем – легче.

У черёмух ветки

обломали в мае…

Эх, прожить свой век бы,

горести не зная!

Пусть не смолкает музыка во мне,

морозом жарким обжигает, лечит

и дарит наяву или во сне

с моей любовью солнечные встречи!

О, испытай такой озноб, душа,

когда без сил ты молишь о спасении

и чутко замираешь, не дыша,

пред неизбежным шквалом вдохновения!

Лёгкий бег секундной стрелки

по дорожке невесомой —

это Время, словно белку,

посадили в колесо мы,

и минуты сочинили,

и построили Пространство…

Мир на части разделили —

потеряли постоянство.

Откуда во мне столько страсти,

бушующей, как океан?

И горько-солёное счастье

внезапно, как смерч, ураган!

Из пены какого прибоя,

забыв, что ей тысячи лет,

рождённая мной и тобою

любовь появилась на свет?!

Если счастьем вдруг сияю,

то раздать его не жалко

хмурым утренним трамваям

и клюющим крохи галкам,

передать свою улыбку

удивлённым лицам встречным —

пусть продлится в мире зыбком

то, что не бывает вечным!

Сочтённые веками

минуты и часы

уложены витками

в старинные часы.

Качнувшееся бремя —

как маятник, мораль…

Свернувшееся время —

гремучая спираль.

Cмерть плывёт под чёрным парусом:

«Эй, под белым! Не зевай!»

Люди лезут к верхним ярусам,

люди делят каравай…

Сухари там или пряники

у судьбы? Ад или рай?

Всё равно мы на «Титанике»,

кого хочешь выбирай!..

Пусть отдалился самый близкий —

всё так же солнышко встаёт…

И в путь свой верит в сильной выси

плывущий тихо самолёт,

где след вскипает пеной белой,

а после тает без следа!

Зачем пытаюсь неумело

оставить что-то навсегда,

запечатлеть в большом пространстве

на хрупком жизненном пути

кипящее непостоянство

всего, что в силах расцвести,

перетекающее время

от нашего небытия

в банальность вечной теоремы,

в которой ты, она и я,

зимы холодные шептанья

и радость – вдруг, наперекор,

от были к небыли метанья,

спокойный счастью приговор?!

Но славлю белое кипенье

в садах, когда царит весна,

неповторимые мгновенья,

когда душа обнажена!

Каждый день мы рисуем друг друга,

может быть – невпопад.

Ошибаемся, ходим по кругу

и творим наугад.

Кто-то больше похож, кто-то – меньше,

иногда сходства нет!

Миллионы мужчин и женщин:

каждый – чей-то портрет.

Создаём и не ведаем сами:

как портреты живут?

Мнится – нашими смотрят глазами,

наши песни поют…

Только кто-то за гранью искусства,

зная день, зная час,

как шедевры, заветные чувства

дорисует за нас!

Жить надо – как в последний раз,

ведь ничего не повторится!

Смотри, вот снова день угас,

и песню допевает птица.

А ты забыл, ты не успел

согреть кого-то словом нежным —

и белый ангел улетел!

Но разве это неизбежно?..

Просите у небес!..

Просите,

достигнув Стикса страшных вод…

Является тогда Спаситель

и крепко за руку берёт.

Вновь глыбы мрака исчезают,

вновь лики Смерти далеки,

а звёзды нежными глазами

глядят из-под Его руки.

Его дыханьем веет ветер.

Он – в разговорах соловья.

Он – в лучшей музыке на свете,

что знала, да забыла я,

что волжскою волною шепчет

или в лесу шумит сосной…

И День мой расправляет плечи,

и Жизнь моя опять со мной!

Пока жива, я благодарна буду

под ярким солнцем и в кромешной мгле

великому, немыслимому чуду —

дышать, любить, смеяться на земле.

И людям – за нечаянные встречи,

за роскошь взглядов, за переполох

души счастливой в синий лунный вечер,

за то, что в каждом проявился Бог

и вёл меня тихонько за собою

полянами цветов, долиной слёз.

Я принимала всё, роднилась с болью,

я жить училась набело, всерьёз.

И все мои открытья и ошибки

мне под ногами выстилали твердь.

И пусть туман вокруг, от горя зыбкий,

всё – только жизнь,

лишь часть от жизни – смерть…

Ты его не ищи, не ищи!

Пусть за окнами дождь суетится,

пробегают зонты и плащи,

расплываются пятнами лица.

Может, сам он себя потерял

в городском металлическом лае,

а сегодня вода сентября

даже след его заливает…

Он, быть может, оставил себя

на другом берегу ненастья —

там летят журавли, трубя

о своём возвышенном счастье,

и уносит его мечты

в поднебесье апрель крылатый,

и так солнечно веришь ты,

что найдёт он себя когда-то!

Я как будто ослепла – не вижу

ни вечерней дороги во мгле,

ни дождя, ни упавшего ниже

неба, скомканного по земле

одеялами жёлтыми листьев…

Почему я не вижу, куда

уплывают, как птицы по выси,

перелётные наши года?

Через юность, от зрелости к детству

эти птицы на память маршрут

знают свой, и сжимается сердце

от прощальных осенних минут.