Читать книгу Юбилейный платиновый сборник - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 9

На кладбище надежд налью себе вина

И выпью за себя, пока ещё живую,

И стану я немножечко пьяна,

И затоскую, насмерть затоскую.

По тебе скучает Петербург,

А тебе удобнее в столице.

Карта перемен легла на круг:

Человек ведь к лучшему стремится.

И вздыхает гордый Петербург,

Погружаясь в дрёму белой ночи,

Сердца твоего не слыша стук,

А тебя взрастил он, между прочим.

Только утро вечера мудрей:

Коли жизнь построила вокзалы,

Для тебя открыта ширь дверей,

Ждут тебя дворцы, Нева и залы,

По тебе скучает Петербург,

Возвращайся, дома всяко лучше.

Если одиноко станет вдруг,

Если ностальгия станет мучить

По прозрачным питерским ночам,

По дворов запутанных колодцам,

Невской лавры трепетным свечам,

По Неве, в которой тонет солнце,

Иль почаще в гости приезжай,

Ждёт тебя культурная столица.

За укор, однако, не серчай,

Просто белой ночью плохо спится.

Бессонница растягивала ночь,

Пронзая темноту сверлящим взглядом.

И было мне её не превозмочь,

Чтобы заснуть: она лежала рядом.

Страдали одеяло, простыня,

Кровать стонала, комкались подушки,

Отарой надвигалась на меня,

И сладкой мятой чай дышал из кружки,

И яблоко хрустело в час ночной

Гораздо громче, чем в дневное время.

Вкус сигареты, диалог с луной —

Всё было, кроме сна, сегодня в теме,

Бессонница смеялась надо мной,

Подкинув жизни разные проступки,

Что обрели давно в душе покой,

Но вновь толкутся, словно зёрна в ступке.

И, внешности проблемы обнажив,

К утру ушла, шепнув мне: «Не прощаюсь…»

«Я кофе заварю!» – мелькнул порыв,

Но не могу, полдня уже валяюсь.

Вас многие хотят любить

И любят.

А я… а я хочу забыть

Глаза и губы.

Ну сколько может сердце жить

Надеждой тщетной?

Пришло, знать, время отпустить

Ваш образ светлый.

– Ничего вечного, – извинялась любовь. Сердце в клочья.

– Ничего вечного! – успокоила боль ночью.

– Ничего вечного! – звенела капель.

– Ничего вечного?! – угадали ромашки.

Ничего вечного… Листья в купель

Летели бесстрашно.

– Ничего вечного! – выла метель, в ладонях тая.

– Всё ПОКА повторяется, – подытожил апрель,

Разогревшись от мая.

Но и «ПОКА» достанет истина —

К ногам Творца падёт без выстрела.

До тебя дойти можно лишь по лунной дорожке,

Лбом прижавшись к стеклу, я стою у окошка,

Улетает мечта прямо в звёздное небо,

Долетит до тебя, как далеко б ты ни был,

И, коснувшись души, как звезда засияет,

Хоть не веришь в то ты, но такое бывает.

Я к рассвету вернусь, о тебе вспоминая,

Я тебе позвоню: «Ну вот видишь, живая

Я вернулась домой, и теперь под луною

Стала ближе чуть-чуть наша встреча с тобою».

Цветочница осталась без работы,

Цветы поникли, а потом завяли,

В то время их совсем не покупали,

И бедная скучала до зевоты.

Какой-то сумасшедший математик,

Он ночи две уж, видимо, не спал

И вычитал, всё время вычитал

И кстати, и, увы, совсем некстати.

Из МЫ он вычел ТЫ,

Но, к сожаленью, гений был не Бог

(Вот оттого увядшие цветы),

Обратно уж сложить никак не смог.

Если из МЫ вычесть ТЫ,

То получится – ОДИНОЧЕСТВО,

В нём не значится Я. Там не дарят цветы.

Маг увлёкся – страдает цветочница.

Математик уснёт, утопая в мирах

Из законов, что зиждутся в вечности,

И во сне он увидит всю землю в цветах

И программу цветка в бесконечности.

Уханьем совы пугала ночь,

Кот смотрел сквозь тьму в миры иные,

Ангелы, вздохнув, летели прочь,

Над котлом шепталось чьё-то имя.

И разящей злобною волной

Порча в чью-то жизнь бедой ворвалась,

А колдунья в паре с Сатаной,

Сделав зло, блаженно улыбалась.

Греховной мысли жаркий след

Окрасит щёки алым цветом,

Но только я при всём при этом,

Как дева, давшая обет

Пред Богом быть и в мыслях чистой,

Нет, не грешу, иду на свет

Души твоей и глаз лучистых,

И полнится моя душа

Любовью светлой и надеждой,

И всякий грех очистит нежность:

Коснусь руки, едва дыша.

Судьбы последняя насмешка —

Твои печальные глаза,

Но увлеклась я делом грешным,

Мой разум против, сердце – за!

Пусть стану, наконец, я дурой:

Поверив в чистоту монет,

Борясь с разумностью натуры,

Судьбе я не отвечу «нет»!

Пусть дальше будет так, как будет,

Ведь скоро поцелуй и в лоб,

И если кто-нибудь осудит,

Печаль его – переживёт.

Между нами – НЕ СУДЬБА!

Бездной.

Безнадёжность – НИКОГДА.

Бледность

Утомлённого лица.

Горе,

Гиблым морем у крыльца

Поле.

Я, как рыбка без воды,

Чахну.

Далеко ли до беды?

Ахну!

Жить не может без воды

Рыба.

Как не можем Я без Ты.

Глыбой

Между нами – НЕ СУДЬБА!

Справлюсь.

Я тебе, как НИКОГДА,

Нравлюсь.

Соберу стихи, все стихи о нём,

Разведу костёр, и гори огнём!

И горит огонь, и дым ест глаза,

И бежит, бежит по щеке слеза.

Их отношенья – абсолютный бред,

Не вписанный в небесные скрижали,

Но чудо, оседлав велосипед,

Примчалось, хоть его совсем не ждали,

Вернее, чудеса имеют спрос,

И каждый ждёт, однако, не надеясь.

Но вот явилось розою в мороз,

Снега пробив и от нахальства греясь,

В их отношенья вклинилось шипом

И запахом до одури дразнящим,

Они не думали, что будет там, потом,

Они в тот миг зависли в настоящем.

Гриб ядерный – смертельная поганка —

Проник в мир мыслей, подрастал в угрозах,

Полз по следам огнём дышащих танков,

Распутиц не боялся и морозов.

Раскинув свою цепкую грибницу

По странам мира, жизнь держал под страхом,

Мол, уложу планету всю в гробницу,

Созрею только! И единым махом

Всё отравлю, сожгу, не пожалею!

Второй я всадник и, поверьте, в силе

На зле, народом созданном, я зрею,

Завидуйте всем тем, кто спит в могиле.

История на гребне перемен

Быть иль не быть

В который раз решала,

Заложница всех мировых проблем,

Она меж тем своим путём шагала.

Порой, как мак, краснела от стыда:

Её деянья и лицо меняли,

То власть имущих вечная беда,

Как инквизиция, где ведьм сжигали,

Как книги, что горели и горят,

Как храмы, что без страха разрушали.

И, в шутовской одев её наряд,

Во всех грехах и бедах обвиняли,

А звон монет за искажённый вид

Ей душу рвал и оседал в карманах,

У тех, кто до сих пор её гнобит,

Не сожалея о слезах и ранах,

Когда она кричала: «Оглянись!

Не делай зло, такое уже было!»

Но чья-то безусловная корысть

Не хочет слышать, пропускает мимо

Её слова, а через сотню лет

Добавят сурика во тьму деяний

И на букет заменят пистолет,

Чтоб возложить его на гроб страданий.

История шагает по земле,

Смывая зло могучими цунами.

А мы? А мы почти на дне,

Гриб ядерный растёт уже над нами.

Если бы мне в детстве, кроме сказок

Про прекрасных принцев и волшебниц,

Да про щук, что выполнят приказы,

Про добро, что сбережёт наследниц,

Иногда читали про задачи,

Что душе предъявлены от Бога,

Что порой напасти что-то значат

И в ухабах завсегда дорога,

Я б тогда иначе понимала,

Принимала жизни все уроки,

Но запоем сказки я читала

Про судьбу Емели-лежебоки.

А когда, однако, спохватилась,

То от шишек голова пылала,

Сказочною жизнь не получилась,

Долго потом душу поднимала,

Отмывала в речке здравомыслья,

Алый парус полотенцем знача,

Было горько мне и было кисло,

Доходило дело и до плача.

Вы читайте своим детям сказки

И про прозу жизни хоть немного,

Будет жизнь как чудо – это классно,

Но бывает и другой дорога.

В твоих глазах тоска нашла приют.

Оскал судьбы – её законы жёстки,

Столкнулись с ней на жизни перекрёстке

И породнились в несколько минут.

Зима под занавес закуталась в меха,

Мороз был очень щедр на бриллианты,

Вся в кружевах, прекрасна и легка,

Как дева, упражняясь на пуантах,

Снежинкою над сценою кружит.

Зима кружила, от весны скрываясь,

Был сердцу мил её прелестный вид

И мужество, но только зря старалась:

Весна идёт, пока что без одежд,

В плаще ветров, но с теплотой во взгляде,

И в ней таится трепетность надежд,

А в мае уж предстанет при параде…

Последняя капля – твоя нелюбовь,

Последняя капля – слезы моей соль,

Последняя капля – и боль через край,

Не внемля советам, пройдёт, не страдай.