Читать книгу Школа жизни. Честная книга: любовь – друзья – учителя – жесть (сборник) - Группа авторов - Страница 14

1сентября 1959 года очень меня огорчила первая учительница в моем первом классе средней школы села Шевченково, Звенигородского района, Черкасской области, где я потом проучился 1960–1969 годы. Я думаю, все понимают, что это должна была быть молодая, стройная, обаятельная женщина, а-ля Тамара Макарова из кинофильма про первоклассницу. И вдруг к нам выходит толстая некрасивая тетка, да еще и с именем Текля Калениковна. Пусть бы она была обыкновенной Верой Ивановной или на худой конец Параской Никаноровной! Но Текля Калениковна?! Крупными буквами передо мной тогда стоял вопрос: за что?

Всякое было между нами за время учебы, поскольку мальчик я оказался более чем живой, но особенно запомнилось вот это: «Шо тобою мордуе?» и «Кэ упэртэ!» – эти сочные украинские фразы про мое необъяснимое упрямство на русский можно перевести приблизительно так: «Что тебя так крючит?» и «“Упрямый козел!» Но вы не поверите: уже учась в университете, я специально приехал к своей первой учительнице, к тому времени уже серьезно больной, чтобы поклониться ей в ноженьки. Она стояла в своем огороде с лопатой, такая же грузная, неуклюжая, как и раньше, и плакала от счастья…

К нам в село постоянно приезжали выдающиеся люди: писатели, артисты, космонавты, военачальники. Бывало, даже иностранцы заглядывали – просто как жители Марса. Одному из них я пытался подарить свою коллекцию спичечных наклеек – он растроганно сгреб меня в охапку, поцеловал. Я еле вырвался, честное слово – вот еще, телячьи нежности!

Первые классы пролетели как-то незаметно, я едва успел переключиться с собирания спичечных наклеек на более благородное филателистическое направление, а потом и нумизматическое. Все село помогало мне в этих увлечениях, в загашниках у сельчан нашлось немало этого добра. А тех, кто не хотел расставаться с накопленным, я бессовестным образом обворовывал, особенно если обладатель коллекции был младше меня. Чистая наркомания эти коллекционерские страсти. Могу вас успокоить: воровские навыки впоследствии мне развить так и не довелось.

Кажется, в третьем классе я начал курить, что было волнительно и, как говорят нынче, круто. Помните эти завораживающие названия: «Казбек», «Беломорканал», «Ароматические»? Но моему папе кто-то из добрых сельчан настучал, и он вынужден был принять меры. Папе очень не хотелось этого делать: он сам курил, как паровоз, но положение родителя обязывало. Все в итоге свелось к одной фразе: сынок, а курить-то нехорошо. Слезы градом текли по щекам, но я смог-таки выдавить из себя обещание больше этого не делать. И вы знаете, я свое слово держу: до сих пор к куреву не прикасаюсь! Впрочем, выполнять это обещание мне не составляет труда – это же хоть и круто, но совершенно не вкусно!

В 1961 году в космос полетел Гагарин. Не было ни малейшего сомнения, что он мог вылететь только из нашей страны – самой лучшей на всем белом свете! Зря мы, что ли, били в барабаны и дудели в пионерские горны? Это была какая-то шальная космическая радость – совершенно незабываемая!

За годы начальной школы я навострился неплохо играть в футбол, который любил больше всего на свете, и учителя удивлялись: целыми днями и вечерами этот оболтус гоняет мяч, но на уроке спросишь – все знает! А я и не учил ничего дома. Письменные уроки выполнялись влет, пока учитель записывал задание на доске. А устные задания просто считывались из учебника на переменке перед уроком. Позже меня удивляло, что у моих детей были странные проблемы со школьной математикой.

При всей тотальной увлеченности футболом находилось время и для других занятий. У нас в школе был учитель Мыкола Пантелеймонович, он играл на скрипке и рисовал картины. Наш сельский хор доярок ему удалось вывести в народные капеллы Украины, и в школе он организовал хор мальчиков. Однажды мы вышли на сцену, где я должен был запевать один, но мой закадычный дружочек Вова Тищенко тоже вдруг заголосил запев этой песни! Я стал его дергать за рукав, чтобы он заткнулся, – вы можете сейчас представить, как это смотрелось из зала. Вовка потом плакал за кулисами, а я, будучи тогда возмущенным до предела, всю оставшуюся жизнь сгораю от стыда.

На уроках пения я сидел на первой парте, и вот однажды, когда меня в ухо укусила пчела, я был особенно вертляв. Это не укрылось от внимания педагога, который, кроме скрипки, имел еще и смычок… Мое правое ухо до сих пор трепещет, как крыло мотылька. Случай со смычком меня нисколько не смутил, и сейчас вы поймете почему.

Был у нас еще один учитель, Виктор, с уже знакомым вам отчеством Каленикович. Вел географию, хотя по природе своей он был кавалерист, еще с гражданской. Вместо шашки у Виктора Калениковича была буковая указка, которой он очень гордился. Дети – существа непоседливые, а на уроках Виктора Калениковича это особенно сказывалось. Учителю такое поведение класса, естественно, нравиться не могло. И тогда он выхватывал свою буковую шашку и начинал рубить направо и налево. В основном – не волнуйтесь! – мы уворачивались. И вот однажды случилось страшное: кто-то из учеников все-таки улучил момент и сломал необычайной прочности буковую указку, хотя учитель с ней не расставался, кажется, даже ночью. Лицо бывшего кавалериста даже сегодня описать невозможно. А ведь я еще раз виноват перед ним, когда отстал от автобуса в районном центре, куда мы поехали на олимпиаду по географии. Виктору Калениковичу потом за это влетело. Мне же ночью восемнадцать километров обратно пришлось идти пешком: темень была кромешная, да и дорога далеко не асфальт.

А вот сейчас вспоминаешь обо всем этом: и как мы злили учителей, и сколько они в нас умудрялись вложить, – и на душе тепло делается. Память – великая сила! Вроде как и они до сих пор там, в нашей старой сельской школе…