Читать книгу От сказки к сказке - Галина Кабакова, Г. И. Кабакова - Страница 7

Важной проблемой представляется онтологический статус этиологий. Оскар Денхардт выделял два типа этиологических повествований: «собственно интерпретирующий природу (этиологический)» и отвечающий на вопрос «почему?» и «произвольно интерпретирующий природу (произвольно этиологический)» [Dahnhardt 1907/1: X]. Немецкий исследователь Лутц Рёрих в книге «Сказка и действительность» [Rohrich 1956: 33–36] выделил три категории этиологических текстов: поучительные, развлекательные и «декоративные».

К первой он отнес тексты, в истинность которых верит и рассказчик, и его аудитория. К ней относятся тексты космогонического содержания. В восточнославянском варианте сотворение мира описывается тремя основными сюжетами: совместное творение суши Богом и Сатаной из земли, принесенной птицей со дна морского; борьба двух демиургов и низвержение Сатаны; сотворение человека.

Вторая категория состоит из текстов развлекательных, не содержащих мифологической истины и не воспринимающихся как сакральные. Речь идет о «простой игре ума» (blosser Spielform). Сам факт повествования должен прежде всего доставить удовольствие и рассказчику, и слушателю. К этому типу относится подавляющее большинство сказок о животных и растениях, в которых этиологическая развязка выступает как логическое развитие сюжета.

Безусловно, при разграничении этих двух категорий возникает ряд методологических проблем. Что придает этиологии статус верования? Как представляется, одним из признаков принадлежности к текстам первой категории служит нравоучение, содержащееся в сказке или легенде. Именно мораль, имеющая общечеловеческое значение, обеспечивает успех таких этиологий, как «Почему человек не знает часа своей смерти», «Почему стариков перестали убивать» или «Преступление против хлеба». Впрочем, и этот показатель может эволюционировать, и те тексты, что изначально воспринимались как предмет веры, впоследствии могут перейти в категорию развлекательных (например, ATU 798 «Женщина создана из обезьяньего хвоста»). Поскольку при записи этих текстов собиратели практически не интересовались отношением рассказчика к повествованию, то остается лишь строить догадки по поводу статуса той или иной этиологии. Однако критерий веры и правдивости, возможно, и не столь существенен. Можно согласиться с М. Альбер-Лорка, что важен сам факт упоминания происхождения, который выделяет животное, растение, явление из ряда тех, что лишены «генеалогии» [Albert-Llorca 2013: 16].

Наконец, в последней категории текстов этиологическое завершение не является обязательной частью сюжета, и связь его с повествованием оказывается достаточно произвольной и формальной. Заключительная фраза, начинающаяся с «Вот почему…» или «И с тех пор.» выступает не столько конструктивным принципом, сколько декоративным украшением. Хорошим примером такого типа историй могут служить волшебные сказки, которые, за редким исключением (АТи 425 М «Змея-жених», ATU 565 «Чудесная мельница», отчасти ATU 555 «Рыбак и его жена»), не располагают к этиологическому концу, то есть к нерасторжимой связи между фикцией содержания и реальностью времени рассказа.

В этом отношении показательны сюжеты, где этиологическая концовка фигурирует в одних вариантах и отсутствует в других. Например, только один немецкий вариант общеизвестной сказки ATU 2025 «Убегающий блин», то есть «Колобок», заканчивается бегством блина от свиньи и выводом: с тех пор все свиньи роются в земле [Balzamo, Kaiser 2004, № 67].

Такие концовки могут отражать и индивидуальные вкусы сказочника и собирателя, что ставит вопрос об авторстве фольклорного произведения и репрезентативности фольклорных материалов. Альбер-Лорка упоминает одного из каталонских информантов, рыбака, от которого были записаны 14 из 55 сказаний о море, опубликованных Жуаном Амадесом. Все они посвящены редким рыбам, в них фигурировали персонажи, нетипичные для этиологий: сирены, великаны, и им свойствен нравоучительный пафос, все это наводит на мысль, что легенды эти были сымпровизированы рыбаком в ответ на запрос собирателя [Albert-Llorca 2013: 18]. Точно так же в России целый ряд этиологических сюжетов был записан от Анны Корольковой, причем некоторые из них были явно литературного происхождения и в русской традиции фиксировались только в ее исполнении [УИМ, № 150, 169, 266, 442].