Читать книгу Психология человека в современном мире. Том 1. Комплексный и системный подходы в исследованиях психологии человека. Личность как субъект жизненного пути. Материалы Всероссийской юбилейной научной конференции, посвященной 120-летию со дня рождения С. Л. Рубинштейна, 15–16 октября 2009 г. - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 2

В психологической науке в целом существует противоречивая ситуация вокруг понятия «ценность». Многие психологи относились и относятся к нему с недоверием или вообще игнорируют. Его трудно найти систематически использованным в качестве термина у Л. С. Выготского, Дж. Келли, Р. Кеттела, К. Левина, А. Н. Леонтьева, В. Н. Мясищева, Б. Ф. Скиннера, Л. Фестингера, З. Фрейда и др. Пожалуй, среди классиков отечественной психологии одним из немногих, кто проявлял к нему большой интерес, был Б. Г. Ананьев, писавший, что исследования социологов, психологов и социальных психологов сходятся в общем центре, которым «являются ценностные ориентации групп и личности…» (Ананьев, 1968, с. 299–300).

К сожалению, несмотря на несомненное повышение интереса психологов к проблеме ценности, теоретическая ее разработка действительно оставляет желать лучшего. Большинство исследователей ограничивается составлением их списков и выяснением приоритетов различных групп испытуемых, не затрудняя себя анализом сущности самого феномена ценности. Эти обстоятельства побуждают обратить внимание на некоторые теоретические вопросы, связанные с проблемой ценности и ценностного.

Ранее в других работах (Алишев, 2000, 2005) мной было показано, что проблема ценности связана с процессом определения значений, т. е. с решением задачи, которая возникает перед человеком непрерывно во всех актах его взаимодействия с окружающим миром. Ясно, что всякое значение имеет количественную (мера) и качественную (содержание) характеристику. Соответственно, становятся возможными два теоретических подхода к пониманию ценности. Одна заключается в отождествлении ее с самим значением, а далее с его мерой. Вторая состоит в понимании ее как того, что находится «за» значением и позволяет его определять. Первая возможность реализована в позитивистских концепциях и получила распространение в экономической науке и социологии, вторая нашла воплощение в трансценденталистских теориях и используется в большей степени в этике, эстетике и культурологии.

Обе трактовки, безусловно, имеют право на существование. Каждая из них выдвигает на передний план разные аспекты проблемы и тем самым демонстрирует ее сложность и неоднозначность. Но наличие сильно отличающихся друг от друга ответов на вопрос о сущности ценности порождает сомнение, идет ли речь об одном и том же феномене.

С моей точки зрения, в термин «ценность» вкладываются два настолько разных смысла, что правильнее было бы говорить о разных явлениях, обозначаемых одним словом. Сравним два коротких выражения: «свобода – ценность» и «ценность свободы». Используется ли слово «ценность» в них в одном и том же смысле? Безусловно, некая смысловая общность имеется, однако велики и различия. Первое выражение включает свободу в число ценностей, в перечень того, что может иметь значение. Второе поднимает вопрос о мере объективного и субъективного значения свободы. В первом случае под ценностью подразумевается некий феномен бытия человека, во втором – подлежащая количественному измерению его характеристика. В первом смысле используется словосочетание «общечеловеческие ценности», а во втором смысле ценность часто сводится к полезности.

В этой статье я хочу рассмотреть две проблемы, анализ которых важен для понимания психологической сущности ценностей в первом из вышеизложенных пониманий, а именно проблему функциональности взаимодействий в системе «субъект – объект» и проблему связи этой функциональности с ценностями.

Рассмотрим проблему функциональности взаимодействия. Для простоты я буду вначале подразумевать под субъектом абстрактное живое существо. На факт наличия или отсутствия у него сознания буду обращать внимание по мере необходимости. Бесспорно, в любой ситуации взаимодействия с различными объектами для него всегда обнаруживается та или иная мера неопределенности ее текущего смысла и ее вероятного исхода. Поскольку длительное сохранение неопределенности исключает саму возможность существования субъекта, он в каждой ситуации должен стремиться к достижению максимально возможной определенности. Это достигается путем определения значений. Поскольку же максимально возможная определенность – то же самое, что абсолютная истина, а последней, как известно, не существует (абсолютная истина, в свою очередь, соответствует полной определенности, которая вообще невозможна хотя бы по причине наличия фактора времени), субъект вынужден удовлетворяться достижением приемлемого для себя уровня определенности. Иначе говоря, всякое определение значения носит приблизительный характер и становится, в сущности, интерпретацией.

Кроме того, очевидно, что всякое значение может быть только конкретным, для кого-то и для чего-то. Не существует абстрактного вообще-значения. Это логически вытекает из того обстоятельства, что нет универсальной, т. е. всеобъемлющей, потребности субъекта и нет универсального, т. е. одного-единственного, объекта, способного удовлетворить любую актуализировавшуюся потребность. Следовательно, значения всегда обладают тем или иным содержанием. Сам же вопрос о содержании значения – это и есть вопрос о функциональности объектов и взаимодействия с ними. Всякое взаимодействие субъекта с объектами является функциональным, и все окружающее он рассматривает с точки зрения его функциональности для себя. Итак, под функцией я имею в виду – конкретное содержание связи между субъектом и объектом в процессе их взаимодействия.

Указанная конкретность значений является, впрочем, относительной, и понятие функции не только фиксирует содержание взаимодействия между субъектом и объектом в частном случае. Оно определяет его в общем виде, т. е. типизирует различные взаимодействия, указывая на наличие принципиально общего во многих из них, несмотря на все внешние различия. Всякая функция является именно обобщением. В том, что это так, убеждают сами особенности строения психики. В ее структуре важнейшее положение занимают различные механизмы, обеспечивающие обобщение. Л. С. Выготский очень хорошо показал это на примере мышления и языка (Выготский, 2003, с. 674), но проблема обобщения связана не только с мышлением.

Она вытекает из того, что существует много объектов, имеющих одну и ту же функциональность. Верно, однако, и обратное: каждый объект может «обладать» множеством функций. Отсюда следуют два важных вывода: во-первых, перед субъектом в целом существует матрица функций и объектов, а во-вторых, объекты оказываются для него взаимозаменяемыми.

В сравнительно редких случаях для субъекта имеет значение именно данный объект. Для человека чаще всего такими объектами оказываются некоторые люди, иные живые существа, определенные системы идей, предметы, связанные с дорогими людьми и служащие напоминанием о них, неповторимые предметы (существующие в одном экземпляре) и др. Все это – предметы-уникалии, не имеющие аналогов. Но в последних двух случаях возможны замены: предмет-напоминание нетрудно подменить, и человек даже не догадается, а неповторимые предметы, например произведения живописи и различные иные раритеты, подделываются так, что подделка десятилетиями принимается за оригинал.

В связи с этим обращу внимание на следующее. С тех пор как человечество вступило в эпоху массового производства, имеет место многократное тиражирование объектов, имеющих совершенно одинаковую структуру и функцию. В миллионах экземплярах производятся совершенно одинаковые или чрезвычайно мало отличающиеся друг от друга ложки, сигареты, туфли, гвозди, электрические лампочки, экземпляры одной и той же книги и т. д. Даже художественные произведения, отличаясь друг от друга жанром, сюжетом, композицией, стилем и прочими структурными параметрами, могут в функциональном отношении вовсе не быть уникалиями.

Для единичного субъекта и структурных, и функциональных уникалий больше. Во-первых, он вступает во взаимодействие лишь с той частью природы и культуры, которая ему доступна в пространстве и во времени, а это ограничивает вероятность контактов с тождественными объектами. Во-вторых, для него признаками той или иной функциональности обладает меньшее количество объектов, чем для всей общности. Нередко на индивидуальном уровне происходит «замыкание» функции на объекте. Наиболее яркие примеры подобного «замыкания» демонстрирует феномен любви. В нем функция «находит» конкретный объект (другого человека), а прочие объекты, среди которых есть ничем не худшие, перестают, хотя бы на время, существовать. Это можно наблюдать также в феномене «боления» в спорте, в коллекционировании и т. д. Что на самом деле важно для коллекционера: сами объекты, которые он собирает, или обладание ими (и осознание обладания)? По всей видимости, чаще суть заключена в обладании (Фромм, 1986), а оно представляет собой такую форму связи между субъектом и объектами, при которой обеспечивается гарантия сохранения постоянного взаимодействия между ними. Действительно, обладать – значит, гарантировать себе необходимую определенность и уверенность в будущем, избавиться от тревоги и страха «самопроизвольного» исчезновения нужных объектов.

Эти кратко изложенные соображения позволяют утверждать, что для субъекта на самом деле важны не объекты, а реализация функций. Итак, объекты оцениваются им в зависимости от своей функциональности, а она может быть разной. Отличающиеся друг от друга по содержанию типы функциональности можно назвать функциональными модальностями определения значений. Если определение значения происходит в рамках одной и той же функциональной модальности, задача сводится к относительно простому измерению одного параметра у множества объектов. Если определяется значение самих функциональных модальностей, задача состоит в определении их приоритетности относительно друг друга.

Функциональные модальности определения значений, как и объекты, должны быть представлены в психике и в сознании субъекта. Объекты воспринимаются органами ощущений и в психическом плане существуют в виде образов. А функции? В какой психической форме существуют они? Для того чтобы ответить на этот вопрос, нужно, в первую очередь, назвать хотя бы некоторые из них. До сих пор мной приводились только отдельные примеры. Теперь нужно подойти к этому вопросу более систематически.

Я полагаю, что имеется сравнительно небольшое количество конечных функций, реализуемых во взаимодействии в системе субъект – объект. Элементарный анализ этого взаимодействия как процесса преодоления неопределенности показывает, что могут быть достигнуты два типа определенности: плюс-определенность и минус-определенность. В первом случае объект или ситуация удовлетворяют потребности субъекта или хотя бы не создают ему угрозы. Во втором случае – налицо угроза субъекту: либо существует прямая угроза его существованию, либо нет возможности удовлетворить актуальную потребность (имеет место депривация). Возможен также случай, когда изначальная неопределенность непреодолима. Я обозначаю его как ноль-определенность (в этом случае определенность состоит лишь в том, что невозможно достичь приемлемого ее уровня). Это и есть наиболее фундаментальные модальности определения значений.

В животной среде действует система определения значений, включающая в себя различные генетически обусловленные механизмы, а также образцы, закрепленные в индивидуальном опыте. Она имеет важную особенность: процесс достижения определенности происходит преимущественно в рамках функционального континуума, который, говоря «человеческим языком», можно обозначить как «полезно – вредно». Полезно – это плюс-определенность, вредно – это минус-определенность. Этот континуум определения значений носит применительно к животному миру чисто биологический характер. Разумеется, у живых существа, особенно ведущих групповой образ жизни, плюс-определенность часто не сводится к индивидуальной пользе, но сути дела это не меняет.

Поведение может соответствовать принципу полезности, если имеется либо жестко организованная система инстинктов, либо жестко рационализированный контроль сознания. И то и другое, однако, лишь абстрактные возможности. Поэтому поведение не может напрямую управляться на основе данного принципа. Он должен быть операционализирован путем «перевода» на понятный живому существу «язык». Такой «язык» образуется при помощи другого, чисто психологического функционально-оценочного континуума. Назову его условно «приятно – неприятно» и обращу внимание на следующие два момента: а) эта модальность определения значений характерна даже для сравнительно низкоорганизованных живых существ; б) для животных, как правило, что полезно, то и приятно. Исключения из последнего правила, конечно, есть, и нередкие, но они являются, скорее, следствием трудностей «перевода» с физиологического языка на психологический, и наоборот.

Приятное и неприятное фиксируется при помощи системы аффектов, причем каждому виду определенности и неопределенности соответствуют конкретные аффективные реакции. Как известно, они – только индикаторы, делающие «понятным» значение объекта, ситуации субъекту. Наличие в любой ситуации взаимодействия большей или меньшей неопределенности изначально предполагает необходимость существования некой базальной реакции интерес-тревога. Первая ее сторона связана с плюс-определенностью, вторая – с минус-определенностью. Она должна иметь возможность в считаные доли секунды приобретать форму либо интереса, либо тревоги, что и обнаруживается в поведении многих животных.

Достижение плюс-определенности отражается в следующей аффективной последовательности: базовая реакция – интерес-радость. Достижение минус-определенности «сообщается» другой последовательностью: базальная реакция – тревога-горе.

В соответствии с видами определенности возможны разные действия. Нейтральная определенность приводит к отсутствию действия по отношению к данному объекту. Отсутствию действия соответствует и аффективная индифферентность. Наступление минус-определенности может вызвать три разных по форме действия: смирение, которому соответствует собственно эмоция страдания (горя); избегание – эмоция страха; сопротивление – эмоция гнева. Три эмоции: страх, гнев и горе-страдание – тесно взаимосвязаны. Страх, по всей видимости, обусловлен стремлением избежать минус-определенности, т. е. страдания. В сущности, он не что иное, как «гипотеза» о вероятности страдания, и он тем сильнее, чем: а) более вероятным оно кажется; б) более сильной представляется его мера. Гнев, в свою очередь, является стремлением избежать и страдания, и страха «отдать» свои вероятные страдание и страх другому.

Плюс-определенность означает наличие всех условий для действия, которое можно назвать «овладением». Это условное обозначение, т. к. конкретные формы, виды и способы овладения могут быть разными. К тому же объект может сопротивляться тому, чтобы им овладели (точно так же, как живое существо сопротивляется тому, чтобы «овладели» им), и в конце концов «не допустить» этого. Разумеется, все устроено не так просто, как здесь изложено. Но я хочу показать лишь общую модель, описывающую проблему функциональности взаимодействий с формально-объективной стороны.

Человек определяет значения в очень большом количестве функционально-оценочных континуумов. Приведу ряд примеров: хорошо – плохо, полезно – вредно, приятно – неприятно, правильно – неправильно, можно – нельзя, нужно – ненужно, красиво – безобразно, истинно – ложно, честно – бесчестно, справедливо – несправедливо, разумно – неразумно и т. д. Дж. Келли использовал для их обозначения термин «личностные конструкты» (Келли, 2000), однако его теория развивалась в несколько ином направлении, нежели то, что сейчас мной обсуждается.

Функционально-оценочные континуумы являются операциональными шкалами. Скрытые за ними функциональные модальности определения значений – уже не континуумы, а целостные феномены. Наиболее фундаментальные из них обозначаются в языке отдельными понятиями: «польза», «истина», «красота», «мощь (сила)», «справедливость», «добро», «свобода» и др. Вернусь к вопросу о том, какова психическая форма их существования. Думаю, что из сказанного вытекает следующий вывод: функциональные модальности определения значений представлены в психике и сознании субъекта в виде ценностей. Во всяком случае, мне неизвестно более подходящее понятие из используемых в современной науке.

Функциональные модальности определения значений – содержание связи между субъектом и объектом в их взаимодействии. Они объективны, т. к. существуют независимо от знания (или незнания), желания (или нежелания) и воли субъекта. Ценности субъективны по той причине, что разные функциональные модальности определения значений каждым субъектом воспринимаются как реальность его собственного существования, и их содержание специфически интерпретируется им.

Итак, в моем понимании ценности – это представленные в психике и сознании функциональные связи между субъектом и объектом, которые характеризуются специфическим содержанием, субъективной интерпретацией этого содержания, мерой приоритетности и являются конечными основаниями при определении значений объектов, событий, ситуаций и т. д. Стержнем их являются наиболее общие представления личности о месте человека в мире (в том числе себя самого) и его связях с ним. Они складываются в результате социокультурного развития и структурируются в виде иерархической системы предпочтений.

Литература

Алишев Б. С. Некоторые проблемы системного взаимодействия личности с Миром: психологический аспект // Системные исследования в общей и прикладной психологии / Под ред. В. А. Барабанщикова, М. Г. Рогова. Набережные Челны: Изд-во Ин-та управления, 2000. С. 34–53.

Алишев Б. С. Структура ценностей и ценностные типы личности современных студентов // Проблемы профессионального образования в России: методология и теория. М.: Гуманит. издат. центр ВЛАДОС; Казань: ИПП ПО РАО, 2005. С. 232–275.

Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1968.

Выготский Л. С. Мышление и речь //Л. С. Выготский. Психология развития человека. М.: Смысл: Эксмо, 2003. С. 664–1019.

Келли Дж. Психология личности. Теория личностных конструктов. СПб.: Речь, 2000.

Фромм Э. Иметь или быть? М.: Прогресс, 1986.