Читать книгу Россия и мусульманский мир № 7 / 2015 - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 3

Д. Мухетдинов, кандидат политических наук, первый заместитель председателя Духовного управления мусульман Российской Федерации, член Комиссии по совершенствованию законодательства и правоприменительной практики Совета по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте Российской Федерации

6. Вызовы для российского мусульманства

Для российского мусульманства как социальной реальности имеются несколько глобальных вызовов: радикализация (под влиянием геополитических конкурентов), исламофобия, попытки задавить Ислам силовыми методами, проблема интеграции иммигрантов. Все эти вызовы коренятся в определенных идеологиях. Поскольку об этом написано много литературы, я не буду останавливаться сейчас на них. Обращусь лучше к другому важному вызову – так называемым «европейским ценностям».

К сожалению, обсуждение данной темы часто наталкивается на стену непонимания. Либералы склонны считать, что распространенная критика «загнивающей Европы» – это не более чем пропагандистский ход. Я, напротив, считаю, что пропаганда поверхностна и она не учитывает более глубинную основу, стоящую за гей-парадами и геймэрриджами. Европейский вызов затрагивает не только российское мусульманство, но и другие мировые религии. Здесь не место подробно обсуждать тонкости европейских социально-философских позиций, так что всю совокупность современных европейских учений, отрицающих религиозность и связанные с нею принципы социального устройства, я именую ультралиберализмом. Нынешний ультралиберализм является наследником классического либерализма, поставившего в основу общественной жизни индивидуального хозяйствующего субъекта. Либерализм, в свою очередь, опирался на гуманистические учения эпохи Возрождения, сочетавшие в себе как христианские нормы, так и герметические, каббалистические элементы, а также на протестантскую этику. С точки зрения морали, классические либералы (Д. Локк, Д. Юм, И. Кант, Дж. Милль и др.) были порядочными людьми или, во всяком случае, призывали к порядочному образу жизни, в том числе в общественной сфере. Уже классический либерализм способствовал ограничению деятельности Церкви, а очень часто – прямо критически относился к ней. Суть эпохи Просвещения заключалась в отведении культовой практики и духовности на периферию. Один из парадоксов либерализма состоял в следующем: борьба за права и свободы предполагала борьбу против Церкви и духовности; скажем, права и свободы женщин, чернокожего населения или угнетенных народов на первых порах мало кого интересовали.

В результате долгой эволюции классический либерализм трансформировался в ультралиберализм. Процесс трансформации, протекавший в конце XIX – XX в., происходил под влиянием многих новоевропейских философских течений. Как хорошо показано Дж.П. Бьюкененом1, большую роль в этой трансформации сыграли две Мировые войны, Холокост и так называемая «Франкфуртская школа», куда входили М. Хоркхаймер, Г. Маркузе, Т. Адорно, Э. Фромм и др. Представители Франкфуртской школы развили до логического конца тезис классического либерализма (и вообще всего новоевропейского мышления) о том, что главным достоинством человека является его свобода. Считалось, что границы этой свободы заканчиваются там, где начинается свобода другого, и эти границы регулируются законодательством. Но поскольку общество может меняться, эволюционировать, «прогрессировать», в том числе в своих воззрениях, то меняется и законодательство, расширяются и границы дозволенного. Чем дальше от центра общества отводятся такие сдерживающие факторы, как религия и мораль, тем сильнее расширяются границы дозволенного. Франкфуртцы использовали эту логику в борьбе с остатками классических христианских устоев западной цивилизации, которые, по их мнению, мешают построению полностью эмансипированного «социалистического» общества. Их влияние на интеллигенцию в США и Европе (так называемые «новые левые») было просто огромным. Именно в этом лоне развивались такие течения, как анархизм, сексуальная революция, феминизм, борьба за права сексуальных меньшинств, ЛГБТ-философия и пр. Важно понимать: то, что мы наблюдаем в документах современных европейских партий, и даже в программных документах Евросоюза, – это не чья-то злая шутка над религиозностью, но результат многолетней идеологической борьбы, ключевую роль в которой сыграли сторонники «культурного марксизма» Франкфуртской школы и их последователи, особенно французские мыслители «левого» толка и постмодернисты2.

Современные «европейские ценности» интегрируют компоненты разных идеологических моделей, развивавшихся начиная с XVI в. Они включают в себя:

– гуманистический индивидуализм и антропоцентризм, который сформировался под влиянием античного наследия и проповедовался как антитеза средневековому коллективизму;

– ориентацию на посюсторонний мир – вначале она мыслилась в религиозном ключе, но затем потустороннее измерение было просто отсечено за ненадобностью (в этом, например, смысл утверждения Лапласа о том, что он не нуждается в Боге, поскольку Бог – всего лишь гипотеза);

– проповедь стяжательства и обогащения, большую роль в развитии которой сыграла протестантская этика;

– маргинализацию религиозности и духовности – религия критикуется и объявляется личным делом каждого, фактически это означает разрастание сферы светского и сужение сферы религиозного (поскольку подобные утверждения поддерживаются массовой пропагандой).

К этим общим компонентам в XX в. под влиянием новых философских течений добавляются:

– проблематизация гендерной идентичности – вводится категория «гендера», которая отлична от физиологического «пола», человек может быть физически мужчиной, но в социальном плане – «женщиной» или «полумужчиной», «андрогином» и пр., короче говоря, эмансипируется половая идентичность, которая теперь легко конструируется по собственному усмотрению;

– разрушение традиционных половых отношений – проблематизация гендера ведет к проблематизации половых отношений, в результате то, что раньше считалось ненормальным (например, однополые отношения), становится нормой;

– разрушение традиционной семьи – в ряде европейских стран семья – и концептуально, и юридически – это уже не союз мужчины и женщины, а союз «родителя 1» и «родителя 2»; стóит отметить, что общая логика сейчас направлена на разрушение института семьи как такового, подобные проекты уже открыто пропагандируются многими феминистками;

– диктатура меньшинств – поскольку «меньшинство» априори мыслится как подвергающееся ущемлению, то защита меньшинств, особенно сексуальных, приобретает бóльшую важность, чем защита большинства населения;

– исламофобия и антирелигиозность – парадокс в том, что логика защиты меньшинств не распространяется на мусульманские меньшинства, а идея прав человека – на религиозных людей, которым даже запрещается демонстрировать свои религиозные предпочтения публично.

Я лишь тезисно обрисовал компоненты современной европейской идеологии. Начиная с XVIII в., Россия активно вовлекается в европейское идеологическое пространство, и дальнейшая история России – это борьба западнических и почвеннических тенденций. Сейчас можно констатировать: на всех уровнях Россия переняла те компоненты либеральных и марксистских теорий, которые были развиты в Европе до начала XX в. Советский период оказался в каком-то смысле «консервирующим» этапом, и ультралиберальные модели в Россию не проникли. Следствием этого является отсутствие гей-парадов в центре Москвы и массовое признание адекватности «традиционных ценностей», особенно в области гендерных отношений. По европейским меркам мы – консервативная («отсталая», «недостаточно демократичная») страна. Наша политическая элита смотрит на вещи реалистично: даже если бы в умах политтехнологов возникло желание «европеизировать» сознание современного россиянина, привив ему ценности однополых браков и движения трансгендеров, то это натолкнулось бы на гораздо более серьезные выступления, чем во Франции. Стóит, правда, отметить, что в среде «передовой» московской интеллигенции европейские ценности уже вовсю завоевывают популярность. Отсюда столь массовая поддержка со стороны белоленточников того акта, что был произведен феминистками из Пусси Райт. Отсюда и популярность экстравагантных фигур вроде лесбиянки Маши Гессен, вполне открыто выражающей общее мнение феминисток о сущности борьбы за однополые браки: «Борьба за однополые браки вообще-то подразумевает ложь относительно того, как мы поступим с браком, когда добьемся своего, – ведь мы лжем, будто институт брака не изменится, и это ложь. Институт брака будет меняться и должен меняться. Опять-таки, я не думаю, что он должен существовать… Я бы хотела жить при такой системе законов, которая способна отражать реальность, и я не думаю, что она совместима с институтом брака»3.

Как и большинство граждан Российской Федерации, российские мусульмане живут в условиях консервативной идеологии европейского типа, сохраняющей также элементы местных традиционных культур. История показывает, что модернизация России неизменно предполагает проникновение евроатлантистских воззрений. Пропаганда ультралиберальных ценностей, ведущаяся через некоторые СМИ, в сочетании с углублением модернизации, – это настоящий вызов для российских мусульман. И российское мусульманство должно дать достойный ответ на этот вызов, внеся свой вклад в проповедь традиционных ценностей, которые предполагают отказ от себялюбия, отказ от стяжательства ради личных целей, альтруизм, ориентацию на духовный мир, человеколюбие, сохранение традиционной семьи и традиционных гендерных отношений, многодетность, отказ от алкоголизма и наркомании и пр.

Важно еще раз подчеркнуть, что пропагандируемые ультралиберальные ценности не ограничиваются признанием прав сексуальных меньшинств. Внешне призыв к такому признанию звучит в чем-то человеколюбиво: действительно, зачем ущемлять человека по этому признаку, если он, возможно, и так страдает от своей нетрадиционной ориентации? Но логика ультралиберализма – логика эмансипации – неумолима. Если признаются такие права, то встает вопрос о публичных манифестациях, затем – о признании однополых браков. В результате «признание прав» доходит до «признания как нормы». Однополые отношения становятся нормой, а затем, как афористично заметил Путин, «проводится политика, ставящая на один уровень многодетную семью и однополое партнерство». Но даже это – только половина истории. ЛГБТ-философия, т.е. философия сексуальных меньшинств (лесбиянок, геев, бисексуалов и трансгендеров), многопланова и многоаспектна, она включает в себя множество других измерений4. Ключевая предпосылка, которая делает возможными данные спекуляции, – это конвенциональность гендера. Во всех религиях сказано, что Бог создал мужчину и женщину, тем самым утверждается незыблемость базовой гендерной идентичности (хотя в отдельных обществах степень эмансипации женщин может варьироваться). ЛГБТ-философы и феминистки говорят: половые признаки объективны, однако социальные роли чисто конвенциональны; кроме того, половые признаки всегда можно изменить хирургическим путем или вообще убрать. Следовательно, перед человеком открывается широкое поле для конструирования собственной идентичности. Захотел быть женщиной? Пожалуйста. Захотела быть мужчиной? Тоже пожалуйста. Захотел быть гермафродитом? И такая возможность имеется. Захотел убрать половые признаки? И это легко! Наша либеральная интеллигенция, защищающая «европейские ценности» и носящаяся с радужными флагами, понятия не имеет о том, на что она подписывается. Речь идет о глобальной гендерной трансформации общества, вплоть до стирания всех гендерных связей. Если трансгендеры хирургически меняют свой пол, то бигендеры меняют свою идентичность эмоционально и по нескольку раз в день в зависимости от ситуации, гендерквиры отрицают бинарное понимание идентичности, агендеры отрицают наличие у себя идентичности, а постгендеры вообще ратуют за устранение пола с применением передовых научных технологий!

Постгендеризм является одним из направлений внутри трансгуманизма – философского движения, выступающего за углубленное использование достижений науки и технологии, вплоть до генной инженерии. Главной целью сторонники этого движения считают улучшение человека, однако это «улучшение», очевидно, вещь весьма субъективная. Многие ли согласятся с тем, что хирургическое устранение половых признаков и социальное устранение гендерной идентичности приведут к улучшению общества? Многие ли согласятся с тем, что компьютеризация мозга и сознания улучшат общество? Как показывает новоевропейская история, все технические новшества, делающиеся во благо, в то же время несут с собой неминуемое зло. Тотальная трансформация человека и общества, на которой настаивают трансгуманисты, – это настоящий вызов для человечества и, прежде всего, для его религиозной части; это абсолютный социальный конструктивизм, тотальная эмансипация человеческой «воли», человеческого «эго», что, надо признать, лишь венчает логику эмансипации, провозглашенную на заре Нового времени.

Подытоживая, хочу сказать, что «европейские ценности» несут как кажущиеся гуманистическими утверждения о признании прав сексуальных меньшинств, так и автоматически следующую за ними логику социальной трансформации. Практика показывает, что евроатлантистские модели обычно провозглашаются «универсальными», «общечеловеческими» и маскируются под внешне привлекательные идеи («свобода», «личность», «права человека», «прогресс», «освобождение труда» и т.д.), за которыми, однако, по факту стоит отнюдь не привлекательное содержание – тотальная проповедь гедонизма, ориентация на материальный мир, кризис духовности, стирание культурного разнообразия, вымирание языков, унификация человечества, уничтожение природы, технологизация / виртуализация реальности и социальных отношений – это лишь некоторые «издержки». Евроатлантистские модели ведут человечество в бездну, притом во всех смыслах. Ориентация евразийской идеологии на духовные институты и на моральный традиционализм вкупе с ростом Евразии как цивилизационного полюса способны сдержать этот процесс, а при более позитивном сценарии – указать возможные альтернативы.

Хочу обратить внимание вот на какую вещь. Провозглашаемая в ультралиберализме «свобода» – это, по сути, эмансипация низший части человека – животной души, нафса. Важно понимать, что там, где становится больше человеческого «я», человеческого «хочу», человеческой «похоти», там нет места исламу, ведь ислам – это смирение своей воли перед волей Всевышнего. Не случайно выдающиеся суфии в мистических состояниях утверждали: «Меня вовсе нет, есть только Аллах» (ал-Джунайд). Современный же человек говорит прямо противоположное: «Есть только я, есть только мое “хочу”, мое животное желание». Но это иллюзия, ведь известно, что «свято место пусто не бывает». И мы, мусульмане, прекрасно понимаем, кем на самом деле занято это место.

7. Российская идентичность – смещение акцентов?

Итак, попытаюсь тезисно изложить те идеи, что представлены в данной статье. Я уверен, что мы стоим сейчас перед необходимостью осмысления российского мусульманства. Российское мусульманство предстает, с одной стороны, как складывавшаяся веками социокультурная реальность, а с другой – как результат рефлексии над этой реальностью, как концепт. В социокультурном плане российское мусульманство обладает значительным своеобразием: так, я показал, что типологическими чертами татарской мусульманской культуры являются толерантность, миролюбие, высокий статус женщины, стремление к образованию, демократизм, особые формы суфийской практики, большая этническая доминанта и уникальная литературная традиция. Аналогичные специфичные черты могут быть найдены и у других российских народов.

Концепт российского мусульманства призван объединить различные социокультурные реальности на единой цивилизационной базе. С учетом имеющегося неоевразийского тренда такая база включает антиглобализм, защиту традиционных ценностей, традиционный мультикультурализм и умеренный консерватизм. По этим трем направлениям российские мусульмане, как наиболее консервативная часть общества, могут внести весомый вклад. Особую важность представляет взаимодействие с другими крупными религиями, исповедуемыми на территории РФ. Кроме стратегического единства в борьбе против евроатлантизма, здесь существует и особое мировоззренческое единство. Духовные традиции Евразии объединяют напряженное и искреннее Богоискательство; углубление в Истину и выстраивание всех сфер жизни на основе сердечной созерцательности и любви; духовная трезвость и неприятие сентиментальности; внимательность к посюстороннему, особое чаяние пансакральности; гибкость, толерантность и отзывчивость. В свете процессов, происходящих сейчас в сфере религии, сохранение этих уникальных черт является еще одной масштабной задачей.

Вызовы, стоящие перед российским мусульманством, многочисленны: радикализация, экспорт чуждых форм ислама (под влиянием геополитических конкурентов), проблема интеграции иммигрантов в общество и умму, исламофобия, попытки задавить ислам силовыми методами. Я не стал подробно останавливаться на этих проблемах, так как они очевидны, и об этом много писалось. Я сосредоточил свое внимание на глобальном вызове, который направлен не только против мусульман, но и против цивилизационной идентичности России. Речь идет о так называемых «европейских ценностях», фактически – об ультралиберализме. Как было показано, современный ультралиберализм наследует риторику классического либерализма, но доводит тезис об эмансипации человеческого эго до логического конца. Маргинализация религиозности и духовности, диктатура меньшинств, размывание гендерной идентичности, разрушение традиционной семьи, виртуализация реальности и разного рода постгуманистические проекты – это величайшее зло для религиозных людей в целом и для мусульман в частности. Неоевразийство имеет достойный ответ на это зло в виде концепции традиционных ценностей и поддержки традиционных религий, однако борьба здесь будет масштабной и ее исход еще не предрешен.