Читать книгу От Сайгона до Треугольника (сборник) - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 7

Спросили тут друзья, а что такое – Сайгон? Я даже растерялась, а потом поняла, что, действительно, не все знают. Сайгон – это то, чем был андеграунд, пока не скатился в попсу. Вот что делает человек, впервые попавший в Петербург? По-радищевски, по тряской железной дороге, в купе у проводницы, за анекдоты и выпить, с рублем (если повезет) в кармане?

Не смейтесь, я помню время, когда рубль был целым состоянием. С рублем, как довлатовский Буш с лебедем, везде станешь желанным гостем. И с этим рублем ты выходишь на Московский вокзал и впереди себя видишь Невский. И ты, конечно, по этому Невскому идешь. И минут через десять приходишь к Сайгону. Не спрашивайте как, туда все приходят рано или поздно, что еще делать воспитанному человеку на Невском, с утра, когда Публичная библиотека им. Салтыкова-Щедрина еще закрыта, а в ресторане у «Европейской», гад-швейцар? И вот, как Веничка Ерофеев на Курский вокзал, ты идешь к Сайгону. И там тебя ждут. Это парадокс, но там всех ждут. Миша Шелег, революционный бард, как-то написал: «Здесь варят кофе молотый, здесь не бывает холодно, ждет девочек, ждет мальчиков кафе для неудачников…» Кофе, кстати, здесь был едва ли не лучшим в городе. Двадцать восемь копеек – маленький двойной (это когда заварки вдвое, а воды на дюйм). Еще можно маленький четверной, но это уже пятьдесят четыре копейки. Сахар типа «дорожный», – до сих пор валяется где-то в подкладке плаща, сквозь дыру в кармане провалился, чуть-чуть растворился под дождем и окаменел.

Изначально это был кафетерий от ресторана «Москва», его еще «Подмосковьем» называли. А потом как-то сразу и навсегда стал Сайгоном, говорят, какой-то начитанный милиционер разворчался на курящих девушек: «Что вы тут делаете, безобразие, какой-то Сайгон устроили!» Тогда война была во Вьетнаме, и наши политкорректные советские газеты вовсю обсуждали эту тему. И правда, не Новочеркасск же обсуждать?

Меня в Сайгон привела подружка из соседней английской школы. Ее папа-дипломат строго-настрого запретил ей туда ходить. Так прямо показал пальцем и велел не ходить. Вот до Аничкова моста, где Дворец Пионеров, кружок лепки и вышивания, – можно. До Московского вокзала, на «Красную стрелу», Мавзолей и Третьяковку смотреть – пожалуйста. А между дворцом и вокзалом приличные люди на остановке не выходят.

Мы поехали туда после школы, прогуляв физру, когда папа-дипломат с одной стороны боролся за свободу угнетенных народов в дальней командировке, а папа-кораблестроитель, с другой стороны, боролся за укрепление обороноспособности на Баренцевом море. А мамы у нас были покладистые, и в случае двойки за прогул хватались за валерьянку, а не за ремень.

И да, у нас был рубль. Сэкономленный на школьных завтраках, как водится. Мы собирались его пропить на кофе, и, если повезет, посмотреть на диссидентов.

Нам не то чтобы совсем не повезло… дело в том, что у милиции в разнарядке на этот день тоже, очевидно, стояло посмотреть на диссидентов. А подвернулись заодно и мы. Так мы и попали в первую в жизни милицейскую облаву. Нет, вру, не первую – первая была, когда я на спор в пятом классе из Солдатского садика под Юсуповский дворец лезла подземным ходом – которым еще Распутина тащили, а потом заколотили наглухо в назидание потомкам. В общем, я долезла почти, спорила американку с соседом по парте, он мне жутко нравился тогда – но милиционеры успели раньше. Так я и не увидела подземных богатств князя Юсупова.

Значит, это была вторая облава в моей богатой на события жизни. Бежать некуда, да и позорно, да и мы на каблуках, девочки-красавицы, в школьной форме с портфелями – никаких условий для низкого старта. Пришлось встретить врага лицом к лицу. Лица не увидать, большое видится на расстояньи… «Документы!» – рыкнуло большое. А фигли, у нас в школе и не так рычали – физичку нашу услышишь, вообще обделаешься. Как сейчас помню: «Дрррянь! Стоять!» – и полшколы оборачивается.

Мы с Маринкой пожали плечами и сунулись в портфель за единственным удостоверением личности школьника. И протянули стражу дневники. Дядя Степа зыркнул недоверчиво, но что поделаешь, пришлось отреагировать – и низ страницы украсила четкая формулировка: «Задержана на углу Невского и Владимирского за бесцельное времяпровождение. Ст. лейтенант Федорищенко».

Жаль, тот мальчишка, сосед по парте, уже перевелся в спортивную школу – рейтинг от Федорищенко мог бы, пожалуй, затмить распутинский позор, – и даже вынести меня на уровень местных знаменитостей… увы, Сашка перевелся, а на его месте сидел теперь Дима-футболист, красавец, комсомолец, ты носишь постоянно бело-синий бадлон, и ночью и днем, ты говоришь об одном, Зенит, Зенит-чемпион, Зенит, Зенит-чемпион… Пришлось соответствовать.

Но федорищенковский опус мы с Маринкой все же зажилили, среди артефактов нашего детства. А Сайгон закрыли навсегда в 1989 году.