Читать книгу От Сайгона до Треугольника (сборник) - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 13

Всю жизнь мне фантастически везло на города, людей и жилища, и единственно чего боюсь – как бы ненароком это везение не сглазить и не спугнуть.

Так, например, года четыре я прожила в одном из самых красивых домов Петроградской стороны, неоклассицизм архитектора Щуко, в доме, за расселение которого дрались самые уважаемые бизнесмены города. Наша коммуналка была как раз частью бывшей квартиры самого Щуко, братски поделенной торжествующим пролетариатом. Сорокаметровые комнаты, пятиметровые потолки, огромная кухня, столовая, какой не было у Айседоры Дункан, двери орехового дерева с бронзовыми львиными мордами вместо ручек, и с кольцами во рту, за которые полагалось тянуть, и длиннющий коридор, по которому я носилась на щетках, как на роликовых коньках, натирая мастикой дубовый паркет, врубив на всю мощность пинкфлойдовскую «Стену».

Были тут едва не все петербургские сословия: старший научный сотрудник Лев Арсеньевич, юная гопница Оленька, разнорабочий дядя Коля, главбух тетя Нина, балетмейстер Эльза Павловна, курсант Дима, и даже человек-невидимка (знали, что прописан, и подозревали, что живет).

И был у нас огромный черный телефон в коридоре, с удивительным, запоминающимся с лету в строку номером. Теперь таких не делают. Кажется иногда: все растеряю в пятнистой амнезии, а тот петроградский номер, давно обрезанный и молчащий, сохранится, как детская считалочка: два-три-четыре-пять-восемь-восемь-шесть…

И была у нас круглая парадная лестница, с расписным плафоном и лепными фигурами кентавров у потолка. А потолки, напоминаю, пятиметровые. Даже чуть выше. Вопрос: каким образом поклонники гопницы Оленьки (или прочая чуткая к прекрасному молодежь) умудрялись на такой высоте долепить кентаврам, в приаповской манере, недостающее телесное? А ведь долепляли. Пластилином, под цвет, рельефно и накрепко. Наверно, вставали друг другу на плечи.

Однажды ясным субботним утром ко мне в дверь постучала балетмейстер Эльза Павловна с вопросом: «Доколе?» В смысле, выпороть Ольку бесполезно, здорова уже, и поклонникам ее навалять две хрупкие леди не смогли бы, но отковырять приаповщину от модерна, даже на пяти метрах – не вопрос, я принесу стремянку, а Эльза ее подержит. Потому что разнорабочий дядя Коля с утра уже, а научный сотрудник еще не, курсант на курсах, человека-невидимку даже с исполнительным листом не поймать… в общем, притащила я стремянку, шпатель и ацетон. И со всем этим добром присмотрелась к кентаврам (нет, мне точно везет на срамные лошадиные части – это просто карма какая-то).

Пластилин оказался податлив, и мы, ворча на незапланированный субботник, довольно шустро перемещались от одного кентаврова межножья к другому, когда зазвонил в коридоре телефон. Это был мой шеф. Хотел знать, а не на работе ли я, и если нет, то почему. Ответа «потому что выходной» шеф категорически не принимал.

Ах, если б только к телефону подошла велеречиво-изысканная Эльза Павловна, – у меня были бы шансы войти в историю, как человека, который в выходной день, например, совершенно безвозмездно возвращает городу его культурное наследие (картина углем: «Митьки показывают губернатору Санкт-Петербурга Янтарную комнату»)… Увы, Эльза Павловна держала стремянку.

– Ну так что? – допытывался настырный шеф. – Что она там такое делает, что даже к телефону подойти не может?

– Яйца кентаврам отрывает, – пояснил простодушный дядя Коля.

Надо сказать, шеф после этого зарекся любопытствовать по телефону. Не потому, что смущался, его смутить невозможно, – а потому, что высшего градуса уже достиг и понижать не хотел. А если кто донимал вопросами в рабочее время, типа, куда это ваш литред запропастился, вынь да положь, здесь и сейчас, – отвечал невозмутимо: «Не волнуйтесь, подождите. Придет. Вот только яйца кентаврам оторвет – и придет».