Читать книгу Координация экономической деятельности в российском правовом пространстве - Коллектив авторов - Страница 5

1. Особенность координации экономической деятельности заключается в необходимости установления основания подчинения координируемых субъектов (координантов) воле координирующего субъекта (координатора), поскольку особенность данной социальной системы заключается в формировании последним определенной модели поведения на рынке подчиненных субъектов. Подобная конструкция совершенно не характерна для гражданско-правовых отношений. Она, как верно было указано В.С. Емом, нетипична «для гражданско-правового регулирования, так как по общему правилу в гражданском обороте субъекты самостоятельны и независимы друг от друга и поэтому не могут непосредственно участвовать в формировании воли контрагента»[10].

В литературе указывается на то, что отношения управления могут иметь как горизонтальный, так и вертикальный характер. В первом случае в качестве примера приводятся отношения в полном товариществе и случаи представительства (то есть фактически корпоративная и договорная координация, соответственно). Во втором случае содержание вертикальных отношений рассматривается как особый вид управленческой деятельности, целью которого «является упорядочение (координация) деятельности физических лиц, их объединений в различных формах, а также искусственных образований – юридических лиц, направленное на реализацию (удовлетворение) различного рода интересов (генеральная цель, сущность управления)»[11]. Другие авторы считают, что практическое выделение горизонтального и вертикального управления не имеет существенного значения, поскольку, например, в корпоративных структурах отношения управления представляют собой сложную переплетенную систему вертикальных и горизонтальных связей[12].

Вместе с тем, когда в процессе изучения структуры управления ведется речь о «вертикальных» отношениях, то практически во всех случаях имеется в виду не «вертикальность» отношения, определяемая структурой рыночного положения субъектов такого отношения, используемая конкурентным правом (поставщик – покупатель; заказчик – исполнитель), а особая разновидность субординационного отношения, содержащего в себе элемент властных правомочий.

Координация (от лат. со (сит) – совместно и ordinatio – упорядочение) означает согласование, сочетание, приведение в порядок, в соответствие (действий, понятий, составных частей чего-либо), установление целесообразного соотношения между какими-нибудь действиями, явлениями[13]. Основу всякой координации как разновидности целенаправленной деятельности в самом общем виде составляет либо процесс согласования действий самими лицами, либо процесс согласования деятельности координируемых лиц другим лицом – координатором (третьим лицом). Содержание координации экономической деятельности третьим лицом, в частности, заключается в приведении хозяйственной деятельности координантов (координируемых лиц) в соответствие с чьими-либо интересами. Особенность координации экономической деятельности состоит в том, что направленность (цель) координации может преследовать интересы не только координируемых лиц, но, кроме этого, и самого координатора, а также и иных лиц. В том числе координация может осуществляться в интересах всех лиц, принимающих в ней участие (как координатора, так и координантов).

Строго говоря, отношения координации пронизывают собой всю ткань гражданского права, поскольку именно они являются основным способом реализации принципа диспозитивности. Вся система гражданско-правовых договоров основывается на отношениях координации. Именно по этой причине в литературе координации придается значение «горизонтальных отношений»[14]. В.Ф. Яковлев указывает, что «отношения, регулируемые частным правом, являются отношениями горизонтального типа, координации, а не субординации их участников, поскольку они не подчинены друг другу. Предписания в частном праве являются преимущественно диспозитивными, т. е. они оставляют за участниками отношений определенную свободу выбора. По своему содержанию нормы частного права являются преимущественно дозволительными нормами. На основе этих норм участники отношений приобретают субъективные права и связанные с ними обязанности»[15]. Таким образом, в основе координации как специфического гражданско-правового отношения всегда лежит волесогласование вне зависимости от правовой формы его установления (договорной или корпоративной).

2. Всякое соглашение в гражданском обороте основывается на различных интересах его сторон. В хозяйственной сфере в большинстве случаев в основе действий хозяйствующих субъектов лежат экономические интересы. И в некоторых случаях эти интересы диктуют разрозненным субъектам рынка необходимость в объединении своих хозяйственных действий, их согласовании, приведение их в соответствие с реальной рыночной ситуацией с учетом того, что эффективность их совместной согласованной деятельности будет значительно выше, чем результаты их автономных действий. Эффективность согласованной деятельности находится в прямой зависимости от уровня профессиональной компетенции координатора такой деятельности. По этой причине хозяйствующие субъекты, автономная деятельность которых нуждается в дополнительном согласовании, делегируют функции координации своей хозяйственной (экономической) деятельности профессиональному участнику хозяйственного оборота, имеющему специальные навыки и средства для наиболее эффективного регулирования взаимодействия этих хозяйствующих субъектов на рынке.

Когда координация экономической деятельности осуществляется в отношении субъектов, действующих на различных уровнях каналов товарораспределения (производитель – переработчик – поставщик – оптовый продавец), она потенциально не опасна для состояния конкурентной среды на таком рынке. В подобном соглашении, имеющем признаки «вертикального» соглашения, согласование действий не имеет признаков правонарушения, что и послужило основанием для введения законодателем в составе третьего антимонопольного пакета данного исключения из определения координации экономической деятельности в п. 14 ст. 4 ЗоЗК.

Однако если координация экономической деятельности, которая по содержанию представляет собой не один из видов одномоментного согласования действий[16], отличительной чертой которого является собственно процесс совершения соглашения (consensus), как это происходит при заключении договоров, а специальный вид деятельности, совершаемой систематически на протяжении определенного интервала времени[17], результатом которого является осуществление координируемыми субъектами согласованной рыночной политики, то именно такая координация и представляет собой наибольшую опасность для конкуренции и должна расцениваться в качестве разновидности правонарушения.

В этом отношении координация экономической деятельности, полностью соответствующая одновременно всем признакам, поименованным в ее легитимной дефиниции (п. 14 ст. 4 ЗоЗК), встает в один ряд с иными антиконкурентными действиями, такими как картельные соглашения, согласованные действия, и сделками по экономической концентрации. Единственным признаком координации экономической деятельности, осуществляемой третьим лицом, отличающим ее от картелей и согласованных действий, является то, что она реализуется не самими хозяйствующими субъектами, а координатором, что в некоторых случаях может замещать собой необходимость заключения картелей и не обладать признаками согласованности действий. Именно фигура «третьего лица» делает необходимым установление в отношении него специальных требований, касающихся его вхождения в одну группу лиц с координируемыми субъектами и неосуществления им деятельности на одном рынке с ними. Принцип данного правоустановления вполне ясен: хозяйственные интересы координатора (третьего лица) не должны пересекаться или совпадать с экономическими интересами координируемых им субъектов. Иное положение потенциально может нанести вред конкуренции.

Возможность координатора как частноправового субъекта влиять на осуществление рыночной политики координируемых субъектов, также являющихся частноправовыми субъектами, входит в противоречие с принципами равенства участников гражданско-правовых отношений, недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в частные дела, необходимости беспрепятственного осуществления гражданских прав (п. 1 ст. 1 ГК РФ), а также с принципом автономии воли, предполагающим свободное приобретение и осуществление гражданских прав частноправовыми субъектами своей волей и в своем интересе (п. 2 ст. 1 ГК РФ). Практически единственным возможным основанием для приобретения координатором права на осуществление координации является взаимное соглашение с ним контролируемых субъектов, базирующееся на принципе свободы договора.

3. Основная проблема при правоприменении категории «координация экономической деятельности» заключается в различном содержании понятия «координация» как экономического и правового явления.

С правовой точки зрения «координация» есть способ правового воздействия на отношения координируемых субъектов, базирующийся на их согласованной воле и представляющий собой внутреннее свойство системы их правоотношений. В этом смысле координация (как признак частноправового отношения) представляет собой способ внутренней самоорганизации своих отношений субъектами частного права. Координация как способ правового воздействия на отношения частноправовых субъектов отличается от иных способов воздействия несколькими признаками: 1) она основывается на четких нормативно-правовых или договорных предписаниях, реализованных в виде прав и обязанностей субъектов правоотношения; 2) эти предписания обладают признаком обязательности, поскольку они олицетворяют собой либо волю, властным образом установленную и санкционированную государством, либо волю самих субъектов координационных отношений; 3) нормы, на которых базируется координация, действуют системно, являясь частью правовой системы; 4) их реализация обеспечена силой государственного принуждения[18].

С экономической точки зрения «координация» является разновидностью деятельности координатора по согласованию рыночной политики и экономической деятельности координируемых субъектов (координантов). В данном случае координация должна рассматриваться как способ экономического воздействия воли координатора на действия координантов. В такой модели координация представляется как совокупность автономных отношений координатора, существующих раздельно с каждым из координантов, независимо друг от друга. При этом координируемые субъекты совершенно не обязаны знать, что они действуют скоординировано, поскольку в некоторых моделях координации экономической деятельности она осуществляется координатором исключительно в своих коммерческих интересах (например, при дистрибьюции). В этом смысле (как признак экономического отношения) координация представляет собой способ внешнего воздействия на экономическую деятельность хозяйствующих субъектов со стороны третьего лица.

Дефиниция понятия «координация экономической деятельности», содержащаяся в ЗоЗК, накладывает на нее ограничения именно в ее втором (экономическом) значении. Однако с точки зрения существующей парадигмы гражданско-правового регулирования невозможно обосновать возникновение у координатора властных правомочий управления координантами. Единственным обоснованием возможности формирования властных правомочий на стороне координатора является договор между ним и координируемыми субъектами. При этом воля последних может быть взаимно согласована (агентские соглашения, координация в рамках саморегулируемой организации), а может и не приниматься во внимание координатором (дистрибьюторские соглашения, франчайзинг, 100 %-е дочерние общества в структуре холдинга). Главным фактором, позволяющим осуществлять координацию экономической деятельности, является делегация координируемыми субъектами властных правомочий управления координатору.

4. Координация экономической деятельности как способ внешнего воздействия на поведение хозяйствующих субъектов основывается не столько на координации как способе внутреннего правового воздействия, сколько на совершенно ином по правовой природе способе экономического воздействия в виде управления, основанием для которого является не координация, а субординация, базирующаяся на принципе иерархии и подчинения по старшинству властных правомочий, которым в соответствующем управленческом отношении соответствуют обязанности исполнения координируемыми субъектами управленческих распоряжений координатора. Деятельность координатора по согласованию рыночного поведения хозяйствующих субъектов, базирующаяся на делегированных ему распорядительных правомочиях, является разновидностью управленческой деятельности, которая, по замечанию Г.В. Атаманчука, представляет собой «целеполагающее… организующее и регулирующее воздействие людей на собственную… жизнедеятельность, осуществляемое как непосредственно (в формах самоуправления), так и через специально созданные структуры»[19].

Следует акцентировать внимание на том, что согласование действий субъектов может осуществляться двумя основными путями. Во-первых, посредством прямого взаимосогласования (непосредственно), что имеет место во всех случаях договорного регулирования отношений субъектов частного права и в корпоративных отношениях, базирующихся на договоре. Во-вторых, путем согласования действий субъектов извне (государством или третьим лицом, то есть опосредовано). Но в любом случае упорядочение поведения хозяйственных субъектов осуществляется в гражданском обороте на основе координации: только в первом случае – посредством самоорганизации их взаимодействия, а во втором случае – через управленческое воздействие на волевые компоненты экономической деятельности путем субординации, выстраиваемой на основе властных правомочий управляющего субъекта.

Наибольший интерес представляет собой правовая природа данных властных правомочий. В литературе власть характеризуется как взаимосвязь между субъектами, в процессе которой в силу различных причин добровольно (осознанно) или по принуждению управляемым признается верховенство воли управляющего, а также формируемых последним целевых, нормативных установлений, в соответствии с которыми управляемый обязан совершать те или иные поступки и действия[20]. Специфика любой власти определяется распределением и использованием властных правомочий. Всякая власть должна рассматриваться как ограничение свободы воли, при котором воля одного лица имеет преимущество перед волей другого лица. В случае государственной власти верховенство воли не персонифицировано, публичная власть не связана ни с хозяйственным господством, ни с необходимостью исполнения обязанностей в обязательстве.

В отличие от публичной власти власть частная имеет сугубо персонифицированный характер. Верховенство воли управомоченного лица в частной власти определяется наличием у него частноправовых властных правомочий, составляющих содержание гражданско-правовых отношений, которые в соответствии с предметом гражданского права (п. 1 ст. 2 ГК РФ) могут быть трех видов: 1) правомочия собственности и приравненных к ним прав; 2) корпоративные правомочия (участия и управления корпоративными организациями); 3) обязательственные правомочия, составляющие содержание договорных и внедоговорных обязательств. Верховенство воли управомоченного лица над иными лицами, связанными с ним подвластными отношениями (как абсолютными (например, корпоративными), так и относительными (например, обязательственными)) в сфере частного права основывается на категории «правомочие», как составном элементе субъективного права, содержание которого соответствует содержанию права требования в обязательственном отношении и предоставляет управомоченному лицу правовую возможность требования от подчиненного лица следовать руководящим указаниям управомоченного лица, то есть, фактически, исполнять его распоряжения.

Такое властное правомочие составляет основу всякой частноправовой субординации, главным критерием которой является признак подчиненности воли (интересов) управляемого лица воле управляющего. Частноправовое властное правомочие существеннейшим образом отличается от публичных властных полномочий именно тем, что оно реализуется в рамках сугубо гражданско-правового, а не публичного правоотношения. Однако между частноправовой и публичной субординацией имеется одно сходство, которое может привести к неверной квалификации субординации как способа сугубо публично-правового воздействия[21]. Это сходство определяется наличием в любом виде власти юридической конструкции категории «компетенция», которая даже самыми авторитетными исследователями методологических аспектов применения частного права рассматривается в качестве категории публичного права. В.Ф. Яковлев, раскрывая содержание административно-правового регулирования, указывает, что «…компетенция – категория, присущая лишь тем отраслям права, которые регулируют отношения властно-организационного содержания»[22].

Однако не вполне ясно, что именно может явиться препятствием для частноправовой организации отношения «властно-организационного содержания»? Ведь сама по себе структура иерархии корпоративного управления базируется на субординационных началах, в основании которых лежит признак компетенции каждого из органов управления юридического лица, закрепленный в законе и отраженный в содержании учредительных документов корпорации. Кроме того, корпоративные отношения (участие и управление корпоративной организацией) включены Гражданским кодексом РФ в предмет гражданского права[23]. Следовательно, категория «компетенция» не является исключительным признаком отраслей права, регулирующих отношения властно-организационного содержания, как на это указывает В.Ф. Яковлев, а представляет собой общий критерий субординации как способа правового воздействий на отношения субъектов права вне зависимости от предмета этих отношений. Таким образом, субординационное начало может присутствовать, в том числе, и в гражданско-правовых отношениях, ярким примером чего могут служить корпоративные отношения, субъекты которых могут не только влиять на волю юридического лица, но и подчинять себе волю других членов корпорации, например, оставшихся при голосовании в меньшинстве[24]. Специфика частноправовой субординации в корпоративной организации в большинстве случаев определяется не наличием договорного обязательства, обязывающего подчиненное лицо следовать распоряжениям или подчиняться воле управомоченного лица, а является следствием «функционирования акционерной собственности…связи между сособственниками имущества к опосредованной сложноструктурной вертикальной (субординационной) модели права собственности… В основе отношений собственности в этом случае лежат отношения зависимости (и определенной степени подчинения) участников, могущие выражаться не только в вертикальных, но и в диагональных связях»[25].

5. Таким образом, необходимо сделать вывод, что категория «компетенция» не может быть имманентна отраслевому предмету правового регулирования, так как она является основанием возможности применения субординации как специфического способа правового воздействия, реализуемого через осуществление властных правомочий. При таком подходе вполне понятным становится соотношение правовых категорий «компетенция» – «полномочие» – «правомочие».

«Компетенция» – это содержательный элемент нормативного или индивидуально-правового средства-установления, регламентирующий содержание и объем властных правомочий (полномочий) для уполномоченного лица, а также порядок их реализации. Компетенция может быть установлена диспозицией нормы права, условиями договора либо учредительными документами корпоративной организации. Компетенции обладают существенной особенностью – они обязательно имеют в своем содержании властные элементы, то есть заключают в себе способ организационного воздействия на волю других субъектов, позволяющий при их реализации осуществлять управляющее воздействие на основе субординации (подчинения воли).

«Правомочие» – это элемент состава субъективного права. В зависимости от содержания субъективного права комплексы правомочий различны. В праве собственности различаются правомочия владения, пользования и распоряжения. В обязательстве – правомочие требования и правомочие на односторонние действия (секундарное правомочие). В корпоративном отношении – правомочие участия и правомочие управления. Признаки власти присутствуют в каждом виде субъективного права: в праве собственности властный компонент содержится в правомочии распоряжения (владельческая власть); в обязательстве – в правомочии требования (подчинения кредитора); в корпоративном отношении – в правомочии корпоративного управления. Таким образом, соотношение категорий «компетенция» и «правомочие» совершенно аналогично соотношению позитивного и субъективного права. Эти категории являются элементами различных стадий механизма правового регулирования. Компетенции содержатся в нормативных и индивидуальных средствах правового регулирования, а правомочия являются элементами структуры конкретного правоотношения (субъективное право).

«Полномочие» – это властное правомочие, то есть такой вид правомочия, который заключает в себе способ субординационного воздействия на подчиненное лицо. Категории «правомочие» и «полномочие» соотносятся как общее и частное. Полномочие как властное правомочие представляет собой компетенцию, реализованную управомоченным субъектом через свою правосубъектность в конкретном правоотношении. Такой подход поддерживается литературой. Например, Д.В. Ломакин замечает, что «компетенция органа общества неразрывно связана с правоспособностью самого хозяйственного общества… компетенция выступает правовым средством, с помощью которого права и обязанности хозяйственного общества – юридического лица преобразуются в полномочия его органов»[26]. Частноправовые компетенции и возникающие на их основании властные правомочия в отличие от публичных обладают рядом особенностей: 1) они могут устанавливаться не только императивно, но и диспозитивно; 2) они реализуются в гражданско-правовом отношении между юридически равными друг другу субъектами.

В этом отношении представляется неверным подход, отрицающий правовую природу полномочий как разновидности субъективного права. Эта позиция связана с тем, что в гражданском обороте категория «полномочие» рассматривается как элемент представительства, создающий возможность осуществлять субъективные права и обязанности другого лица, действовать с правовым результатом как для представляемого, так и для третьего лица[27]. Полномочие рассматривается в доктрине как «власть представителя непосредственно управомочивать или обязывать самого принципала своими сделками»[28], но при этом ей отказывается в возможности быть расцененным в качестве какого-либо права в субъективном смысле.

Следует согласиться с имеющейся критикой мнения О.А. Красавчикова, согласно которому полномочие является субъективным правом, которому противостоит обязанность представляемого принять на себя все юридические последствия действий представителя[29]. В.А. Рясенцев справедливо указывал, что полномочие не является субъективным правом, так как полномочию не соответствует чья-либо обязанность, полномочие нельзя нарушить как субъективное право и полномочие не порождает права на иск[30]. Наиболее близко к разрешению вопросов соотношения категорий «правомочие» и «полномочие» подошел К.И. Скловский, который сделал акцент на непосредственной связи категории «полномочие» с правосубъектностью лиц в представительском отношении. Он, в частности, указал, что полномочие в отличие от субъективного права не может быть передано ни в порядке цессии, ни в порядке традиции, что подтверждается правилами о передоверии, в соответствии с которыми передоверие полномочий не прекращает полномочий у представителя; субъективное право является мерой возможного поведения, а границы полномочия в отдельных случаях установить практически невозможно (полномочия законного представителя практически совпадают в объеме с правоспособностью представляемого)[31].

Представляется, что «полномочие» при представительстве действительно представляет собой специфическую модель делегации элемента правосубъектности представляемого представителю в виде передачи ему части личной дееспособности с целью представления своих интересов в гражданском обороте через третье лицо. В этом смысле в отношениях представительства (например, в случае выдачи доверенности) говорить о наличии гражданско-правового отношения представительства (то есть наличия прав у представителя и обязанностей, соответствующих этим правам, у представляемого) не верно. Именно поэтому такое «полномочие» не может быть расценено как субъективное право.

Однако в управленческом отношении, основу которого составляет частноправовая власть, категория «полномочие» приобретает совершенно иное содержание. В данном случае полномочие должно расцениваться в качестве элемента субъективного права, аналогичного правомочию требования в обязательственном правоотношении. «Полномочие» может быть реализовано не только в рамках обязательства, но также и в рамках корпоративного правоотношения. В этом случае оно приобретает черты правомочия управления, являющегося конституирующим элементом всякого корпоративного отношения (см. абз. 1 п. 1 ст. 2 ГК РФ).