Читать книгу Круг - Группа авторов - Страница 7

В кухонное окно стучит дождь. Мину нравится этот звук, он вызывает у нее чувство защищенности и уюта. Из гостиной доносится голос Билли Холидей[4]. Низко подвешенная над столом лампа отбрасывает теплый свет на встревоженные лица родителей.

– Как ты, доченька? – спрашивает папа.

Он задает этот вопрос уже в третий раз с тех пор, как пришел домой.

– Нормально, – коротко отвечает она.

Мину чувствует ужасную усталость, силы покинули ее. Она несколько часов подряд говорила с мамой. Но она не знает, «как она». Знает только, что больше не может прислушиваться к своему состоянию.

– Вы будете писать об этом? – спрашивает она.

Папа почесывает переносицу так, что очки ходят ходуном.

– Мы долго обсуждали этот вопрос. Если бы несчастный мальчик покончил жизнь самоубийством у себя дома, мы бы, разумеется, написали об этом. Но беда случилась в школе. Об этом и так уже знает весь город.

Мама качает головой.

– Вас заклюют, если вы напишете об этом.

– Если не напишем – тоже.

Папа Мину – главный редактор местной газеты. Она выходит всего пару раз в неделю и чаще всего публикует на первой полосе «сногсшибательные» новости типа «Новая дорожная развязка на улице Гнейсгатан». Три четверти жителей города подписываются на «Энгельсфорсбладет». Мининого папу знают все.

– Сесилия написала статью, – продолжает отец. – Мне пришлось вычеркнуть половину. Все эти охи и вздохи… Вы же знаете Сесилию. Но самоубийство – щекотливая тема, как бы сдержанно ни был написан текст.

Мину смотрит в тарелку. Она практически не притронулась к еде, мясной соус выглядит отталкивающе.

– А полиция уверена в том, что это самоубийство? – спрашивает она.

– У них нет ни малейших сомнений, – отвечает папа. – Но… Только это останется между нами, договорились? Ни слова в школе.

– Конечно, о чем речь, – вздыхает Мину.

Она никогда не давала отцу повода усомниться в том, что умеет держать язык за зубами. Мину рано уяснила, что большинство людей собирает информацию только для того, чтобы передать ее дальше и что единственный способ получить действительно интересную информацию – это обращаться с ней честно.

– Элиас умер вчера около половины пятого. Сразу же после встречи с директором. У него было много пропусков занятий, и директор хотела, пока не поздно, «спасти ситуацию», как она выразилась. Они говорили в течение получаса.

Мину вдруг понимает, что имела в виду Линнея, обвиняя директрису. Что же все-таки случилось во время этой встречи?

– А что говорит директор? – спрашивает она.

– Адриана, разумеется, подавлена.

– И она не заметила в поведении мальчика ничего подозрительного? – спрашивает мама.

– Этот вопрос ей непременно будет задан: как могло случиться, что она ничего не заметила?

– Бедная женщина. Проработать в городе всего год, и вдруг такое.

– Ответственность школы, бесспорно, еще будет обсуждаться. В том числе и потому, что способ и место самоубийства представляется неслучайным, Элиас явно хотел этим что-то сказать.

– Эрик, – говорит мама. – Зачем напоминать Мину о…

– Да я, черт возьми, и не хотел ей ни о чем напоминать, – огрызается папа.

– Может, поговорим о чем-нибудь другом? – спрашивает Мину.

Родители тревожно смотрят на нее и обмениваются взглядами.

– Я больше не могу слышать об Элиасе, – бормочет Мину.

– Я понимаю, – спокойно говорит мама.

Остаток вечера они говорят о сокращении финансирования газеты. Мину время от времени вставляет в разговор свои комментарии. Но все равно не помнит ни слова из беседы, когда ужин подходит к концу.

* * *

Продолжая жевать, мама Анны-Карин берет в руки зажигалку. Такое впечатление, будто она ест через силу и ждет не дождется, когда можно будет наконец затянуться сигаретой. Анна-Карин уже давно перестала жаловаться на дым. Мама считает, что сигареты – единственная роскошь, которую она себе позволяет, и потому она будет «черт возьми, курить, не мучаясь угрызениями совести».

В окно стучит дождь. Во дворе разлились лужи коричневой воды.

Картофельный салат и свинина застревают в горле у Анны-Карин. От переживаний желудок как будто съежился и отказывается принимать еду. Анна-Карин пыталась заниматься уроками до ужина. Но через какое-то время обнаружила, что все время читает один и тот же абзац.

Учиться в классе с естественно-научным уклоном трудно. Но если Анна-Карин хочет стать ветеринаром, ей нужны отличные оценки. Нельзя допустить отставания уже в начале первого года гимназии.

– Мне звонили, – вдруг говорит дедушка, глядя на Анну-Карин. – Оке звонил. Сынок-то его работает водителем «скорой». Оке спрашивал, как ты. Была ли ты знакома с мальчиком.

– Что там еще такое? – спрашивает мама, затягиваясь сигаретой.

И мама, и дедушка смотрят на Анну-Карин. Никуда не денешься, нужно отвечать.

– У нас в школе умер парень. Элиас. Покончил с собой.

Мама резко выдыхает, и весь стол окутывает сизый дым.

– И ты говоришь об этом только сейчас?

Анна-Карин беспомощно смотрит на дедушку.

– Это не сын Хелены? – продолжает мама.

– Какой Хелены?

– Пасторши! Как его фамилия?

Анна-Карин уже и забыла, что у мамы когда-то была другая жизнь. Только тогда, когда она начинает говорить о своих старых друзьях и знакомых в городе, Анна-Карин вспоминает об этом.

– Мальмгрен, – отвечает Анна-Карин.

– О господи, это точно он!

Мама тушит сигарету и сразу же закуривает новую. Она выглядит воодушевленной, как всегда, когда слышит рассказы о катастрофах и несчастных случаях. В такие минуты она забывает о собственных проблемах.

– Бедная Хелена, – говорит она. – Вот так всегда! Сапожник без сапог. Она лечит души других, а что делается у нее под носом, не видит. Как он это сделал?

– Не знаю.

– Но он сделал это прямо в школе?

Мама полна энтузиазма. В кои-то веки она бодра и оживленна. Она наклоняется к Анне-Карин через стол – ни дать ни взять две подруги сплетничают за столиком в кафе.

– Кто его нашел?

– Две девчонки. Одна из моего класса, Мину.

– А, дочь газетчика, – говорит мама.

Дедушка все это время сидит молча. Но тут он тянется к Анне-Карин через стол и гладит ее по руке.

– Девочка моя, – говорит он. – Этот Элиас, он был твоим другом?

– Нет, я просто знала его.

– Когда человек молод, ему кажется, что весь мир вертится вокруг него и что нет ничего страшнее его несчастий, – говорит мама. – В молодости не понимаешь, насколько у тебя все на самом деле хорошо. Ни о чем не надо заботиться.

– Молодым сегодня нелегко, – говорит дедушка.

– Ну да, они же думают, что им все должно доставаться на блюдечке, – фыркает мама.

Горло у Анны-Карин сжимается, и она начинает кашлять. Злость комом встает в горле. Анна-Карин кладет вилку и нож на стол.

– Ведь у него вся жизнь была впереди, – продолжает мама. – Мне этого не понять.

«А мне понять!» – хочет закричать Анна-Карин.

Сколько раз она думала о том, как легко было бы покончить со всеми проблемами раз и навсегда! Первый раз она думала об этом, когда ей было восемь лет. Тогда она впервые рассказала учителю о том аде, в котором живет. Он попытался серьезно поговорить с ее мучителями, но после этих разговоров они раздели ее до трусов и футболки и оставили на школьном дворе. Была зима. «В следующий раз мы тебя вообще прибьем, чмо», – сказал Эрик Форслунд. Маме пришлось тогда приезжать за Анной-Карин и забирать ее домой. Но жаловаться Анна-Карин не стала, сказала, что это просто была игра.

Если бы мама как следует расспросила ее о том, что случилось, Анна-Карин сказала бы правду. Но мама ничего не спрашивала, а лишь отругала дочь за то, что ей пришлось лишний раз тащиться в школу.

Да, Анна-Карин знает, каково это – хотеть умереть. В течение восьми лет она думала об этом практически ежедневно. Однако снова и снова отодвигала от себя эту мысль. Ведь есть дедушка. И животные. И каникулы, когда не нужно ездить в город. А иногда, в те минуты, когда Анна-Карин осмеливается заглядывать в будущее, там вырисовывается другая жизнь – жизнь, где Анна-Карин работает ветеринаром и имеет собственный дом, в лесу, далеко от Энгельсфорса.

– Мы наверняка многого не знаем о жизни этого мальчика, – говорит дедушка маме, как всегда дипломатично.

– Да уж, наверное, ему было нелегко. С такими-то родителями, – отвечает мама, как всегда неверно истолковав слова дедушки.

Иногда Анна-Карин не знает, что раздражает ее больше: дедушка, который никого не осуждает, или мама, которая осуждает всех, кроме себя.

– В смысле, у Хелены на первом месте работа, а про Кристера я вообще не говорю, – продолжает мама. – Эдакая шишка в муниципалитете, где уж тут найти время для семьи. Да уж, не все то золото, что блестит.

Мама не скрывает удовлетворения оттого, что у кого-то, кого она считала «везунчиками», случилась беда.

– Я не хочу сказать, что это вина родителей, и тем не менее. Когда дети рождаются на свет, они похожи на чистый лист бумаги. Мы, взрослые, пишем на этих листах. И когда твой папа оставил нас, я сказала себе: Анна-Карин никогда не будет…

Мама разглагольствует дальше, но Анна-Карин не может больше слушать. «Какая же ты злая! – хочется кричать ей. – Ты не знаешь ничего о семье Элиаса, ты даже о своей семье ничего не знаешь. Ты не имеешь права так говорить. ЗАТКНИСЬ СЕЙЧАС ЖЕ!»

Сердце тяжело бьется в груди Анны-Карин. Вдруг она замечает, что в кухне наступила тишина.

Мама затушила сигарету, смятый окурок лежит на краю тарелки и все еще немного дымится. А мать таращится на Анну-Карин широко раскрытыми глазами. Она кашляет, пытается что-то сказать, но из горла вырывается только хрип.

Анна-Карин косится на дедушку. Он встревожен.

– Что с тобой, Мия? Тебе в горло что-то попало? – спрашивает он.

Мама тянется к стакану с водой и делает глубокий глоток. Она откашливается снова, но у нее не получается выдавить из себя ни слова.

– Что случилось? – спрашивает Анна-Карин.

«Я потеряла голос», – жестами показывает мать.

Она поднимается и бредет из кухни с пачкой сигарет в руке. В гостиной сразу же включается телевизор.

Дедушка и Анна-Карин смотрят друг на друга. Анна-Карин не может удержаться от хихиканья.

– Ничего смешного, – упрекает ее дедушка, и Анна-Карин замолкает.

«Но ведь, правда, смешно», – хочется сказать ей. Просто ужасно смешно.

* * *

Мину выплевывает пену от зубной пасты, споласкивает щетку и вытирает рот полотенцем. Она смотрится в зеркало и чувствует, как по позвоночнику пробегает холодок. Зеркало – твердое, блестящее. Смогла бы она разбить его рукой? Ведь Элиас так сделал?

Нет, нельзя думать об этом.

Она выходит из ванной и идет в свою комнату. Маленькая круглая лампа с зеленым абажуром уютно светит на прикроватном столике. Мину одета в пижаму, домашний халат и тапочки. Но ей холодно. Она подходит к окну, чтобы проверить, плотно ли оно закрыто.

Медлит.

Верхушки деревьев и кусты качаются от ветра. Дождь кончился. Асфальт мокро блестит в свете фонарей. Один из кустов отбрасывает на дорогу причудливую тень.

Нет, понимает Мину. Там кто-то стоит. В темноте, там, где кончается свет фонаря.

Она закрывает шторы и выглядывает в щелочку. Теперь она уверена. В тени стоит человек и смотрит на ее дом.

Потом он разворачивается и уходит. Когда он проходит под фонарем, Мину видит его спину. Черная куртка с накинутым на голову капюшоном.

Мину стоит, остолбенев, пока фигура не исчезает.

Вдруг за спиной раздается скрип шагов.

Ужас, который она в течение всего дня старательно прятала от окружающих, вырывается наружу. Мину кричит от страха, оборачивается и видит в дверном проеме маму.

– Мину… – говорит мама.

Из глаз Мину льются слезы. В следующую секунду она чувствует на своих плечах теплые мамины руки, вдыхает ее запах. Она плачет и всхлипывает, пока слезы не кончаются.

– Bashe azizam, – говорит мама ласково.

В эту ночь мама сидит на краю кровати, пока Мину не уснет.

* * *

Ванессе снится Элиас.

Он стоит у мертвых деревьев на школьном дворе и наблюдает за ней.

Когда она видит его, ей становится грустно. Элиас Мальмгрен умер, и его будут вспоминать только как парня, который покончил с собой в школьном туалете.

Ванесса просыпается оттого, что телефон Вилле вибрирует на полу. Вот черт. Они заснули на матрасе в доме Юнте. Уже ночь? Трудно сказать – в этой мрачной комнате никогда не открывают жалюзи.

Телефон Вилле все еще звонит, и она поднимает его, чтобы посмотреть, который час. Телефон умолкает, но Ванесса успевает увидеть имя на дисплее.

Вилле, как обычно, стянул одеяло на себя, и Ванесса ежится от холода. Она обнимает Вилле и чувствует тепло его тела. Он беспокойно ворочается во сне. Как он не похож на себя, когда спит. Иногда он кажется Ванессе мальчиком, а иногда древним стариком. Ванесса придвигается к Вилле и забирается к нему под одеяло.

«Линнея В» на дисплее мобильного.

Линнея Валлин.

Лучшая подруга Элиаса Мальмгрена.

Бывшая девушка Вилле.