Читать книгу Мир на взводе: пружина разжимается - Группа авторов - Страница 24

Классовая структура общества радикально изменилась не только по сравнению со временами Маркса, но и по сравнению с ХХ веком, когда индустриальный капитализм достиг на Западе своего расцвета. На рубеже ХХ и XXI веков в мире происходили два глобальных социальных процесса, одновременно дополнявших и противоречащих друг другу. С одной стороны, имела место беспрецедентная пролетаризация населения в мировом масштабе. В странах Азии, Африки и Латинской Америки огромная масса населения, ранее связанная с традиционным сектором, вовлекалась в современное хозяйство и индустриальное производство. В развитых европейских странах представители бывших свободных профессий, технические специалисты, интеллектуалы, ученые, даже работающие на дому программисты, дизайнеры и всевозможные представители креативного класса окончательно превращались в наемных работников.

Выдающийся американский социолог Иммануил Валлерстайн характеризовал конец ХХ и начало XXI века как время тотальной пролетаризации[42]. Но, с другой стороны, классовая структура становилась все более размытой, традиционные связи ослабевали, привычные механизмы солидарности и коллективного взаимодействия переставали работать. Новые пролетарии оказались гораздо менее связаны между собой, чем рабочие промышленных предприятий ХХ века. Предприятия становились меньше, коллективы – менее многочисленными, а их структура – более дифференцированной. Старые индустриальные регионы – будь то Западная Европа, страны бывшего советского блока или Америка, утрачивали значительную часть производств, которые перемещались в Латинскую Америку, Восточную Азию, Китай. Место организованного промышленного пролетариата занимали работники сферы услуг, сотрудники образования и здравоохранения, ученые. В свою очередь, новый рабочий класс формировался в странах, не имевших традиций социалистического движения, условий для развития свободных профсоюзов и левых политических партий. Разрыв в оплате труда между различными группами наемных работников резко увеличился, что неминуемо ставило вопрос о том, насколько прочной может быть солидарность между ними.

Иными словами, противоречие между трудом и капиталом никуда не исчезло, но сам мир наемного труда стал куда более сложным и менее единым. В известном смысле пролетаризация сопровождалась атомизацией и деклассированием, а также формированием новой глобальной социальной географии, которая, в свою очередь, не могла не отразиться на перспективах мировой политики.

В новой ситуации привычные методы организации, лозунги и политические практики оказывались если и не вовсе неприменимыми, то, по крайней мере, нуждающимися в серьезной корректировке.

Однако это отнюдь не означало, будто марксизм утрачивал свое значение как теория, ориентированная на практическое преобразование общества. В тупике оказывались лишь те теоретики и практики, кто упорно держался старых схем, не желая заново подвергнуть меняющуюся историческую ситуацию критическому анализу (иными словами, те, кто повторял старые выводы марксизма вместо того, чтобы самостоятельно исследовать меняющуюся реальность с помощью марксистского анализа). Между тем именно нарастающие общественные перемены делали этот анализ необходимым и востребованным.