Читать книгу Традиции & Авангард. №1 (20) 2024 г. - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 9
Проза, поэзия
Татьяна Филиппова
ОглавлениеТатьяна Филиппова
Татьяна Владимировна родилась 18 июля 1997 года в городе Орске Оренбургской области. Окончила Литературный институт им. А. М. Горького (семинар прозы А. Ю. Сегеня). Аспирант этого же института. Участница литературных фестивалей и семинаров: «Химки», «Капитан Грей», Всероссийского литературного фестиваля им. М. Анищенко. Публиковалась в изданиях «Наил Современник», «Великороссъ», альманахе «Образ».
Лауреат всероссийской премии «Капитанская дочка», Гран-при Всероссийского фестиваля-конкурса им. Л. Н. Чижевского в номинации «Проза».
Живёт и работает в Дели, Посольстве России в Республике Индия.
Заговоры
Стихи
Поэту
Город озлобился, пасть разинув,
Клыками-высотками небо проткнул.
Хватит жевать словес резину,
Как бомондно-верлибровый пул
(Списком фуршетно знакомом
В твоём телефоне).
Обнимет холодом, холодом просто
Улиц тугих ледяная простынь.
Поэзия где-то на дне прилавка.
Из горла декадентскую кость вынь:
Ты поэт или тряпка?
Жги, как назначено, —
Словом.
«Шестикрылых птиц…»
Шестикрылых птиц
Шелест крыльев вдаль
Солнце пало ниц
Алым блещет сталь
Гильзы перестук
Там алеет снег
Перекрестье рук
Перекрестье рек
И нельзя назад
Быстро тлеют дни
Оживает ад.
Выбор схорони:
«Ты или они».
Тебе
Юность на черновики разменяна,
Сколько же испорчено чернил…
В каждом городе есть улица Ленина,
По которой я или ты проходил.
В каждом городе ветер клёклый
Прохожему лезет в карман.
Бьётся тьма в отсыревшие стёкла:
Уезжай, уезжай-ка сам.
Без тебя продержится «эрэф».
А мы останемся в родной России.
И будет осколок неба жестоко-синий
Рассеивать тьму, осмелев.
«Январь накинул белое пальто…»
Январь накинул белое пальто,
Позёмку выдыхает на дорогу
Назло движению авто.
Промёрзший до бетона город
Скопил в кофейнях редкое тепло.
Поможет ли тебе не коченеть
Уют, размешанный в стакане?
Заката рдеющая медь,
Нева, запаянная в камне.
Прощание искусно, пресно.
Нет белой ночи, нет мостов.
Замёрзли кончики хвостов
Крылатых кошек.
Зимой влюбляться бесполезно.
«Я – просто тело, что болит…»
Я – просто тело, что болит,
Что обезличивает разум,
Сдвигает килотонны плит
Внутри меня и раз за разом
Трясёт обжитый плен мясной
Под стоны глупой, слабой плоти…
Я – просто человек живой,
Моя поддержка – только кости.
Я – просто человек…
Такой, как ты:
Вселенных лишним элементом,
Покуда звёзды белохвосты,
Стоим над пропастью светил.
В скафандре смертном
Почувствуй трепетания души.
«Даже лицо. Лицо не моё…»
Даже лицо. Лицо не моё.
В зеркале время стирает линии.
Шкафчики, тумбочки и хламьё.
В вазе стеклянной темнеют лилии.
Будто всё было, было – вчера:
Яркость, эмоции, искры.
Гости уходят. Серость, хандра,
Поезд, билеты – и в Крым.
Сутки не спать, думать о нём —
Времени историческом.
В нём – выживаем и проживём
Тревожно, но всё же стоически.
Но, куда ни поедешь, —
Себя заберёшь,
От этой обузы не деться.
И под рубашкой
Колотится
Вот!
Человечье, живое
Сердце.
Цикл «Заговоры»
«В перекрёстке живёт…»
В перекрёстке живёт
То, что прячется,
Что не Богово.
При луне – то поёт,
То расплачется
Многолапово,
Многорогово,
Жаждет откупа:
Мяса, водки ждёт,
Будто заживо
Не закопано.
Разевает рот:
Дай, что дадено,
Что ещё живёт —
Будет сломано.
Тьма тягучая,
Многогласная
Так замучает.
По заре-утру
Заметается,
Успокоится,
Упокоится.
«Ты – церковь на краю деревни…»
Ты – церковь на краю деревни
Покосившаяся, деревянная.
Блик распался на светотени,
Льётся трель колокольная, осиянная.
У икон, почерневших от копоти
Нескончаемых свеч-просительниц,
В полувзгляде и полушёпоте,
Меж библейских страниц
Я тебя внутренне чую.
Не нужно церковь другую.
И когда-то наступит время,
Народ о душе спохватится:
На службу придёт поутру.
Затрещит отсыревшая матица:
Обещаю —
Тогда
Я тебя собой подопру.
Домовой
Ниткой тёмной ночь сочится
Через брёвна, через плетень,
И за печкой побеленной
Кто-то дышит.
Он проснётся, будто
Время,
Ведьмин час луна
Отмерит.
Там, за вьюшкой,
Будет он колобродить.
Будет грустной кобылице
С длинноногим жеребёнком
Так всклубочивать им гривы,
Чтоб все гребни поломались,
А хозяйка поняла бы,
Что за печкой
Надо молока оставить
И кусок свежайшей
Булки.
Паук
Этот год принесёт
Много свадеб
И много смертей.
Такая примета.
Ему – на погост,
Ей – нянчить детей.
Сетник много плетёт,
Будет жаркое лето.
Будет жаркое лето
И ввысь небеса.
Но мне и тебе
Нет в нём места,
Нет счастья, рутины.
В бытовой ворожбе
Мы – просто роса
В сетях паутины.
«У двурушничка чёрные свечи…»
У двурушничка чёрные свечи,
Короткая ночь для работы,
Под накидкой озябшие плечи,
В кармане – людские заботы.
Тем бы найти телёнка,
Той – мужика приворожь.
Оговори соседскую рожь,
Чтоб к весне не поникла.
А хочется страсти и зла,
Но не тьму, не суровую силу…
Под требу, крестьянскую жилу
Отточена грусть ремесла.
Проговорить бы нужное слово,
Пока не стало светлей.
Хохочет
Свора местных погостных чертей.
Лижет рассвет частокол забора,
В крови захлебнувшись своей.
Ясень
Среди деревьев
стою неподвижно,
с пальцев
роняю листву
потемневшую.
Буду ли ровней
ясеню?
Небо держать
на плечах,
солнце и луну
молить
о новых днях?
Буду ли дровнями,
баней растопленной,
домом на срубе,
пищей огню?
Последним услышу
звук топора.
Зеркало
Родиться вспять не дано, не дано,
У старого зеркала мутное дно,
И в тине забытого давнего зла
Себя не узнать.
Там женщина. Грустная. Я ли – она?
Там страх и усталость,
Ночной непокой,
Там дочь, там мать, там жена.
Там всё, что я сделала
С собой.
Оно всё висит на стене. На стене —
Обои в горошек, что нравятся мне.
Жёлтого света вечерний уют
Останется здесь.
В новое утро меня отпоют.
Останется зеркало, только оно
Помнит, как было,
Как всё ушло.
