Читать книгу Путин. В зеркале «Изборского клуба» - Коллектив авторов - Страница 10

Еще в 70-е годы прошлого века стало ясно, что эпоха «модерна», основанием которой был большой проект Просвещения, подходит к концу – импульс индустриализма исчерпал свой ресурс. В поисках ответов на вызов будущего на Западе было решено демонтировать систему «мягкого», социального кейнсианского капитализма и взять за идеологическую основу нового курса неолиберализм – фундаменталистское учение, предполагающее «возврат к истокам». На этом пути «к истокам» логика борьбы заставила за последние сорок лет «проскочить» и классический либерализм, и обновление Реформации, и духовность раннего христианства и, наконец, докатиться до неоязычества, до полного отказа от гуманистических универсалистских идеалов.

В гуманистической футурологии Тоффлера предполагалось, что постиндустриальное общество будет отличаться от цивилизации «второй волны» особой ролью науки, образования и культуры, а его центральным социальным институтом будет не промышленное предприятие, а университет. Это представление лежало в русле веберовской социологии современного капитализма. Однако «неолиберальная волна» толкнула развитие Запада на иной путь, на тот, который в споре с Вебером предсказывал Г. Зиммель – путь к господству «ростовщика», спекулятивного финансового капитала. Главными институтами стали не университет и лаборатория, а биржа и банк, соединенные в глобальную сеть. И постепенно ростовщик взял человечество за горло, что имело огромные мировоззренческие последствия. А. С. Панарин писал: «Монетаризм – больше чем одно из экономических течений. Он является сегодня, может быть, самой агрессивной доктриной, требующей пересмотра самих основ человеческой культуры – отказа от всех традиционных сдержек и противовесов, посредством которых любое общество защищалось от агрессии денежного мешка… Все прежние моральные добродетели, заботливо культивируемые человечеством на протяжении всей его истории, отныне осуждены в качестве протекционистской архаики, мешающей полному торжеству обмена».

Именно это мы и наблюдаем: повсеместно, где утвердился диктат неолиберализма. «Тотальная деинституционализация» общества начинается с ухудшения массового образования – со снижения уровня школьных программ, отказа от дисциплинарного принципа классической школы, принижения статуса учителя, разрушения уклада школьного товарищества и дегероизации сознания молодежи, насаждения культа силы и вседозволенности.

Экономическое господство спекулятивного капитала позволило ему заключить прочный союз с преступным миром, что стало настоящей трагедией человечества. Союз париев «верха» и париев «дна» становится силой, с которой невозможно справиться традиционными правовыми методами. В ряде стран такой союз возникал на короткое время, и для его демонтажа от государства и общества требовались чрезвычайные усилия и жертвы. Так, в США альянс финансового капитала с мафией в 20-30-е годы был умиротворен компромиссами, за которые приходится платить и сегодня.

В России долгое время власти и общество закрывали глаза на все эти проблемы. В результате целые регионы страны оказались криминализованы, на больших территориях возникли серые зоны с явным огосударствлением преступных структур. Впервые альянс торгово-финансового капитала (в том числе международного) с преступным миром возник в России еще в ходе Первой Мировой войны. Тогда ни царское, ни Временное правительство ничего не могли сделать с диктатом мафии и коррупцией, что стало важным фактором поддержки большевиков. Нынешнее возрождение союза капитала и мафии, усиленного глобальными связями, может сыграть фатальную роль. Дело не только в попрании права, закона и морали. Этот союз «верха и низа» определенно дал «социальный заказ» на разрушение мировоззренческих основ нашей культуры и всех ее проявлений – от эстрадной песни до навыков обыденного поведения.

Культурная эра постмодерна, в которую мы шагнули вслед за Западом, отменяет проблему истины и смешивает все нормы и правила. Это означает новые удары по нашему сознанию, к которым надо готовиться. В докладе Римского клуба «Первая глобальная революция» еще в 1991 г. был сделан многозначительный вывод: «Болезни человечества являются отражением современной опасной тенденции ко всеобщему помешательству».

Беда в том, что мы в осознании опасностей такого рода очень сильно отстаем и от Запада, и от Востока, где вовремя осознали, что мир за последние сто лет очень усложнился, а сознание людей стало менее устойчивым – сдают свои позиции и религия, и традиции, и мораль. В поисках методов стабилизации сознания Запад резко расширил научные исследования – и сложности мира, и законов сознания и подсознания. Восток мобилизует свои культурные ресурсы – философию, литературу, осваивает и западные научные подходы. Достойный изучения пример – быстрое создание в Китае крупномасштабной индустрии кинематографии, продукция которой по своим техническим и эстетическим качествам не уступает голливудской и вытесняет ее с национального рынка. Видимо, в Китае не остались незамеченными высказывания американского военного исследователя Ральфа Петерса о том, что «оккупация иностранных государств в идеале должна начинаться с Голливуда и МакДональдса, а уже за ними могут следовать американский флаг и автоматные очереди».

А мы, увязнув в затянувшемся кризисе, не только не продвинулись вперед, но и растеряли те заделы, которые имели. Режим, установившийся в России после поражения СССР в холодной войне, стал исповедовать идеологию неолиберализма и глобализации в ее крайнем выражении, не думая о том, что Россия с ее огромными природными богатствами слишком велика, чтобы ее можно было интегрировать в периферию Запада. Поэтому для ее разрушения и превращения в бесструктурную зону глобального «пространства» неизбежно будут применяться особенно жесткие технологии, в том числе в сфере сознания.

Глобализация привела к взрывному развитию антисоциальной и антигуманной философии и морали, консолидировала ее носителей и выразителей. Россия переживает не просто взрыв преступности, жестокости и бессмысленного насилия. Длительный кризис многих сделал черствыми, заставил спрятаться в индивидуальной скорлупе. В сознание молодежи уже почти двадцать лет внедряются идеи социал-дарвинизма, который всегда отвергался русской культурой. И не только идеи, мировоззренческие установки и нравственный хаос, но и активная «практическая» алчность, жестокость, культ тупой силы.

Оборотной стороной социал-дарвинизма стало внедрение в России системы потребностей, несовместимых с жизнью страны и народа. Последние 20 лет граждане России были объектом небывало мощной пропаганды образа жизни западного общества потребления. Произошло «ускользание национальной почвы» из-под производства потребностей, и они стали формироваться в центрах мирового капитализма. По замечанию Маркса, такие общества можно «сравнить с идолопоклонником, чахнущим от болезней христианства» – западных источников дохода нет, западного образа жизни создать невозможно, а потребности западные. Эта культурная мутация стала одной из причин глубокого кризиса.

В российской элите под давлением ее западных «наставников» происходит интеллектуальный регресс, сдвиг от идей Просвещения к антирационализму и дологическому типу мышления. Доверие к самым абсурдным обещаниям, суеверные, антинаучные взгляды стали нормой общественной жизни. Произошла архаизация сознания образованных людей, многие из которых перестали различать главные категории, необходимые для принятия решений (например, категории цели, ограничений, средств и критериев), почти разучились оценивать масштаб проблем, что резко снизило способность общества к сопротивлению планам глобализации.

Неолиберальная волна во всем мире сопровождалась массированной дезинформацией населения. Людям показывали «витрину» мировой экономики, замалчивая тот факт, что растущий уровень благосостояния «метрополии» достигался за счет глобального перераспределения ресурсов и производимого богатства. В новой экономической философии хозяйственная жизнь представлялась только через «макроэкономические» показатели – движение денег и ценных бумаг. Потоки натуральных ценностей скрывались за этими показателями в интересах сообщества глобальных финансовых игроков. Перераспределение богатства между сильными и слабыми странами осуществляется с помощью резкого ослабления национального государства (обычно после затягивания его в долговую ловушку), приватизации и скупки всех видов национальных ресурсов, включая природные. Технологии системных операций против национальных экономик доведены до совершенства: с помощью финансовых махинаций страну доводят до кризиса, обесценивают ее предприятия, а затем скупают их по дешевке.

Так провоцировались кризисные волны, охватывавшие огромные регионы (кризис в Мексике 1994–1995 гг., ударивший по Латинской Америке, в Азии в 1997–1998 гг., затронувший и РФ, в Аргентине в 2001 г.). Все эти кризисы наносили тяжелый удар по населению, но одновременно позволяли кучке спекулянтов делать многомиллиардные состояния. Возникало множество предприятий с укладом почти рабского типа, а часть местных богатеев вливалась в новую глобальную элиту. После кризиса в Мексике там появилось 24 миллиардера, а после дефолта 1998 г. в России – 38.

Подрыв национальных государств и систем права уже привел к тому, что финансовые спекулянты могут безнаказанно разорять целые континенты и вывозить из разоренных стран сотни миллиардов долларов, обесценивая труд миллионов людей и не подпадая при этом ни под одну из статей уголовного кодекса. Экономические мародеры ведут геноцид оказавшихся незащищенными народов, подрывая условия всякой нормальной жизни.

Углубляется неравенство в мировом сообществе. Например, уровень жизни в Швейцарии сейчас превышает уровень жизни в Мозамбике в 400 раз, тогда как в начале XIX в. это соотношение было всего 5:1. Большую роль в этом «расслоении» стран в 70-80-е годы прошлого века сыграли навязанные странам-должникам «структурные» реформы по программе МВФ. По расчетам Центра исследований экономической политики (США), экономический рост в Бразилии и Мексике в 1980–2000 гг. мог бы быть в два раза выше, если бы они не соблюдали рекомендации МВФ. ТНК высасывают ресурсы периферии и приводят к обеднению большинства населения. В разрушенные слабые экономики сбрасываются структуры криминального бизнеса метрополий. Глобализация ликвидирует качественные различия в происхождении денег и, следовательно, различия между нормальной и преступной экономикой. Она легитимизирует такие сверхрентабельные виды бизнеса, как торговля наркотиками, человеческими органами, живым товаром. В этой обстановке почти любой бизнес приобретает большую или меньшую криминальную компоненту.

В процессе глобализации транснациональные корпорации действуют и против интересов граждан «своих» стран. В результате перемещения производств в страны с дешевой рабочей силой рабочие места в промышленности замещаются занятостью в сфере услуг с низкой оплатой и краткосрочным наймом. Происходит ликвидация среднего класса в странах метрополии. Раньше периферия мирового капитализма обладала достаточной емкостью, чтобы поглощать кризисы метрополии и оплачивать их за счет обеднения и архаизации жизни своего населения. В последние десятилетия эта емкость стала недостаточной, а ряд стран вырвался из долговой петли и «закрылся» от кризисов Запада. Какое-то время роль поглотителя кризисов играло лишенное экономического суверенитета постсоветское пространство, но и его «поглотительный потенциал» исчерпан. Поэтому неолиберальные социальные инженеры и разработали целый ряд методов сброса кризисов в «средний класс» метрополии. В Европе – после эпохи почти полного охвата трудящихся разными схемами социальной поддержки, – уже около трети занятых находится вне социально защищенной сферы.

Комментируя процесс уничтожения среднего класса в странах метрополии в процессе глобализации, А. И. Фурсов обращает внимание на превращение национального государства в корпорацию-государство, отмечая, что последнее представляет собой «властную заточку» гипербуржуазии против среднего класса, «киллера», которому этот класс заказали».

Топ-менеджеры в неолиберальной системе превращаются в особую касту, доходы которой определяются лишь принадлежностью к этой касте, а отнюдь не успехом предприятия. Появление касты топ-менеджеров, получающих огромные бонусы даже при убытках компании, мы наблюдаем и в России, в том числе в государственных (!) корпорациях.

В тяжелейшее положение попали «неудавшиеся» государства – те, которые не в состоянии контролировать свою территорию и гарантировать безопасность граждан, не могут поддержать господство закона, обеспечить права человека, эффективное управление, экономический рост, образование и здоровье своему населению. В этом списке около 30 стран. Но их положение связано прежде всего с изъятием ресурсов метрополией (сначала как из официально эксплуатируемых колоний, теперь экономическими методами). А. Кустарев перечисляет эти методы: «Масштабная и неразборчивая приватизация, создание правовой инфраструктуры, благоприятной для трансфера капитала, режим экономии под маской «структурных реформ» (излюбленная рекомендация МВФ) – все это ведет к застою и коррупции, большим социальным издержкам, экономическим потерям общества и нарастанию государственного насилия. Эта трактовка очень расширяет круг неудавшихся государств, относя к их числу… Россию, называя их «жертвами прихотливых потоков международного капитала» и подчеркивая, что они впадают в хронический кризис, именно «находясь под надзором международных финансовых институтов».

В таких странах не только крайне неблагоприятен инвестиционный климат, отсюда идет вывоз капиталов и сбережений. Так, около 40 % частных денежных средств Африки хранятся за ее пределами. Но это – удел не одной только Африки. Достаточно вспомнить, как бывший министр экономики Г. Греф оправдывал вывоз из России денег и замораживание их в американских банках в виде Стабилизационного фонда: «Стабилизационный фонд нужно инвестировать вне пределов страны для того, чтобы сохранить макроэкономическую стабильность внутри страны. Как это ни парадоксально, инвестируя туда, мы больше на этом зарабатываем. Не в страну!» Когда ему указывали, что это противоречит здравому смыслу, он отвечал, что деньги «должны изыматься из экономики и не тратиться внутри страны, или будет очень высокая инфляция, ну в полтора раза выше, чем сейчас, а это прямое влияние на инвестиционный климат, отрицательное влияние». Но это и есть полный хаос в сознании: если деньги инвестировать в страну нельзя, то зачем заботиться об инвестиционном климате?

Для глобализации нет своих стран, а есть всемирное племя-каста «новых кочевников» и всемирные туземцы. Произошел отход искателей денег от правовых норм, на которых держалось прежнее мироустройство, при котором человеческий род был организован в народы, а их права и обязанности, соединяющие людей в общества, были оформлены как национальные государства.

Врагом и объектом ненависти глобальных кочевников является любое национальное государство – кроме «империи золотого миллиарда». Для подрыва национальных государств они используют любые средства, самыми эффективными среди которых являются действия преступные. Важные политические функции выполняют разного рода «черные интернационалы». Во многих точках мира они подрывают структуры национальных государств, организуя мятеж-войны – чаще всего с псевдоэтническими и псевдорелигиозными идеологическими прикрытиями. Иногда поддержка, оказываемая им со стороны глобальных теневых сил, столь велика, что внутри государств образуются преступные анклавы, приобретающие признаки государственности. Этот вирус начинает быстро разрушать государство. Это мы видели в России на Кавказе и в Средней Азии. Эта же технология была эффективно использована и для разрушения СССР, на территории которого было создано несколько мятеж-войн, разожженных союзами политических и преступных группировок, получавших щедрое финансирование и оружие из-за рубежа.

Одним из орудий подрыва государства в России стало втягивание его в «большую коррупцию» в конце 80-х годов. Возникнув сначала в виде отдельных очагов, коррупция постепенно охватила весь государственный организм и начала его «разъедать». Коррумпированная часть развращает еще здоровую часть чиновничества быстрее, чем удается «вылечивать» пораженные участки. Зараза захватывает и значительную часть общества, так что продажность становится нравственной нормой. Коррупция превращается в самовоспроизводящуюся систему и вырабатывает механизмы, автоматически разрушающие те защитные силы, которые может собрать для борьбы с нею государство. Пораженная коррупцией часть чиновничества смыкается с преступным миром, чтобы сообща и целенаправленно растлевать, подкупать и подчинять как раз те органы государства и общества, что должны обеспечивать их безопасность – судебную систему и прокуратуру, органы госбезопасности, прессу и представительную власть.

Второе, менее страшное, но не менее тотальное изменение государства – безудержный рост раковой опухоли бюрократии при одновременном падении ее квалификации и ответственности. Это – верный признак утраты свойств национального государства и превращения его в «корпорацию». В бедных постколониальных странах принадлежность к государственной бюрократии часто была единственным способом добиться хотя бы небольшого материального благосостояния. Это приводило к тому, что бюрократический аппарат многократно разбухал относительно реально выполняемых им функций и в то же время превращался в замкнутую сословную корпорацию, главной функцией которой становилось обеспечение собственных интересов. Как правило, это сразу требовало национальной измены – бюрократия становилась внешним управляющим «золотого миллиарда» по изъятию из страны жизненно важных ресурсов.

Глобализация перенесла отработанные в «неудавшихся» государствах Африки механизмы в развитые страны. «Серые зоны» постепенно расширяются и в метрополии где все больший процент населения оказывается, по выражению бывшего премьер-министра Франции Э. Баладюра, «в зоне неправа» – и в то же время разбухает госаппарат. Это стало важной проблемой ЕС. Европейская бюрократия изымает у национальных государств-участников их функции, но сама обеспечить их выполнение не может, изобретая свои «наднациональные» обязанности. В результате, как пишут наблюдатели, в Европе возникает «пустое пространство с дефицитом суверенитета». Это и есть «зона неправа».

Но гораздо хуже положение в России, где в результате «реформ» произошло многократное разбухание чиновничьего аппарата относительно его функций. Если в государственном аппарате управления СССР было занято 16 млн. человек (около 80 % усилий которых было направлено на управление народным хозяйством), то в результате «реформ» число чиновников в госаппарате России выросло до 17 млн., при этом хозяйством они уже не управляют (90 % его приватизировано), а населения в РФ вдвое меньше, чем в СССР. Второй процесс – превращение государства во «внешнего управляющего» – скрыт от постороннего глаза, но многие косвенные признаки говорят, что масштабы его весьма велики.

Резюмируя угрозы, которые несет человечеству новый мировой порядок, выделим наиболее тревожные глобальные процессы.

Первый – это перестройка массового сознания и мировоззрения посредством жесткого воздействия современных средств манипуляции всей духовной сферой человека с применением информационных и социально-культурных технологий. Это – мировая информационно-психологическая война. В ходе ее было достигнуто разрушение культуры солидарности, широкое внедрение культа денег и социал-дарвинистских стереотипов в представления о человеке и обществе. Людей приучали мыслить в категориях безнадежности и безысходности, прививали чувство апатии и безразличия, в результате чего способность больших масс населения к сопротивлению и самоорганизации была резко снижена.

Второй – это ослабление или разрушение национальных государств с перехватом их легитимности и компетенции транснациональными корпорациями, транснациональными преступными синдикатами, наднациональными органами и организациями, подконтрольными Западу. Этот процесс должен вести к концентрации контроля над финансовыми, военными и информационными ресурсами у одной цивилизации (Запада) и образованию одной гиперимперии, США. Запад делегирует ей полномочия мирового жандарма, судьи и палача, насилие которого становится легитимным в глобальном масштабе. В результате, по замыслу архитекторов цивилизации каннибалов, должно возникнуть мироустройство по типу «неоантичности» – новый языческий Рим с его центурионами-менеджерами и легионами «экономических убийц» и «психологических диверсантов» следил бы за порядком в огромном глобальном ГУЛАГе, где трудился бы «внешний пролетариат», обеспечивающий средствами жизни и комфорта интернациональную расу неокочевников – господствующего глобального меньшинства, не привязанного ни к какой территории или национальной культуре.

Третий – это мировая экономическая война, в которой применяются средства создания в национальных экономиках и социальной сфере управляемого хаоса. Это парадоксальное понятие предполагает, что в хаос превращается экономическая жизнь стран и культур жертв этой войны. При этом сами агрессоры, управляющие этим экономическим оружием, держат хаос в стане противника под контролем, для них он является целенаправленно созданным особым порядком. Этот новый вид боевых действий подробно описан одним из его разработчиков Стивеном Манном, который лично участвовал в создании многих очагов управляемого хаоса в разных точках мира (в том числе в СССР). Он прямо называет «усиление эксплуатации критичности» и «создание хаоса» инструментами обеспечения национальных интересов США. В качестве наиболее эффективных механизмов «создания хаоса» он называет «содействие демократии и рыночным реформам» и «повышение экономических стандартов и ресурсных потребностей, вытесняющих идеологию». Ещё в 1992 г. С. Манн предложил модель, построенную на аналогии между государством и компьютерной системой. В этой модели любая страна ассоциируется с «железом», а политическая культура и идеология – с программным обеспечением. Для «смены режима» не нужны ни оккупация, ни бомбардировки – достаточно внедрить в «компьютерную систему» вредоносную программу…