Читать книгу Уроки русской любви - Группа авторов - Страница 12

ВЛАДИМИР С ОКОЛОВСКИЙ (1808–1839)

Анны Ивановны не было дома. Лиза сидела одна в гостиной за какою-то работою, только, не знаю почему, эта работа ни на волос не подвигалась вперед… Лизаньке непременно было надобно посматривать зачем-то в окно и беспрестанно оборачиваться к дверям, чуть только кто-нибудь отворял их… Наконец она бросила свое шитье, быстро побежала в залу и встретила своего братца довольно странным и чрезвычайно торопливым выражением:

– Говорите!.. Говорите поскорее!.. Время очень дорого!

Она схватила руку Вольдемара и потащила его в гостиную.

– Скажите же мне о вашем несчастий… Я думала об этом целый вечер и целую ночь и придумала только одно, что вы верно должны быть очень влюблены в кого-нибудь.

– Вы отгадали, сестрица… Я люблю страстно, пламенно, люблю так, как только может любить человек…

– И кто ж та, которая очаровала вас? – спросила Лиза дрожащим голоском и потупляя свои глазки.

– Кого же мне любить, кроме вас?.. Я живу… я дышу вами.

– Как?.. Неужели вы меня любите?.. И будто только одну меня?

– Одну вас – и больше никого на свете!

– Боже мой!.. Как я рада!.. Как я счастлива!..

Она не могла сказать ничего более: Вольдемар держал ее в своих объятиях; уста их слились; радостные слезы смешались на их щеках, сердца замерли от восторга, и небо было свидетелем их духовного союза.

Раз в целую жизнь – и не более, даются нам подобные мгновения, но зато как они сладостны!.. Тут, несмотря на пыл объятий, нет ничего земного… Тут душа погружается в какое-то небесное самозабвение… Тут нет пола… тут сливаются одни возвышенные чувства и два сердца гармонически отвечают друг другу на каждое биение… Тут в один прием вливаем мы в себя драгоценное питье из какого-то очаровательного сосуда, и уже никогда до гроба никакая невидимая рука не подаст нам снова этого волшебного кубка; но и под холодом седин отрадно, усладительно будет воспоминать былое… Тут последний предел наших восторгов: еще одна лишняя капля – человек уничтожился бы от избытка наслаждения: так много небесного было бы невыносимо для земного.

После первых, дивных соприкосновений Лизанька принялась опять за расспросы и наконец узнала это печальное все, эту загадку несчастия, которую она так нетерпеливо хотела отгадать.

– Что я сделала твоему дядюшке?.. – сказала она тоскливо. – Бог с ним!.. И ты дал ему слово?

– Дал, милая Лиза!.. Я не знаю сам, как оно сорвалось у меня с языка…

– И ты оставишь меня, мой добрый братец?

– Боже мой!.. Как ужасно мое положение!.. Я не хочу тебя обманывать: кажется, все восстало против бедного твоего друга; но скажи мне, если судьба разлучит меня с тобою на несколько времени, не позабудешь ли ты своего братца, не выйдешь ли ты за кого-нибудь другого?

– Никогда!.. Никогда!.. И пусть этот поцелуй будет залогом моей вечной любви.

– Ах, как много облегчила ты мои страдания!.. Теперь я дышу свободнее, и когда бы не эта разлука…

– Но разве нельзя тебе оставаться здесь?.. Если мы еще очень молоды для супружества, мы можем подождать, сколько будет угодно твоему дядюшке… О! Я согласна дожидаться хоть до самой старости, только вместе с тобою!.. Милый, добрый мой братец! Умоляю тебя моими слезами, не покидай меня здесь: иначе я умру от тоски.

Она зарыдала и бросилась в его объятия… Все закипело в груди Вольдемара.

– Нет! Я не могу тебя оставить! – воскликнул он; еще раз прижал ее к своему сердцу, стремглав выбежал из дому и, вскочивши на первые наемные дрожки, повторял беспрестанно вслух: Никак не поеду… Никогда не поеду!.. Ни за что не поеду!

Извозчик оборотился, посмотрел на него с сардонической улыбкой и спросил, пожимая плечами:

– Да куда ж, барин, прикажете вас везти?

– Разумеется, к дядюшке! – закричал Поэт; но немного погодя опомнился и рассказал все толком.

Это наконец убедило ямщика, что его седок не совершенно еще сумасшедший, но что на него находит только часами.