Читать книгу Головоломка для дураков. Алый круг. Семеро с Голгофы (сборник) - Группа авторов - Страница 17

После ухода всех незваных гостей у меня хватило ума немного повозиться в полумраке и нашарить на полу улики в виде остатков догоревших спичек. Спустив их в сливное отверстие раковины умывальника, я вернулся в постель и, как ни странно, сразу и крепко заснул.

Наутро меня разбудил новый дневной санитар. Еще не до конца проснувшись, я решил поначалу, что это Фогарти. Осознание ошибки повергло меня в истинный шок. А затем я испытал еще что-то вроде легкого потрясения, разглядев лицо новичка. Это было самое обыкновенное лицо – молодое и даже приятное. Но оно показалось мне почему-то хорошо знакомым.

Я старался подхлестнуть свою память, пока мы шли в спортзал для моей обычной разминки перед завтраком. Он назвался Джоном Кларком, но имя мне ничего не подсказало. Под конец, уже злясь на свою забывчивость, я задал ему прямой вопрос:

– Мы с вами не встречались прежде?

Он улыбнулся и ответил:

– Нет, мистер Дулут.

На чем разговор и закончился.

После завтрака я нанес традиционный визит в хирургический кабинет. Было заметно, что доктор Стивенс уже сожалеет о своей вчерашней импульсивной откровенности. Сегодня он держался со мной немногословно и выглядел чуть смущенным. Он бы смутился гораздо сильнее, узнав, к каким катастрофическим результатам привел предложенный им психологический и аналитический эксперимент.

Вид скальпелей, поблескивавших за стеклами его шкафов, заставил меня задуматься, не стоит ли поделиться с ним подробностями странного монолога в исполнении мисс Пауэлл вчера в актовом зале. Однако в свете дальнейших событий инцидент показался мне слишком тривиальным, чтобы упоминать о нем. Кроме того, после невольного открытия родственной связи доктора с Фенвиком я уже не мог целиком и полностью доверять ему. В итоге я ограничился всего лишь сообщением, что физически чувствую себя превосходно, а это, должно быть, прозвучало удивительно после всех пренеприятных событий последних суток.

В отличие от своего коллеги, доктор Морено выглядел совершенно бесстрастным, когда проводил со мной официальное собеседование в своем кабинете. Какое-то время он обсуждал со мной мое состояние с таким видом, словно в мире не существовало ничего более важного, чем душевное и психологическое состояние бывшего горького пьяницы. Его безукоризненное умение владеть собой подействовало на меня столь внушительно, что он застал меня врасплох, когда неожиданно по собственной инициативе заявил:

– А теперь касательно самого важного происшествия последнего времени, мистер Дулут. Я тщательным образом провел опрос среди пациентов. Разумеется, все делалось с крайней осторожностью, не касаясь сути прямо. Но никто из них не видел и не слышал ничего, их обеспокоившего. Насколько я понял, никто из них не располагает информацией, проливающей свет на обстоятельства смерти Фогарти.

– Даже если им ничего не известно, – сказал я, – мне хотелось бы надеяться, что сделано все возможное для раскрытия этих обстоятельств.

Подобная реплика вызвала у Морено чуть заметное раздражение.

– Чтобы несколько унять ваше беспокойство, мистер Дулут, могу сказать, что сотрудники лечебницы почти все свободное время посвятили стараниям помочь полицейским, детально отвечая на любые вопросы с их стороны. У вас не должно возникать даже мысли о проявлении кем-либо халатности или небрежности в столь серьезном деле. – Я воспринял его саркастическую реплику как разрешение уйти и уже поднялся с места, когда он вдруг добавил: – Что прошлой ночью делали в вашей палате Лариби, Геддес и Фенвик?

Теперь настала моя очередь испытать прилив крайнего раздражения. В конце концов, Морено был моложе меня, и никто не давал ему права проявлять по отношению ко мне диктаторские замашки. И, уж конечно, я сам не чувствовал ни малейшей расположенности откровенничать с ним.

– Наверное, нам всем не спалось, – ответил я. – Мы скучали. Вот и собрались, чтобы немного развлечь себя беседой.

Меня подмывало напомнить ему, что мы платили по сто долларов в неделю за пребывание в этой богадельне и могли, черт возьми, за эти деньги сами распоряжаться своим ночным временем. Но его исполненный чувства собственного достоинства вид заставил меня промолчать. Подобная реплика показалась бы по-детски обидчивой. Он же посмотрел на свои стерильно чистые руки и размеренным тоном спросил:

– И о чем же таком увлекательном вам захотелось поговорить, что вы не побоялись нарушить правила внутреннего распорядка, мистер Дулут?

– Увлечен был главным образом Лариби, – мгновенно ответил я.

– Чем же?

– Скорее, кем. Он бесконечно говорил о мисс Браш, – я намеренно пристально вгляделся в лицо Морено. – Разумеется, это не моего ума дело, но меня поразило, как далеко у нее зашли с ним дела. А вы как считаете?

Внезапно его глаза прищурились, и я заметил в них тот опасный блеск, который уже несколько раз видел прежде. Вопреки неизменному хладнокровию Морено всегда плохо умел прятать злость. Я почти ожидал, что он меня отчитает, но его голос остался на редкость ровным.

– Вы являетесь моим персональным пациентом, мистер Дулут. И поскольку руководство лечебницы, не прислушавшись к моему мнению, решило столь многое вам доверить, я чувствую настоятельную необходимость пояснить вам кое-что о происходящем в этом заведении, чего вы не понимаете.

Я кивнул, поневоле восхитившись его самообладанием. Он ведь явно считал меня мелким пакостником, который без надобности сует свой нос в дела других людей, но ничем не выдал подобного ко мне отношения.

– Первое, что вам будет полезно узнать, касается мисс Браш. Это очень старательная молодая сотрудница лечебницы, на плечах которой лежат, пожалуй, самые трудные обязанности. Вы же умный человек, а, стало быть, не можете не осознавать, что у привлекательной медсестры, которая ухаживает за не вполне душевно здоровыми мужчинами, практически неизбежно могут возникать определенного свойства осложнения.

– Мне уже за тридцать, – с улыбкой отозвался я. – И со мной вам уже не нужно возвращаться к урокам о том, как пчелки опыляют цветочки, а птички дружат друг с другом.

Морено сразу же взял более жесткий и напыщенный тон.

– По причинам, которые диктуются исключительно соображениями психиатрической науки, мисс Браш порой необходимо проявлять к некоторым пациентам особое отношение. Но делает она это только по предложению и единодушному одобрению нашего ученого совета.

Мне хотелось поинтересоваться, одобрил ли ученый совет ее действия, когда она тайком дала Лариби свою авторучку для того, чтобы тот переписал в ее пользу завещание. Вертелся у меня на языке и не менее интересный вопрос. Я мог бы спросить доктора Морено, одобряет ли он как профессионал некоторые аспекты поведения мисс Браш, которые ему явно поперек горла как обычному мужчине. Но мне вовсе не хотелось делиться с ним информацией. Напротив, я желал услышать как можно больше от него самого.

– Значит, если я правильно понял, мисс Браш является как бы частью лечебных процедур для Лариби, – напустив на себя наивность, сказал я.

Морено глубоко и шумно вздохнул.

– Вероятно, можно выразиться и так, мистер Дулут. Хотя это звучит несколько театрально. Но мне хотелось бы настоятельно рекомендовать вам предоставить все подобные вопросы тем, кто непосредственно уполномочен их решать.

Его губы сложились в скупую профессиональную улыбку, и он сообщил, что ждет встречи со мной завтра в обычное время.

Выйдя в коридор, я снова увидел Джона Кларка. Новый санитар стоял спиной ко мне, доставая из стенного шкафа полотенца. И хотя на нем был традиционный форменный белый халат лечебницы, бросалось в глаза, что носить подобную одежду он не привык. Кроме того, от меня не укрылась неловкость его обращения с полотенцами. И вот это дало мне столь необходимую подсказку. Внезапно я почти мгновенно вспомнил все.

Прошло уже два года с тех пор, как я в последний раз видел Джона Кларка. Но теперь в моем сознании прошлое ожило в полнейшей ясности. Я действительно должен был хорошо помнить его. Мы с ним познакомились в те жуткие дни после того, как здание театра сгорело дотла во время репетиции «Ромео и Джульетты», в дни, когда мое сознание помутилось от непрерывно встававшей перед глазами картины – Магдален в платье Джульетты беспомощно мечется посреди огненной ловушки в самом эпицентре совершенно внезапно и необъяснимо вспыхнувшего пожара.

Возникло подозрение в умышленном поджоге, и делом занялась полиция. Кларк как раз и был одним из сыщиков. А мне он особенно запомнился, потому что производил впечатление человека солидного и основательного. В то время он стал одним из немногих людей, чье общество я еще мог выносить.

Я подошел к нему и сказал:

– Глупо было с моей стороны не узнать вас сразу, верно?

Он посмотрел на меня пустыми глазами поверх кипы полотенец, а потом, увидев, кто перед ним, расплылся в дружеской улыбке.

– Я так и думал, что вы меня не забудете, мистер Дулут, но мне было указано ничем не выдавать нашего знакомства. Кстати, мы беседовали о вас с доктором Ленцем. Он сказал, что через пару недель выпишет вас отсюда. Хорошие новости, верно?

– А вас тем временем внедрили в штат, чтобы присмотреться к нам, придуркам, не правда ли?

Он многозначительно подмигнул мне.

– Для всех я всего лишь новый дневной санитар.

– Вас понял, – сказал я. – Кто еще в курсе?

– Только Морено и доктор Ленц. Идея принадлежала капитану Грину.

– Если есть настроение поговорить сугубо конфиденциально, – сказал я, – то мне это было бы очень интересно.

– Боюсь, что я лишь тупой рядовой коп, – ответил он лукаво. – Не могу пока ничего вам сообщить, кроме того, что полиция неустанно работает над делом, и мы рассчитываем добиться значительного продвижения вперед в ближайшее время.

– Вы рассчитываете добиться продвижения вперед? – эхом повторил я в недоумении.

– Шучу. Это всего лишь наша стандартная формулировка для прессы, мистер Дулут.

Он крепче зажал между ладонями кипу полотенец и удалился, бросив мне через плечо улыбку.

И эта улыбка немного добавила мне уверенности в себе. Кларк принадлежал к числу тех надежных парней, рядом с которыми начинаешь ощущать твердую почву под ногами. И, как говорится, еще никому не мешало иметь друзей в зале суда. Но одновременно я отчетливо понимал, что одному Джону Кларку не под силу разобраться в слишком запутанной ситуации.

Запутанной – иначе не скажешь. Я ощущал, как это дело все более и более втягивает меня в свою орбиту, в то время как я все менее и менее понимал, что происходит в действительности. Хотя следовало признать и другое. Разными путями и через многих людей я собрал изрядное количество информации, которую в силу многих причин предпочитал пока держать при себе. Мне представлялась вполне логичной попытка во всем самому разобраться. Как я уже отмечал, инстинкты детектива принадлежат к числу фундаментальных человеческих инстинктов. Даже у нас, бывших алкоголиков. А я в целом уже почти вернул себе ясность мышления.

Преисполненный новой решимости, я тут же воспользовался возможностью незаметно допросить мисс Браш, когда она вывела нас на снег для утренней прогулки.

Хотя она не относилась к числу пациентов со сдвигом в мозгу, я заранее предвидел, что расколоть ее окажется, быть может, сложнее, чем ее подопечных. К этому моменту она уже полностью оправилась от вчерашнего смущения и растерянности. Ее светловолосый ангельский облик вернулся на прежнее место – безукоризненный и образцово аккуратный, как всегда. Я сразу понял, что с ней не сработает ничего, кроме тактики внезапного шока.

Мы чуть отстали от общей группы, и тут я начал атаку.

– Могу я задать вам не совсем деликатный вопрос, мисс Браш? – спросил я.

– Разумеется, мистер Дулут. – Она плотнее затянула на шее синий шарф и включила дежурную улыбку. – Но только если вы не возражаете против не совсем деликатного ответа.

– В нашем заведении ходят упорные слухи, что вы помолвлены с Лариби. Это правда? – Улыбка сама собой пропала с ее лица, но никаких других изменений в его выражении я не уловил. – Потому что, если это правда, – продолжал я, – мне хотелось бы первым официально поздравить вас.

Мисс Браш остановилась на протоптанной в снегу тропинке. В белой шапочке медсестры, едва прикрывавшей белокурые локоны, она выглядела как иллюстрация к описанию абсолютно здоровой молодой женщины. Но при этом женщины, готовой с размаху влепить мне пощечину.

– За время моей работы здесь, мистер Дулут, я была помолвлена с тремя писателями, епископом, несколькими сенаторами и парой очаровательных молодых пьяниц вроде вас. Но, к сожалению, все еще остаюсь мисс Браш, как вам известно.

– Стало быть, это ваш первый эксперимент с миллионером? – спросил я с дружеской улыбкой.

Ей мой вопрос не показался забавным. Несколько секунд она определенно смотрела на меня в некотором изумлении. А затем, пусть и не без легкого насилия над собой, снова стала бодрой и полной энергии старшей медсестрой, отрадой для пациентов. Положив руку поверх моей ладони, она произнесла с завидным спокойствием:

– Вам не кажется, что вы ведете себя довольно глупо, мистер Дулут?

– Ужасающе глупо, – согласился я. – Но не будь я дураком, я бы не оказался здесь и не имел удовольствия свести знакомство с вами.

Мы поспешили вперед, чтобы догнать основную группу гуляющих.

Как только мы с ними поравнялись, к нам присоединился Лариби. Его лицо сияло радостью, а меня он окинул заговорщицким взглядом: «Ты один из немногих посвященных», – читалось в нем. Порывшись в нагрудном кармане, он извлек на свет божий авторучку, с помощью которой минувшей ночью мы скрепили подписями его завещание.

– Я собирался отдать вам ее раньше, Изабелла, – сказал он. – Большое вам спасибо. И все дела улажены.

Он снова бросил в мою сторону многозначительный взгляд. Зато мисс Браш старательно избегала встречаться со мной глазами. С небрежностью, в которой сквозила нарочитость, она взяла ручку и сунула в карман пальто.

– Благодарю вас, мистер Лариби, – произнесла она равнодушно. – Право, жаль, что перьевые ручки в нашей библиотеке вас не устраивают. Не в моих правилах одалживать свою каждому, кто хочет написать письмо, знаете ли. Но вы сказали, что уже несколько недель никак не могли закончить послание своей дочери.

И это было все, что мисс Браш сочла нужным предложить в качестве объяснения.

Впрочем, Лариби действительно мог придумать ложный предлог, чтобы получить вожделенную авторучку, и мисс Браш в таком случае ничего не подозревала, как и хотела заставить нас думать. Но мне стало ясно главное. Как и следовало ожидать, наша энергичная и крайне деятельная старшая дневная медсестра стала для меня крепким орешком.