Читать книгу Серы гуси - - Страница 19

Когда пацан проснулся утром, первым делом он метнулся к койке больного деда. Последние дни он ухаживал за стариком, подносил ему питье, давал скудные лекарства, пытался давать еду. Готовил сам что мог и что было – грел консервы, парил крупы в печке. Ел сам когда голод сильно подступал и пытался кормить деда.

Старик лежал на койке, глаза были приоткрыты.

– Дед, деда! – позвал пацан.

Старик не отзывался. Пацан толкнул деда, через одеяло схватил за плечо и начал трясти. Голова качалась, качалась борода. Нет, не спит.

Пацан думал еще очень давно, а что если сегодня спать ляжем, а старик умрет? С дедом страхами не делился, но это было порой тем, что не давало уснуть. Он не переносил все, что связано с мертвыми – не мог видеть похорон, гробовые крышки, венки. Все, что исходило от этого, волей-неволей отдавало ужасом, повергало все внутри него вверх ногами, хотелось скрыться от смерти, живущих как в покойниках, так и в предназначенных для них предметах. Когда он был совсем маленький, на похоронах у бабки, когда все взрослые подходили к гробу для прощания, у него случилась настоящая истерика. Старик сказал ему тогда, что не нужно бояться мертвых, они уже не встанут, но нужно бояться живых. Но на мальчика не действовали такие доводы. В детском саду страшилки на тихом часу от других ребят действовали на него ужасающе. Проходя ритуальные магазины, проезжая с родителями на машине кладбища, видя в парках обелиски и братские могилы солдат, которые погибли в совсем уже давнишней войне, пацан всегда содрогался. Ему на секунду казалось, что мир может меняться, меняться в другие цвета, становится черным как кружевные платки на головах похоронных старух, тех что вечно больше всех там причитают и темно-бордовым, как обивка на гробах. В этом черно-бордовом мире становится холодно, люди куда-то уходят, из могил выбираются мертвецы, начинают жить своей жизнью, играя в живых, изображая все свои прошлые жизненные привычки. В пасхальные ночи они выпивают оставленные им рюмки водки и чокаются оставленными яйцами, мужчины собирают живые и искусственные цветы, принесенные им и передаривают своим мертвым женщинам, а те, в свою очередь поутру уносят их с собой под землю. А еще могут утаскивать в глубину тех несчастных бомжей, которые рискнули утащить что-то из того, что принесли мертвым в праздничную ночь перекусить их благодарные потомки.

Он иногда видел похороны у родственников в области. Когда родители отвозили его на пару недель погостить к тетке по материной линии, он коротал времена в тесной хрущевке с троюродными братьями и сестрами. И пару раз удавалось видеть в окне, как перед подъездом разбрасывали елки, потом на табуретках выносили гроб и с пятого этажа было видно желтеющее лицо лежащего в нем на белых подушках. Люди плакали, рвались к красному ящику, из матюгальника на ПАЗике гнусаво неслась противная музыка. Толпа шла впереди медленно едущего ПАЗика, четверо мужиков несли на руках красную коробку с желтым телом, а кто-то еще один тащил на голове крышку, подвязанную белым полотенцем для чего-то. Это было ужасно, противно и просто противоречило всему живому в теле мальчика. В один из таких разов он с троюродным братом выждал час когда все это уйдет и уедет и пошел гулять. Более опытный брат тогда шепотом сказал наступившему на еловую лапу пацану что делать этого нельзя. Наступил на такую елку – тебя найдет покойник и будет ходить каждую ночь. С тех пор разбросанные по асфальту елки вызывали у мальчика рвоту от ужаса.