Читать книгу Координация экономической деятельности в российском правовом пространстве - Коллектив авторов - Страница 6

1. Координация экономической деятельности становится возможной только в силу наличия действительных властных правомочий у координатора. Но не эти правомочия лежат в основе процесса координации как разновидности частноправового управления. Координация как способ управления «горизонтальна», поскольку она может существовать только между равными субъектами и опираться на принцип учета баланса интересов каждой из сторон координационного отношения. При этом совершенно не существен правовой статус субъектов координации: ими могут быть не только частноправовые, но также и публично-правовые субъекты (например, прямая координация деятельности между министерствами в рамках работы Правительства РФ).

Субординация как способ правового воздействия должна базироваться на властном подчинении, так как ее основным «движущим» элементом является властное правомочие. Наличие властной вертикали определяет субординацию как «вертикальный» способ правового воздействия.

Связь субординации и управления является прямой. Поскольку управление как способ организационного воздействия пронизывает собой любые социальные отношения вне зависимости от их объекта и отраслевой принадлежности, постольку и субординация как способ правового воздействия может использоваться не только отраслями публичного права, но в равной мере также и частноправовыми отраслями права. В этом отношении представляется не вполне верным мнение, согласно которому «координатор обладает над участниками координируемой им группы хозяйственной властью, добровольно признаваемой этими участниками в силу экономического интереса»¹. Представляется, что властные правомочия координатора имеют лишь организационный характер, обеспечивающий согласование хозяйственной деятельности, а собственно хозяйственная власть не является содержанием управленческого отношения при координации экономической деятельности[32].

Субординация как способ правового воздействия (независимо от отраслевой принадлежности отношения) обладает рядом общих специфических признаков, присущих каждому способу правового воздействия, которые состоят в следующем: 1) основанием субординации являются властные компетенции, регламентированные нормативным или индивидуальным актом правового регулирования (нормами права, договором, корпоративным актом и т. д.); 2) субординация предполагает обязательность подчинения обязанного субъекта властным распоряжениям уполномоченного лица; 3) субординация предполагает наличие определенной системы распределения и использования властных правомочий в отношениях между управляющим лицом и подчиненным; 4) исполнение властных распоряжений подчиненным лицом обеспечено специальной системой принуждения, содержание которой непосредственно зависит от основания субординации и состава властных компетенций (от мер государственного принуждения до мер организационной или дисциплинарной ответственности).

Согласно словарю иностранных слов субординация (от лат. sub – под + ordinatio – приведение в порядок) есть система служебного подчинения младших старшим, основанная на правилах служебной дисциплины[33]. Однако признак «служебного подчинения» не является основным критерием субординации. Она основывается на реализации властных правомочий различной природы (публичных или частноправовых), определяющих зависимость деятельности «младшего» (обязанного) субъекта от волеизъявления «старшего» (управомоченного). Квинтэссенцию субординации составляет подчинение зависимого лица воле властного субъекта, так как она сочетает в себе одновременно всю программу субординационной модели управления от формирования цели управленческого решения и выдачи властных распоряжений уполномоченным лицом до обязанности исполнения данных поручений подчиненным субъектом и применением к нему мер ответственности за неисполнение данных поручений.

Субординация выступает в качестве способа правового регулирования, включающего в себя различные стадии механизма правового регулирования: 1) нормы права (либо условия соглашений или решения собраний); 2) правосубъектность лиц, составляющих субъектный состав системы отношения субординации; 3) юридические факты, включая сделки как правовые средства-установления, служащие предпосылкой возникновения правоотношения между субъектами в субординационной системе; 4) собственно правоотношение между уполномоченным лицом и подчиненными субъектами (управленческое правоотношение); 5) акты реализации прав по осуществлению управляющего воздействия уполномоченным лицом и исполнения обязанностей подчиненным ему субъектом; 6) в данный способ правового регулирования в качестве факультативного элемента могут включаться меры принудительного воздействия на подчиненное лицо в случае, если оно не исполняет властные распоряжения уполномоченного субъекта, предусмотренные нормативными или индивидуальными правовыми средствами-установлениями.

Нетрудно заметить, что при таком подходе к содержанию категории «субординация» совершенно точно выстраивается система ее соотношения с категорией «управление», которое в этом случае должно расцениваться в качестве процесса (совершения действия в качестве акта реализации властных правомочий) в виде реализации уполномоченным лицом властных правомочий по осуществлению управляющего воздействия в отношении подчиненного субъекта. Таким образом, субординация должна квалифицироваться как способ управляющего воздействия, в виде осуществления процесса управления лицом, которое на основании нормативных или индивидуальных средств-установлений обладает правом выдачи властных распоряжений в отношении подчиненного субъекта в рамках управленческого правоотношения.

Интересно, что именно так, в большинстве случаев, в литературе и квалифицируется управление. Одними авторами оно расценивается как процесс, опосредующий «деятельность руководителя, состоящую в реализации определенных функций управления с целью обеспечения максимальной или требуемой эффективности управляемого процесса»[34]. Другие акцентируют внимание на том, что управление представляет собой «процесс реализации норм (в широком понимании), в соответствии с которыми распределены властные полномочия в определенной системе управления; осуществлении полномочий (действий) конкретными носителями власти (субъектами управления) в виде основных функций управления (прогнозирования, планирования, организации, мотивации, анализа, контроля) и связующих процессов (коммуникации и принятия решений)»[35].

Таким образом, основу любой субординации составляет властное правомочие. Отличие же публичной субординации от частноправовой заключается не в специфической природе управления и не в субъектном составе субординационного отношения (публичные субъекты права или частноправовые субъекты), а в основаниях установления властных правомочий. Если властные полномочия следуют из императивных норм позитивного права, то субординация, базирующаяся на основе таких правомочий, опосредует публичную модель управленческого отношения, реализующуюся в рамках административного правоотношения между субъектами, стоящими на различных уровнях иерархии системы публичной власти. Но если основанием установления властных правомочий являются диспозитивно согласованные условия содержания договоров или корпоративных актов (например, корпоративный договор, устав корпорации), то формируется частноправовая модель субординации, управленческое воздействие в которой осуществляется в рамках специального организационного правоотношения между равными (горизонтальными) субъектами права. Ярким примером такой модели и является координация экономической деятельности хозяйствующих субъектов третьим лицом.

Однако сведение содержания категории «управление» только к процессу реализации прав в управленческом правоотношении (то есть к процессу управленческой деятельности) оставляет «за бортом» целевые характеристики такого действия. Это наиболее ярко можно продемонстрировать как раз на примере координации экономической деятельности. Ее целью является «согласование действий хозяйствующих субъектов». Такое согласование (координация) достигается путем формирования координатором автономных целевых установок для каждого из координируемых субъектов. Эффективность результата согласования действий различных субъектов рынка связана не столько с их экономической деятельностью на рынке, сколько с качеством управленческих решений, принимаемых координатором и реализуемых им в процессе управленческой деятельности.

Субординацию как способ реализации управленческой модели взаимодействия между субъектами необходимо отличать от управления как вида экономической деятельности, которая, строго говоря, управлением как таковым не является, например, от доверительного управления имуществом, совместной деятельности товарищей в простом товариществе, иной совместной деятельности, основанной на соглашениях частноправовых субъектов (соглашения о взаимодействии; соглашения о совместной деятельности и т. п.). В литературе такие модели отношений до настоящего времени рассматриваются в качестве частноправовых моделей управления (то есть практически в качестве субординационных систем отношений)[36]. Однако иные авторы в подобных отношениях признают ведущее значение за координационной, а не за субординационной составляющей, подчеркивая, что такие договоры направлены на достижение общей цели[37], на организацию совместной деятельности по достижению определенного результата[38] и т. д. В этих случаях управление предстает как вид экономической (хозяйственной) деятельности, а не в качестве способа реализации властных правомочий, поскольку в таком отношении властные правомочия попросту отсутствуют. Совместная деятельность представляет собой классический пример реализации координационной модели взаимодействия, в которой категория «управление», если она используется, то употребляется в совершенно ином значении: это не процесс деятельности по реализации властных правомочий (от «управлять» в значении направлять ход, движение чего-либо, руководить действиями кого-либо[39]), а показатель самофункционирования системы, организованной на основе координации как способа правового воздействия на отношения ее сторон (в значении «управление» как функция организованных систем, обеспечивающая сохранение их определенной структуры, поддержание режима деятельности[40]).

2. Как справедливо отмечается в литературе, «любая организованная человеческая деятельность предполагает, что существуют объект управления (то, чем управляют) и субъект управления (тот, кто управляет)»[41]. Перечень критериев можно было бы продолжить: с какой целью управляют, каким образом, в каком порядке и т. д. Таким образом, управление должно рассматриваться как система, а не только в качестве процесса деятельности.

Вместе с тем, процесс управления является сугубо деятельностной категорией. Управление всегда представляется как активные действия управомоченного субъекта. Управление путем бездействия просто немыслимо. Поэтому когда речь идет о «системе управления», то имеется в виду не система действий управомоченного лица по реализации властных правомочий, а структура и соотношение различных элементов, составляющих такую систему: ее цели, объекты и содержание. Представляется, что когда используется термин «система управления», то в правовом аспекте в качестве такой системы должно признаваться управленческое правоотношение, основными элементами которого в широком смысле являются: 1) основание правоотношения (нормативное или индивидуально-правовое средство-установление, содержащее в своих условиях программу правоотношения (содержание и соотношение прав и обязанностей его субъектов)); 2) субъектный состав (управомоченное лицо и подчиненный(ые) субъект(ы)); 3) объектный состав (модель поведения – управление).

Необходимо отметить, что в советский период признание управления в качестве элемента системы предмета гражданского права представляло серьезную проблему. Даже проф. О.А. Красавчиков, предпринявший в 1966 году попытку обосновать необходимость квалификации организационного отношения в качестве разновидности гражданско-правовой связи[42], отождествлял процессы организации и управления и указывал, что организационная деятельность есть разновидность деятельности управленческой, но оговаривался, что данная формула правильна лишь в той части, которая представляет собой интерес для науки государственного и административного права, поскольку понятие «организация» существенно шире понятия «управление»[43]. Существовавшая в советский период парадигма невозможности отношений субординации в составе предмета гражданского права в значительной степени ограничивала возможности распространения применения гражданского права ко многим группам отношений. С другой стороны достаточно проблематично представить себе, чтобы в советский период времени практически была бы возможна для использования модель координации отношений двух хозяйствующих субъектов третьим лицом, которое не имело бы отношения к органам государственной власти.

Проблема организационных отношений являлась и до сегодняшнего дня является предметом серьезной научной полемики, связанной, в первую очередь, с трудностью дифференциации предмета этих отношений в системе гражданско-правового регулирования, поскольку этот вид отношений невозможно отнести ни к имущественным, ни к личным неимущественным отношениям субъектов гражданского оборота. Несмотря на то, что в советский период отрицалось признание организационных отношений в качестве элемента предмета гражданско-правового регулирования, и они расценивались лишь как «предпосылка возникновения имущественных отношений»[44], исключающая возможность рассматривать организационные отношения в качестве части предмета гражданско-правового регулирования[45]и признающая их практическое отсутствие[46], вместе с тем, в тот же период времени сформировалась достаточно большая группа сторонников концепции организационных отношений[47], многие из которых рассматривали эти отношения в плоскости трудовых отношений[48] и отношений в сфере колхозного права[49].

В основе классификации гражданско-правовых договоров лежит признак, определяющий содержание правовой связи, возникающей в силу договора, по которому приверженцы хозяйственного права дифференцировали хозяйственные договоры на имущественные и организационные[50]. Другие авторы в качестве критерия организационных договоров указывали на примат передачи имущества: «договоры, применяемые в сфере имущественных отношений, в зависимости от предмета регулирования можно разделить на две основные категории: организационные и непосредственные. В договорах первой категории предусматриваются действия, не связанные с передачей материальных благ, договоры второй категории направлены на обеспечение действий, связанных непосредственно с передачей материальных благ»[51].

Основной проблемой дифференциации организационных отношений являлось преобладание в советской экономике метода субординации, ведения планового хозяйства, отдание предпочтения в организационных процедурах административно-правовому договору, направленному на формирование товарного производства и распределения[52]. На важность организационных отношений в сфере гражданско-правового регулирования обратил внимание О.А. Красавчиков, который указал на то, что организационные формы и отношения в гражданско-правовых отношениях строятся на основе координации, а не на началах субординации[53]. В.М. Горшенев выделял организационные отношения, которые находятся в одной плоскости с организуемыми и связаны с ними последовательно, по горизонтали. Организационные отношения складываются в сфере управления на разных его уровнях для упорядочения (нормализации) процессов в «организуемых» отношениях. Конечной целью всех организационных отношений является наиболее эффективное упорядочение (регулирование) «организуемых» отношений[54].

Однако организационные начала в гражданско-правовом регулировании являются неотъемлемой частью любых отношений, в том числе и имущественных. О.С. Иоффе, критикуя О.А. Красавчикова, указывал, что организованность есть неотъемлемое свойство общественных отношений и невозможно отсекать ее от правовой организации отношений объявляя особым гражданско-правовым организационным отношением[55], а исключение организационных начал из имущественных отношений в целях признания их самостоятельности неизбежно повлечет прекращение (или невозникновение) самих имущественных отношений[56]. В литературе также отмечается, что организационные отношения выступают лишь как элемент, сторона имущественных отношений или как начальная стадия их становления и потому не могут быть признаны самостоятельным видом общественных отношений. Некоторые организационные отношения могут регулироваться и регулируются нормами гражданского права, но не занимают самостоятельного места в составе его предмета[57].

В действующем российском законодательстве и в доктрине отсутствует подробно разработанная парадигма организационного отношения. Организационные отношения сегодня рассматриваются не только как отношения в области предпринимательской деятельности, но также в качестве самостоятельного типа правоотношений[58], достаточно широко используемых в сфере гражданского оборота в целом[59]. Поскольку организационные отношения опосредуют неимущественные связи субъектов гражданского оборота, и их содержание сводится к созданию условий для их взаимодействия, они должны рассматриваться в качестве одного из видов управления. В преломлении принципов правонаделения и самостоятельности субъектов гражданского оборота данный вид управления следует квалифицировать как самоуправление имущественно обособленных субъектов, обладающих имущественно-распорядительной самостоятельностью[60]. Организационные отношения следует относить к числу неимущественных отношений, связанных с имущественными, поскольку они опосредуют процесс взаимодействия субъектов гражданского оборота по поводу оптимизирования и упорядочения динамики товарно-денежных связей[61]. В этом смысле их следует отличать с одной стороны от личных неимущественных отношений, так как личный характер не является для них критериальным признаком, а с другой стороны от отношений так называемой интеллектуальной собственности, в связи с отсутствием в них компоненты, связанной с исключительными правами.

Нельзя согласиться с мнением, согласно которому «в качестве организационных… могут выступать лишь те общественные отношения, в которых одна сторона организует деятельность (управляет деятельностью) другой стороны. Осуществляемая в рамках организационных отношений деятельность предполагает подчинение одной стороны этих отношений другой… Отсутствие подчиненности в общественных отношениях исключает их организационный характер»[62]. В координации экономической деятельности подчиненность, основанная на частноправовых властных правомочиях, составляет основу деятельности по согласованию действий координируемых субъектов. Но это, однако, совершенно не означает, что любое организационное отношение всегда содержит в своем составе властное правомочие. Отсутствие властного правомочия в составе гражданского правоотношения совершенно не отрицает отсутствие в нем организационного содержания. Основным критерием здесь является не содержание правоотношения (т. е. наличие или отсутствие властных правомочий в его структуре), а непосредственная цель организационного отношения, которая направлена на упорядочение, согласованность, организованность (нормализацию) соответствующего акта или процесса[63] (например, экономической деятельности хозяйствующих субъектов в случае координации этой экономической деятельности). Яркими примерами таких организационных отношений являются правовые связи, возникающие при заключении договоров о совместной деятельности, предварительных договоров, различных видов рамочных договоров (генеральный полис страхования, договор об открытии кредитной линии, договор поставки, отдельные виды транспортных договоров при смешанном сообщении, узловые соглашения, мультимодальные перевозки и др.).

С другой стороны, точно так же неверно утверждать, что всякие организационные отношения, складывающиеся в рамках предмета гражданско-правового регулирования, основываются только на координационных началах[64], поскольку координация представляет собой лишь один из способов правового воздействия, который основывается на обоюдном (встречном) согласовании действий между самими частноправовыми субъектами непосредственно. Это совершенно не исключает возможность существования таких правовых конструкций, которые предусматривают диспозитивное (частноправовое) наделение властными правомочиями одного из частноправовых субъектов, предоставляющих ему право требовать от зависимых субъектов исполнения своих распоряжений и подчиняться его волеизъявлениям. Именно такая конструкция и опосредуется с одной стороны координацией экономической деятельности, а с другой стороны лежит в основе всей системы корпоративного управления[65].

Таким образом, координация экономической деятельности осуществляется в рамках специфического вида гражданско-правового отношения, основанного на диспозитивно установленных частноправовых властных правомочиях, которые формируют особую субординационную модель управления, позволяющую координатору в рамках одного товарного рынка формировать согласованную линию поведения хозяйствующих субъектов.

3. Наиболее показателен способ организационного воздействия по согласованию действий при сопоставлении координации экономической деятельности третьим лицом с картельными соглашениями и согласованными действиями хозяйствующих субъектов, осуществляемых в рамках их хозяйственной рыночной деятельности. Согласование действий в этих случаях осуществляется тремя различными способами.

При картеле имеется соглашение в определенной форме (устной или письменной), последствия совершения которого соответствуют признакам, обозначенным в ч. 1–4 ст. 11 ЗоЗК. Картель заключается между самими хозяйствующими субъектами-конкурентами (осуществляющими деятельность в пределах одного рынка товаров или услуг) и подразумевает прямое (непосредственное) открытое согласование ими действий при отсутствии у них в отношении друг друга властных правомочий, определяющих модель их экономического поведения на рынке.

При согласованных действиях соглашение как юридический факт между хозяйствующими субъектами отсутствует, но имеет место их параллельное поведение, соответствующее признакам, регламентированным ч. 1 ст. 8 ЗоЗК, а также (в некоторых случаях) приводящие к последствиям, установленным частями 1–4 ст. 11.1 ЗоЗК. Согласованные действия осуществляются путем проведения внешне независимыми и несвязанными хозяйствующими субъектами-конкурентами объективно аналогичной, но автономной друг от друга экономической политики на рынке (ценовой, тарифной, товарной, деловой и т. д.), результаты которой соответствуют интересам каждого из таких хозяйствующих субъектов. По признаку самостоятельности согласования проведения экономического поведения согласованные действия представляют собой прямое (непосредственное) согласование действий, но в отличие от картеля такое поведение имеет скрытый (латентный) характер. Факт установления такого поведения основывается на соответствии его комплексу легитимно установленных критериев, регламентированных ч. 1 ст. 8 ЗоЗК. Признак явного отсутствия соглашения является критериальным отличием картеля от согласованных действий (ч. 2 ст. 8 ЗоЗК).

При координации экономической деятельности третьим лицом согласование действий хозяйствующих субъектов-конкурентов осуществляется не ими самими, а дополнительным субъектом-координатором. Именно признак особого субъектного состава координации экономической деятельности является решающим критерием в его дифференциации от иных способов, предусматриваемых ЗоЗК. Однако с точки зрения ЗоЗК антиконкурентным является не любое согласование действий хозяйствующих субъектов-конкурентов третьим лицом, а лишь такое, которое соответствует признакам, установленным п. 14 ст. 4 ЗоЗК и приводящее к тем же последствиям, которые влечет заключение картелей, то есть регламентированным ч. 1–4 ст. 11 ЗоЗК. Поскольку координация экономической деятельности осуществляется на основании властных правомочий, которыми наделяется координатор, постольку она не может иметь латентный характер, а всегда осуществляется на основании явного открытого волеизъявления координатора и координируемого (ых) лица (лиц). В противном случае в отсутствие принудительного механизма правового гарантирования надлежащего исполнения властные распоряжения координатора имеют высокие шансы быть нереализованными, что не соответствует интересам субъектов координационного отношения и достижению конечной экономической цели координации экономической деятельности.

Способ координации экономической деятельности определяет и законодательную модель ответственности за такие действия. Заключение картеля и совершение согласованных действий в соответствии с ч. 1 ст. 14.32 КоАП РФ влечет наложение административного штрафа, абсолютный[66] минимальный размер которого десятикратно ниже минимальной административной ответственности, установленной за осуществление координации экономической деятельности ч. 2 ст. 14.32 КоАП РФ. Это свидетельствует о том, что с точки зрения законодателя координация экономической деятельности третьим лицом на порядок потенциально опаснее для состояния конкуренции, чем заключение картеля или совершение согласованных действий, поскольку она в большинстве случаев осуществляется профессиональным координатором, обладающим специальными навыками согласования действий конкурентов и точно ориентирующимся в конкретном положении дел на конкретном участке конкретного рынка.

Для состояния конкуренции совершенно не существенно, каким образом было произведено согласование экономической деятельности хозяйствующих субъектов-конкурентов. Значение имеет сам факт совершения согласованных действий. Поэтому, как совершенно справедливо отмечается в литературе[67], субъекты, осуществляющие согласованные действия, в любом случае должны нести ответственность в соответствии с ч. 1 ст. 14.32 КоАП РФ, но в ситуации, когда эти согласованные действия осуществлялись ими на основании руководящего воздействия координатора (третьего лица), последний должен нести автономную ответственность на основании ч. 2 ст. 14.32 КоАП РФ, поскольку координация экономической деятельности является самостоятельным видом административного правонарушения. Этот вывод подтверждается и судебной практикой[68].

4. Реализация координации экономической деятельности третьим лицом всегда осуществляется координатором, то есть субъектом, обладающим на различных основаниях частноправовыми властными правомочиями. Под формой реализации координации экономической деятельности необходимо понимать способ распоряжения координатором принадлежащим ему властным правомочием.

Властное правомочие необходимо рассматривать как разновидность правомочия управомоченного субъекта на собственные активные действия по выдаче управленческих распоряжений. Поэтому это право может быть реализовано путем совершения координатором одностороннего распорядительного волеизъявления по выдаче руководящего указания в адрес координантов. Формы таких волеизъявлений могут быть различны: уведомления (например, направление писем о необходимости информирования о получении заявок от других лиц на выставление коммерческого предложения[69]); заявления (в том числе, заявления о возможном росте цен[70]); включение в договор условий организационного содержания, предполагающих периодическое осуществление координантами определенных действий (например, условий о страховании гражданской ответственности в отношении имущества арендатора[71]); установление различных стандартов и правил деятельности подчиненных субъектов (например, стандартов и правил саморегулируемой организации, кодексов деловой практики) и т. п. Суды исходят из того, что ЗоЗК не устанавливает требования, в какой форме должны совершаться действия, направленные на координацию конкурентного поведения соответствующих лиц. Поэтому в правоприменительной практике в качестве координации расцениваются любые действия (в том числе письменные или устные указания, предписывающие осуществлять какие-либо действия или воздержаться от совершения каких-либо действий), если в результате этих действий возникает угроза или фактически происходит раздел рынка, установление или поддержание цен, а нарушение ч. 5 ст. 11 ЗоЗК считается совершенным в момент осуществления лицом действий, направленных на координацию экономической деятельности других хозяйствующих субъектов, если эти действия привели или могли привести к разделу товарного рынка по территориальному принципу, объему продажи или покупки товаров, ассортименту реализуемых товаров, либо составу продавцов или покупателей (заказчиков); установлению или поддержанию цен (тарифов), скидок, надбавок (доплат), наценок[72].

Особенность реализации властных правомочий при координации экономической деятельности предопределяет специфику содержания управленческого правоотношения, возникающего в связи с реализацией права на совершение управляющего воздействия. Во-первых, властное правомочие как правомочие на собственные активные действия координатора является одним из элементов управленческого правоотношения. До момента реализации данного правомочия у подчиненных субъектов отсутствует обязанность исполнения распоряжений координатора. Эта обязанность возникает у них с момента реализации властного правомочия управляющим субъектом. Во-вторых, наличие такого правомочия в «спящем» состоянии до момента его реализации определяет организационный характер управленческого правоотношения при координации экономической деятельности. В-третьих, основание управленческого правоотношения может предусматривать не только однократное, но также и многократное использование властного правомочия, находящегося в распоряжении координатора. В совокупности с организационным признаком правоотношения эта особенность позволяет заключить, что управленческое отношение может обладать длящимся характером. В-четвертых, в зависимости от динамики интереса сторон управленческого правоотношения в различные промежутки времени содержание властных распоряжений может быть различным, поскольку, если иное не предусматривается законодательством, оно устанавливается диспозитивно. Вместе с тем, не исключено, что основание управленческого отношения может содержать условие о неизменности характера и содержания властных распоряжений координатора.

5. В итоге необходимо прийти к заключению, что координация экономической деятельности должна рассматриваться как разновидность управленческого процесса, который реализуется в рамках управленческого правоотношения субординационного содержания. Деятельность по координации экономической деятельности с точки зрения механизма правового регулирования осуществляется на стадии реализации прав и исполнения обязанностей субъектами управленческого правоотношения, поэтому она должна рассматриваться в качестве элемента субординации как способа правового воздействия.

Координация экономической деятельности как элемент субординации в виде специфической формы частноправового управления в гражданско-правовых отношениях обладает рядом характерных особенностей, которые заключаются в следующем: 1) координация экономической деятельности осуществляется в сфере предпринимательской деятельности, обладая всеми признаками частноправового общественного отношения; 2) если законом не установлено иное[73], она основывается на диспозитивном делегировании властных правомочий координатору хозяйствующими субъектами, экономическая деятельность которых подлежит согласованию. Основаниями для наделения координатора соответствующими полномочиями могут служить договоры (организационного содержания либо содержащие в своих условиях организационный элемент) и (или) корпоративные акты; 3) она реализуется в рамках гражданско-правового отношения обязательственного содержания, в котором праву требования подчинения властным распоряжениям координатора корреспондирует обязанность координируемых субъектов по обязательному исполнению данных распоряжений; 4) это исполнение обязанностей обеспечено мерами государственного принуждения, которые в обязательственном отношении, каковым является координация экономической деятельности, реализуются на основании правил, регламентированных гл. 25 ГК РФ «Ответственность за нарушение обязательств», а в некоторых случаях, в зависимости от основания координации экономической деятельности, могут сочетаться с мерами договорной, корпоративной, организационной и даже дисциплинарной ответственности (ст. 10 и 21 ФЗ о саморегулируемых организациях[74] (далее – ФЗ о СРО)).

Для состояния конкуренции значение имеет только та координация экономической деятельности, которая осуществляется не самими субъектами-конкурентами, а третьим лицом (п. 14 ст. 4 ЗоЗК). Именно этот признак ad hoc антимонопольного регулирования детерминирует содержание термина «координация» в составе дефиниции «координация экономической деятельности». В данном случае совершенно очевидно, что под «координацией» следует понимать не способ правового воздействия, который может быть реализован исключительно в рамках отношений самих хозяйствующих субъектов, а особый вид экономической деятельности, осуществляемой в целях согласования действий лиц-конкурентов в рамках одного товарного рынка третьим лицом и основанной на наличии у него властных правомочий выдачи распорядительных указаний в отношении координируемых субъектов. Таким образом, координация экономической деятельности опосредуется не координационным, а субординационным способом правового воздействия на хозяйствующих субъектов, приобретая черты специфической общественной системы, которой присущи признаки корпоративного управления с особым субъектным составом.