Читать книгу Режим бесконечной функциональности - - Страница 3

Руководитель отряда махнул рукой, и они по очереди спустились по тросу на заизолированную поверхность. Ветер был сильным.

Он лег, упираясь ногами в колодки и держась руками за край неровного проема. Тусклые сигнальные огни подсвечивали людей снизу, делая их похожими на древних чудовищ.

Павел получил отмашку, оттолкнулся и первым упал в дыру.

Он летел, вслух проговаривая секунды и не слыша собственного голоса. Вокруг смыкалась темнота, а его кружило, словно лист. Если донесения были неверны, они все могли разбиться о скалы или воду. Картина в ноктовизоре шла рябью и стала однородной только после трёх минут, когда пришло время раскрывать парашют. Павел не дождался сигнала и раскрыл вручную; его подбросило, и он, задрав голову вверх, в темноте увидел очертания купола.

Мягкой посадки не получилось. Он завалился на бок, почувствовал, что его тащит, и не сразу смог отцепиться, проехавшись по земле. Поднялся, не обращая внимания на боль в бедре, снял кислородную систему и открутил с неё ноктовизор. Заново настраивать очки пришлось, смотря вверх и наблюдая за спуском других. Трое из отряда приземлились с разбегом не меньше чем в километр, ещёдо пятерых он не мог определить расстояние на глаз. Павел упаковал парашют, зацепил систему на спине, поправил жилет, оружие и побежал к остальным.

Трава была высокой, почти по колено, и будь он на месте руководителей станции, то наплевал бы на экологию и выжег бы тут всё до состояния пустыни. Справа и слева растянулся забор; увидев сетку, он даже не удивился, что никто их об этом не предупредил. До ближайшего парня из отряда оставалась жалкая сотня метров, когда вой сирены ударил по ушам.

Павел бросился на землю, понимая, что задание провалено. Через секунду местность осветилась сотнями прожекторов. Они вспыхивали друг за другом, как глаза великана, и вот он уже лежал посреди поля на обозрение врагам. И чувствовал себя голым, как никогда.

Павел лихорадочно соображал, что делать. Он находился в узком коридоре, в поле травы, где был отлично виден с любой машины на гравподах. Пришлось аккуратно выглянуть и оглядеться. Через несколько десятков метров два прожектора не горели. Он сбросил парашют и устремился в тень.

У него с самого начала было плохое предчувствие относительно места высадки. Но ему жестами, картинками и сообщениями в стапе дали понять, что техники не смогут быстро вскрыть защиту купола в другом месте, поэтому придётся садиться вслепую на дальнем рубеже. Его никто не охраняет, – дали понять всей группе, – это не стратегически важный объект, основные цели лежат на юго-западе.

Тогда почему они попали в засаду, и вой сирены до сих пор не стих?

Павел добрался до темного участка и выглянул. В их сторону никто не летел, не было слышно криков людей, и он не видел колыхания травы от приближающихся роботов. Может, сработали старые охранные системы? Тем более он не нашел ни одной сторожевой вышки.

Он присмотрелся к сетке, что огораживала периметр, и не заметил ни сигнальных мин, ни подведенного тока, потом достал кусачки и стал делать проход, прислушиваясь к окружающим шорохам. Через пару минут дыра получилась достаточной, чтобы пролезть. За оградой, в пятидесяти метрах, начинался лес, и он устремился туда, прячась в тени деревьев и не выходя под свет прожекторов.

Поле было пустынно, трава слабо качалась от ветра, но он не наблюдал никого из отряда. Если они не встретятся в лесу, то увидятся через десять часов на контрольной точке. Он почти чувствовал облегчение от того, что остался один, хотя шанс быть подстреленным кем-то из своих увеличился в разы.

Со всех сторон резко послышалось шипение.

Павел упал в траву, быстро натянул систему и сменил настройки на противогаз. Через несколько секунд раздался громкий треск, будто начали ломаться старые деревья. Он задрал голову и увидел, как по куполу растянулись «сухие молнии». Маленькое зарево осветило клочок неба, где находился космолёт, и сирена стихла.

С самого начала было понятно, что никому не дадут улететь. Прошло не меньше десяти минут, как включились прожектора, и было удивительно, что аппарат ликвидировали так поздно. Он снял систему, надел ноктовизор и посмотрел на часы на куртке, с сожалением думая о том, что навигационно-топографический «Рубин» здесь не поможет.

Павел поднялся и несколько минут двигался в тени деревьев, примеряясь к местности, но как только решил углубиться в лес, справа заметил плотное пятно. Он быстро упал на землю и затаился.

Это было тело.

И оно в неестественной позе лежало в траве, уткнувшись головой в сетку. Павел мысленно выругался и оглянулся по сторонам. Подумав, он не стал подходить ближе, а углубился в лес и сменил настройки в ноктовизоре.

Судя по форме, это был парень из их отряда. Системы на нём не было, а открытой частью лица была только полоска глаз. Он лежал почти ничком, с задранной кверху головой: руки – под телом, а лицом – на ограде, будто упал плашмя. Павел поначалу решил, что складками собралась кожа у него над глазами, а потом понял, что тот зацепился правым веком за сетку и то, что было белком глаза, теперь стало черным. Левый глаз был закрыт.

Если тот упал и глазом напоролся на сетку, тогда почему поза такая странная? Когда тот умер? Павел не слышал выстрелов.

Он вдруг вспомнил Брэдли. Вспомнил его дикий визг и как тот катался по земле, схватившись за голову. И хотя здесь не было силовых полей, и он не слышал криков, есть вероятность, что в десятках метров от него весь отряд лежал мертвый… И от осознания этого он не почувствовал ничего, кроме недовольства.

Нужно дождаться, пока прожектора погаснут, и выйти на поле, чтобы найти СКС с приставкой или «Азимут», но он не рискнул. И не был уверен, что шифрование теперь не проходит через карты.

Павел углубился в лес и решил идти не заявленным маршрутом, а параллельно ему с интервалом в километр. Если парни из отряда действительно мертвы и из их голов извлекут карты, то по старому маршруту он далеко не уйдёт.

Он не знал, насколько частота работы карты отличается от частоты мозга. И как можно её уничтожить, но при этом не задеть мозг тех, у кого её нет. Но он помнил Брэдли, будто жарящегося изнутри, и как они с Ральфом держали мальчишку вдвоём, стараясь не переломать ему руки и ноги, а у того белки глаз наливались кровью.

Павел вышел к контрольной точке через девять часов и затаился неподалёку от намеченного места, выискивая противников или сослуживцев. За время движения он успел обдумать сложившуюся ситуацию, а в особенности то, что руководил отрядом не сержант. Поэтому вставал закономерный вопрос: знал ли тот, что посылает их на убой? И если да, то ждут ли Павла на Базе?

Едва появится доступ к связи, он передаст всю информацию в Академию. Он не собирается быть одним из тех, чья голова слетит.

Павел поднялся с земли через час ожидания и пошел на марш-бросок к новой контрольной точке, уже уверенный, что, кроме него, никто не выжил.

Карта местности, которую им выдали, была схематичной, спутников-шпионов здесь уничтожали при малейшей угрозе, а последнего работника, которого удалось завербовать, повесили полгода назад. Он был уверен, что при приближении к объекту каждый квадратный метр площади будет утыкан высокочувствительными микрофонами, тепловизорами и датчиками излучения, поэтому жалел, что не взял личный маскхалат. Он не лазил по деревьям, а больше зарывался в землю, через ДУК определяя координаты, делая записи и дублируя всё в систему.

Чтобы выбраться с планеты, нужно добраться до «отстойника» либо до любого места со скоплением машин. Павел старался даже не думать, сколько макулатуры отчетов ему придётся сдать, если он выберется отсюда живым.

К двум часам ночи следующего дня он вышел к служебной станции, с готовыми картами местности, уставший и провонявший потом.

Машины прилетали на планету, останавливались на КПП и после проверки влетали под внешний купол. Служебная станция напоминала любую Базу и была также отделена куполом и тремя слоями переходов. Два грузовых въезда для дальняков находились за пределами основной территории. Он прополз по всему периметру, считая вышки, камеры, пункты охраны, цеха и ангары. Все прилетающие машины не пускали дальше второй контрольной линии, «красной границы». Но ему туда и не нужно. Ему нужен был любой грузовой дальняк.

Транспорт начал летать в пять утра по земному времени, первый дальняк пристыковался задом и опустился на землю. К нему тут же подкатили роботы-погрузчики. Павел заметил только одного человека, который следил за разгрузкой и проверял документы водителя. После того, как двери были закрыты, водитель забрался в кабину, и машина стала подниматься. Он прикинул расстояние, засёк время и остался лежать на месте. Он стал осматривать небо, но лишь через полчаса показалась новая машина.

Павел подумал, что периодичность в полчаса его вполне устраивает и он как раз успеет до следующей машины. Он вновь отошёл к лесу и стал обустраивать схрон. В яму отправилась половина патронов к автомату, все электродетонаторы, половина сапёрных проводов, фонарь, подрывная машинка, гранаты, «сигналки», спальный мешок и чистое бельё. Большую часть оставшихся бесшумных патронов он оставил при себе, закрыл яму, заметил местность и двинулся в сторону станции дожидаться машины.

Когда очередной дальняк стал снижаться, Павел перекинул рюкзак и систему на живот, между ними втиснул автомат, проверил сапёрную лопатку и нож и короткими перебежками двинулся к воротам. Он затаился боком в траве как раз вовремя, когда машина спустилась на землю. Пока роботы её разгружали, он натянул перчатки, прощупал все ремни, карабины и одежду. Он смотрел, как водитель разговаривает с техником в форме, и ждал.

Через двадцать минут водитель забрался в кабину, и Павел сорвался с места. Дальняк стал подниматься, и он поднырнул под него, ища, к чему прицепиться. Он помнил, что снизу были уступы, за которые машины крепили при транспортировке, а теперь в спешке их едва не пропустил.

Зацепившись руками и ногами, он запоздало пожалел, что не обвязался верёвкой, – вещи тащили вниз. У него получилось сгруппироваться и завалиться на бок, чтобы не переломило позвоночник, но даже эта поза не гарантировала спасения.

Машина поднималась всё выше, лицо наливалось кровью, а в спину впивалась выступающая железка. Если дальняк не остановится в «отстойнике», он умрёт, или упав, или задохнувшись.

Руки болели. Он постарался отвлечься от этого, смотря на пролетающую местность, выискивая глазами место высадки и не находя его.

Когда машина преодолела пропускные ворота без остановки и начала набирать высоту, он почувствовал, что ему становится плохо. Внизу стал проплывать «отстойник», медленно поползли кары и погрузчики. Павел понял, что больше шанса у него не будет. Он опустил ноги, вытянулся на руке, левой придерживая автомат, и прыгнул вниз.

Он упал на крышу крайнего дальняка, почти не веря своему везенью и не чувствуя собственного тела. Пролежал несколько секунд, бегло осмотрел вещи и оружие, потрогал рёбра; бок саднил; он перекинул рюкзак на спину и подлез ближе к кабине, смотря на пропускной пункт.

Несколько кадетов стояли на КПП, наблюдая за группой продавцов, перекладывающих еду из машин в переносные контейнеры. Павел прикинул метраж до платформы и порадовался, что его закрывает старый погрузчик. Нужно либо проверить дальняки на наличие батарей и угнать один из них, либо договориться с кем-нибудь из водителей. Он уже подумал о том, чтобы затаиться и дождаться ночи, как заметил справа какое-то движение.

Павел повернулся, рефлекторно хватаясь за нож.

На него, наведя пистолет, смотрел патрульный.

Мальчишка стоял в парящей машине, и в его широко раскрытых глазах плескался страх. Павел мысленно выругался. Провалить задание из-за такой мелочи по меньшей мере позорно. Но он сам был виноват в своей оплошности, и ему осталось надеяться лишь на то, что юнец забыл оповестить о нём других патрульных.

Парень показал, чтобы он сполз на середину и поднялся. Павел подчинился и, сползая, раскрепил ножны. Он медленно встал и вытянул руки вперёд. Патрульный жестом приказал ему развернуться. Павел сбросил вещи, повернулся, думая о том, видно ли их с пропускного пункта, и поднял руки не выше головы. Он заметил, как вылезли щупы, крепя машину к крыше дальняка, и оглянулся. Но парень уже не смотрел на него, роясь в поисках браслетов. «Слишком легко», – подумал он, и нож лёг в его руку, будто он его позвал.

Павел резко развернулся и полоснул по чужому горлу, успев заметить удивленный взгляд патрульного. Мальчишка не выстрелил. Он мельком отметил, что тот тоже левша, схватил его за руку и дернул тело на себя, вгоняя нож и разрезая трахею.

Мальчишка стал заливать его кровью, он отбросил тело на крышу, забрал пистолет и перевернул парня лицом вниз. Тот бился в конвульсиях и почти не хрипел, но крови было слишком много. Павел осмотрелся, не замечая ничего подозрительного: тягач над ними ещё не проходил, кары висели низко, с КПП не было слышно криков.

Кровь растекалась по поверхности машины и собиралась в середине в лужу. Он взглянул на чужую форму, приобретающую другой цвет, на испачканную часть лица, чистые светлые волосы и подумал о том, что чужая голова ещё может пригодиться. Он сбросил испачканные жилет и куртку и подкинул нож в руке, дожидаясь пока тело перестанет дергаться.

Опечатанные батареи нашлись на дне патрульной машины. Павел вынул их, а потом перетащил чужое тело, оставляя на обшивке кровавый след. Мальчишка не включил сирену – видимо, не хотел будить спящих – и эта мягкотелость сыграла с ним злую шутку. Он кинул свои вещи в машину, отстыковался и полетел с трупом вниз.

Водитель дальняка спал в кабине. Павел подлетел под днище и стал выкручивать клапаны батарей, думая о том, как поступить с водителем. Убивать гражданского нежелательно, оставить здесь – чревато облавой на трассах, а брать с собой, чтобы где-нибудь на Кроле тот его сдал, тоже не вариант. Он поставил батареи, задал патрульной машине координаты на выход на крайнюю трассу через три минуты и полетел к кабине.

Будить, а потом убивать – бессмысленно. Если тот не услышал, как Павел упал на крышу, то и не услышит призыва открыть дверь. К тому же он может что-то заподозрить и включить тревогу. Поэтому Павел отлетел на пару метров, поменял патроны и очередью прострелил окно, а потом и водителя, который не успел открыть глаза.

Он знал, что выстрелов не слышно на КПП, иначе не рискнул бы доставать оружие, но треск стекла мог кого-то разбудить. Открыв дверь, он вывалил тело из кабины, перекинул под ноги в патрульную машину и забросил в дальняк свои вещи. Из кар внизу пока никто не выглядывал, но от пропускных ворот в его сторону уже летела очередная машина. Он забрался в кабину, завел двигатель и отлетел, смотря, как автопилот патрульной машины выдвигает её, груженую двумя трупами, на крайнюю трассу.

Нельзя дать водителю приближающего дальняка увидеть кровь на крыше.

Он медленно двинул машину вверх ко второй трассе, не обращая внимания на мигающую аварийку. Когда дальняк внизу пролетел, Павел вырулил за ним, поставил автопилот и задал координаты до Галикса. Он сразу надел систему, чтобы не отвлекаться на неё потом, и стал искать, чем заделать окно.

Позади были чужие тряпки, но среди них он не нашел ничего стоящего, поэтому пришлось латать дыру частью пассажирского кресла, крепить собственным ремнём, распоротыми чужими штанами и вырванными проводами из автомата с едой. Он не решился включать «гравий» – остатки стеклопакета могли не выдержать разницы давлений. Поэтому все вещи и документы водителя он выбросил, чтобы ничего не летало по кабине, пока он будет прикован к креслу.

Наружное стекло со скрипом встало на место, и в щель между внешним стеклом и остатками внутреннего хлынул поток желтого «СЛС». Часть аэрогеля начала просачиваться в кабину. Когда машина медленно преодолела нижние слои атмосферы, он включил печь на полную мощность. Если повезёт, то внешнее стекло не успеет лопнуть, а он не успеет замёрзнуть насмерть от холода.

Костюмов не было, он пристегнулся к креслу, обнял вещи и стал ждать, пока его накроет «пузырём». Он подумал, что неплохо было бы вздремнуть, но адреналин ещё не выветрился, и единственное, что он будет чувствовать, когда проснётся, – головная боль.

Вылетая из стратосферы были подняты щиты изоляции, они перекрыли обзор, и наблюдать за происходящим снаружи стало возможно лишь по ситайпу.

Он не рискнул лететь сразу до Кроля, где не было «отстойника», поэтому на одном из периферийных КПП Галикса был через семь часов.

Он припарковался в самом конце, спустившись так, чтобы висящие кары вплотную закрывали дальняк и сверху, и сбоку. До КПП было не меньше полукилометра. Павел проверил, видно ли следы крови на штанах и жилете, снял систему, разобрал складной автомат и вместе со свёртком куртки утрамбовал его в рюкзак.

Большинство водителей ещё не проснулись, и он переходил с кузова в кузов, где только через десять минут наткнулся на пожилого мужчину:

– Я завтра лечу. Хочешь – жди, – сказал он, осматривая Павла с ног до головы и останавливая взгляд на руках в перчатках.

– А раньше никого?

– Есть один, но он сейчас улетает. Беги, если успеешь, его дальняк рядом с платформой.

Павел побежал, надеясь, что патруль ему не встретится. Увидев машину, что висела у самого края, и водителя, который забирался в кабину, он закричал, запоздало подумав о том, что походит на отличную мишень. Парень обернулся и жестами показал, что заметил его и сейчас подлетит.

Как только дальняк приблизился, водитель открыл дверь:

– Подбросить тебя?

– Да. До Кроля, сколько?

– Залезай, договоримся. Тут нельзя долго висеть.

Он передал водителю рюкзак, дождался, пока тот отъедет на своем кресле назад, и полез на пассажирское сиденье.

Водитель попался словоохотливый, однако вопросов про одежду задавать не стал. Павел кивал, в нужных моментах улыбался и думал о том, как скоро тот его сдаст.

Через три часа, уже на Кроле, он сунул водителю деньги, и тот, доверительно улыбаясь, сообщил, что скоро вновь уходит в рейс и может подбросить его до любого места на главной трассе. Павел изобразил радость, пообещал прийти и быстро затерялся среди людей, зная, что тот смотрит ему в спину.

Он был на этом перевалочном пункте раньше и ориентировался почти без усилий. Вместо «отстойника» рядом с главным КПП несколько лет назад выстроили многоярусную платформу с ровным покрытием и освещёнными перилами. Поставили разграничители для разных видов транспорта и даже бесплатные блоки с водой и льдом. Мелкие торговцы обычно закупались именно здесь: весь второй ярус был оборудован под овощебазу, а на третьем растянулись дугой сети кафе и лавок. Павел пошёл туда, выискивая взглядом водителей, которые завтракали перед перелётом.

Когда из-за поворота показались патрульные, он свернул в ближайшую лапшичную и затаился.

Торговец хмуро посмотрел на него и бросил тряпку, которой до этого вытирал один из столов:

– Если ничего не покупаешь, убирайся.

Павел вспомнил, что ему нужно связаться с Академией. Он скинул вещи на ближайшие стулья и бегло взглянул в меню на стене.

– Чёрную лапшу с мясом, – сказал он, присев за стол. Мимо лавки прошли патрульные, он взглянул на часы на стене и засёк время.

Продавец что-то фыркнул себе под нос и пошёл на кухню. Павел достал деньги, листок, огрызок карандаша и спросил продавца:

– Есть стап?

– Есть, – сварливо отозвался тот и полез за стойку. Павел подождал, пока он выложит перед ним набор для еды, и только тогда протянул деньги. Тот их аккуратно сложил в фартук и спросил:

– Десять минут подождёшь?

– Земных?

– Других не держим.

– Конечно.

Если его уже ищут, а торговец усыпит и отдаст патрулю, максимум, что с ним сделают – запрут в камере до выяснения обстоятельств. С Кроля запрос пойдет в Академию, с Академии – на Базу. Как поведёт себя сержант с Базы, он не знает, поэтому сначала нужно все данные направить в Академию, а уже после есть чужую еду, какой бы хорошей она ни была.

Когда продавец ушёл, Павел, не снимая перчаток, стал писать донесение, изредка прислушиваясь к стуку ножа и шипению масла за перегородкой. Сообщение, состоящее из набора цифр, получилось гораздо длиннее, чем он ожидал. Но он знал, что если выберется живым и по прилёту в него «случайно» не попадет пуля, то тестеры обязательно будут копаться в его мозгу.

Продавец поставил перед ним миску и выложил стап. Павел вывел несколько голограмм на стол, порылся в настройках шифрования и набрал нужный адрес. Главная страница Академии пестрела новой заставкой, он несколько секунд любовался ею, а потом зашел на форум для наставников и написал ближайшему. Указал позывные, передал пару «приветов» и набрал донесение.

Патруль снова прошёл мимо лавки, и он взглянул на часы. Двадцать пять минут.

Павел стёр следы своего пребывания в стапе, быстро поел, поблагодарил продавца, взял вещи и вышел.

Группа водителей нашлась через несколько минут. Люди сидели полукругом, вытащив стулья из лавки, и завтракали.

– Кто на Тридцать Пятую? – спросил он.

– Гуаминовскую? – уточнил какой-то мужчина, косясь на него.

– Да.

– Многие.

– А кто раньше всех?

Рыжий парень поднял руку:

– Сейчас доем и полетим. Деньги есть?

– Так точно.

– Военный, что ли? – спросил один из водителей.

Павел промолчал. По его виду и так было ясно, что он не гражданский.

– Садись с нами, – предложил рыжий, кивая на один из освободившихся стульев.

– Спасибо, только поел, – ответил Павел. Если и патрульные, и водители получили на него ориентировку, ему не дадут улететь.

Когда рыжий закончил завтрак, они пошли к машинам на верхний ярус.

– Как думаешь, какая моя? – спросил тот, указывая на ряд дальняков.

– Не представляю, – сказал он, осматриваясь в поисках патруля.

Парень указал на ярко-красный дальняк с рисунком тигра на боку, и они полезли в кабину. Павел достал деньги, но тот взял лишь половину, сказав, что им просто по пути.

– Ты с Базы или залётный? – спросил парень, выставляя координаты.

– С Базы, – немного помедлив, ответил Павел.

– Что там слышно? Наверное, на ушах все стоят?

– А должны?

– Ну как же, сам Ли Гуамин прилетает. Впервые за десять лет.

«Так вот оно что», – подумал Павел. Пожалуй, такое событие, как посещение хозяином своих владений, могло объяснить и учения, которым они подвергались всю неделю, и непродуманное задание, на которое отправили всю группу.

– Показательные выступления развернули, – сказал он. – Бедные кадеты уже устали с брёвен падать.

Водитель хохотнул.

Павел проследил, как он выстраивает маршрут и убирает лишние вещи.

– Главное, до резерва добраться, а там хоть жить можно, пока этот Гуамин Базу не оставит. А на подлёте могут и трассы перекрыть, и придётся мне, законсервированному, висеть перед планетой.

Машина отстыковалась, и они медленно полетели в сторону трасс.

– Говорят, на его Базах последнее время всё хуже и хуже.

– Мне не с чем сравнивать, – откликнулся Павел, высматривая патруль.

– Действительно? А слышал последние слухи?

– Какие?

– Про Ли Гуамина, – парень, не обращая внимания на разметку, выехал на срединную трассу. – Где-то полгода назад случилась непонятная история с терраформистами из соседней системы. Они там над планетой колдовали, никого не трогали, тихо и мирно жили в своей резервации, однако зачем-то понадобились Гуамину – то ли решил планету себе какую переделать, то ли личные счёты – говорят, он послал к ним на станцию своих людей, и в живых из полсотни терраформистов максимум пара человек осталась. Сенатор местный рвал и метал, половину правительства на уши поднял, грозился, что лично перережет всех синдикатских вместе с их семьями. И что ты думаешь? Синдикат от Гумина отказался. Это не мы, – сказали они, – его личная инициатива нам непонятна, мы осуждаем, мы не поддерживаем, делайте с ним что хотите. И вот теперь, говорят, Гуамин пытается откупиться и от этого сенатора, и от правительства чуть ли не целыми планетами. Лишь бы его в живых оставили.

– Договорятся, – отмахнулся Павел, – если денег достаточно. Удивительно, что сенатор вообще стал поднимать такой шум из-за каких-то терраформистов.

– Не скажи, – не согласился рыжий. – Один хороший терраформист на вес золота, а уж про «юверлиров» и говорить не надо, и получают они больше, чем мы с тобой вместе взятые. Даже учитывая, что это пожизненная работа, у них не так много времени на реализацию себя – их только готовят почти двадцать лет. Представь, сколько им должны платить за такое рабство. И сколько правительство на них тратит. Так что, думаю, ваш Гуамин совсем неспроста вдруг решил прилететь – наверняка ищет, что отдать.

Павел искоса посмотрел на водителя, думая о том, что показная доброжелательность и разговорчивость слишком подозрительны. Будь он на месте водителя, попытался бы обезвредить пассажира, пока они не вышли на трассу.

– Тридцать пятую не отдадут, – сказал он и, когда водитель в очередной раз посмотрел в боковое окно, раскрепил ножны. – Там и войска, и энергики, и станция климатологов. От такого куска не отказываются.

– Подлётные пути неудобные. Чтобы с той же Солнечной добраться, нужно не меньше пятидесяти «прыжков», а последний вообще приходится на точку либрации между двумя планетами, от которых лететь потом почти неделю и то до периферий с купольными городами.

– Какая разница? Ты не на горючем.

– А заряд батарей? А время? Да и от каждого такого «прыжка» машина новее не становится, а я не молодею.

– Подай петицию в Правительство, если хочешь «порт» поближе к Норио.

Парень тяжело вздохнул и потянулся к системе.

– Вот как с вами, вояками, разговаривать, а? – голос парня прозвучал невнятно, когда он надел систему и начал настройку подачи кислорода. – У вас всегда всё легко. Вы думаете, стоит только пожаловаться, и ваши заботы решатся в один миг. Попробовал бы ты пожить гражданской жизнью, посмотрел бы я на тебя. Наша петиция не дойдёт даже до местного сенатора, а если и дойдёт, тот скажет: «Обращайтесь к хозяину той планеты, рядом с которой хотите строить порт».

– И что вам мешает обратиться? – спокойно спросил Павел, следя за чужими действиями.

– Ну обратимся мы, и что? – водитель включил «гравий» и поднял наружные стекла, «СЛС» быстро стал заполнять пустое пространство. – Тот скажет: «Я, дорогие мои, с удовольствием бы поставил за свои деньги «порт», потом бы взимал с вас плату за его использование, но мне сенатор не позволяет перестраивать трассы в этом районе. Договаривайтесь с ним. Если он разрешит за ваши деньги их переделать, то я соглашусь». Предположим, сенатор разрешит. Предположим, перестроит. Минимум на это уйдет около пяти лет.

– Меньше, – не согласился Павел.

– Ну хорошо, возьмём фантастический вариант – три года. А за эти три года хозяин планеты продаст её кому-нибудь другому. И ладно, если кому-то из государственников, а вдруг синдикатским? Те не будут за свои деньги «порт» ставить. – Парень вырулил на трассу и стал настраивать автопилот. – Нет, они сначала возьмут деньги с нас за «порт», потом за его прохождение, а потом договорятся с сенатором и станут обкладывать налогом на трассах. Сколько уже таких случаев было, а?

– Понятия не имею, – ответил Павел.

Парень не собирался ни нападать на него сейчас, ни отдавать патрульным, но не исключён вариант, что тот решил избавиться от него чуть позже. Если рыжий предложит ему накрыться «пузырём», а сам начнёт рассказывать сказку про непредвиденные ситуации и что для этого ему лучше надеть костюм, Павел насадит его на нож.

– А я тебе отвечу – много. Солнечная вся так работает. Ты никогда не сталкивался с синдикатскими?

– Нет, – солгал он.

– Значит, тебе повезло. А если Ли Гуамин захочет отдать Базу, он её отдаст. Было время, когда отказывались и от гораздо более значимых вещей. Вспомни историю. Вспомни, как Землю чуть не забросили лишь только потому, что никто не хотел покупать исчерпавший себя кусок камня. Ладно, одумались вовремя, ладно, новые технологии появились, а то так бы и сидели на Марсе, без Земли и других терраформированных планет. Так что мой тебе совет, если пойдет слух, что Гуамин решил продать Базу или всю планету – ноги в руки и беги оттуда.

Водитель поднял щиты изоляции и включил внешний обзор. Павел смотрел на него, недоумевая, почему тот с таким упоением говорит о возможной опасности? Может быть, он чувствует грядущую катастрофу и пытается о ней предупредить? Именно такие маленькие случайности нельзя игнорировать.

Пока водитель был занят настройкой панели управления, он быстро надел свою систему. Пользоваться пассажирской он не решился.

– Вас с энергиками наверняка переведут в другое место, а вот тех же климатологов могут вообще расформировать. Какой в них толк? Это не «формисты», что береговые линии оттачивают за пару лет. Эти только по Базам сидят да над погодой колдуют. Легче какого-нибудь шамана на гору закинуть, он в бубен постучит, да и вызовет дождь. Гарантирую – быстрее обойдётся. Ты когда-нибудь сталкивался с климатологами? – продолжал парень.

– Нет.

– Все как один… – водитель неопределённо покрутил пальцами. – Ну, ты понял…

– Сделаю вид, что так и есть, – ответил он.

Рыжий хохотнул:

– Ты с задания, что ли?

– Почти. Документы отвозил. А вещи друг попросил до Базы подкинуть.

– Как зовут?

– Павел.

– Меня – Энди. «Пузыри» или костюмы?

– Мне всё равно, – спокойно ответил Павел.

– Тогда «пузыри», – сказал тот и первый стал настраивать герметизацию сиденья.

Павел краем глаза следил за его действиями и, только когда вокруг водителя сомкнулась защитная «плёнка», стал настраивать своё сиденье. Он понимал, что водитель заметил его промедление, но если тот действительно не получал разнарядки, то едва ли будет задумываться о причинах такого поведения.

– Тебя на Тридцать Пятой где высадить? – спросил Энди, садясь поудобнее.

– В «отстойнике», перед главным.

– Ты прямо как синдикатские, они тоже постоянно называют резерв «отстойником».

– Слышал где-то, запомнилось, – как можно небрежнее сказал он и перевёл тему: – И как тебе перевозками заниматься? Не тяжело?

– Нет. Случаются, правда, неприятные инциденты, но это мелочи. Несколько раз на Базы не пускали, несколько раз у поставщиков проблемы с документами были, однажды вообще пришлось месяц в резерве жить… Сейчас тоже придётся напарника ждать, паспорт на один из грузов забыли отдать, а без него или в резерве, или вашим сдаться и спать в каталажке. Хотя ваши, по сравнению с теми же солнечниками, – милые дети. Да и кролевские тоже. Я у них три дня в резерве стоял, площадку занимал, а они только сегодня утром сделали замечание и сказали улететь до обеда.

На некоторое время они замолчали, пока вокруг Павла смыкался «пузырь», а потом он сам решил поддержать диалог:

– Говорят, на Юпитере новое вино сделали.

– Тоже слышал? – в чужом голосе послышалась улыбка. – Скоро попробуем. У меня напарник столитровку прихватил, правда, он сказал, что уже меньше осталось, перед портом на Мимасе оштрафовали.

– Почему?

– Кто знает. Там основная трасса проходит, а кордон – собаки натуральные. Почти половину забрали. Упьются, наверное.

– Я слышал, там какой-то дальняк сгорел.

– Было. Вот, прямо на днях, жуткое дело. И главное, никто не помог: патрульные стояли и просто смотрели; подошли, когда спасать было нечего.

– Может, они не могли подобраться?

Водитель фыркнул:

– Конечно. Не могли они подобраться, не захотели руки пачкать. Думаешь, я не знаю, как там дело обстоит? Тот кордон почти как синдикатские, а если последние начнут выдавать бумажки с печатями, так их и при свете Солнца не различишь.

Павел улыбнулся краем рта.

Энди был словоохотлив и в конечном итоге проговорил почти весь полёт. За семь часов он успел рассказать о последних марках грузовых машин, о новых системах перегрузок, которые хотят устанавливать на дальняках, и о закрытии нескольких трасс в районе Е-95. Павел слушал, а сам думал о том, как вести себя на проверке у тестеров и как быстро те догадаются, что он энергик? Может быть, они вообще этого не поймут, если случайно не появятся воспоминания прошлых жизней? А если так, то как их заблокировать?

Павел думал о периодичности воспоминаний и о возможности построения какой-либо зависимости. Но зависимость от чего? На протяжении последних дней видения его не беспокоили. Они вообще никогда его не беспокоили во время операций. За все годы мозг ни разу не подводил его во время заданий и не пытался подменить окружающую действительность прошлым или будущим. Может, дело в выбросе адреналина? Самые большие пласты его памяти вскрывались после того, как эйфория спадала, а значит, если ему удастся сохранить стрессовое состояние, он будет в относительной безопасности?

Эта была лишь гипотеза, но сейчас он был готов поверить ей без всяких доказательств и весь оставшийся полёт изо всех сил искусственно себя «накручивал».

По прибытии Энди не попытался на него напасть, он просто высадил его в «отстойнике» неподалёку от главного КПП и полетел искать лучшее место для продолжительной стоянки.

Когда тот скрылся, Павел надел рюкзак и пошёл в сторону патрульных, переходя из кузова в кузов. Он не стал доставать ни автомат, ни свёрток куртки, и весь груз вместе с системой за плечами в какой-то момент показался ему непривычно тяжелым.

Он остановился в пустующей каре и оглядел сомкнувшийся вокруг него «отстойник». На миг тот показался ему ярким незнакомым пятном, будто шумный город, охваченный праздником, в который он пришёл после долгого блуждания в одиночестве.

Он чувствовал усталость, тревогу, удовлетворение и потребность в войне. Вот об этом нужно рассказать подруге, когда та в следующий раз будет сравнивать роботов и людей. Вот об этом состоянии, когда ты несколько суток не спал, выжил среди врагов, не получил серьезных травм и способен соображать, когда ты держишься на голом адреналине, и тебе кажется, что ты всемогущ. И будто сама судьба ведёт тебя за руку и не даёт умереть.

Он стоял посреди яркого острова во тьме, отбрасываемой рядом висящих машин, слышал смех, крики, ругань, чувствовал тупую боль в голове и мечтал остаться в этом моменте навсегда.

* * *

– …на перекладных.

– Ещё потери? – спросил дознаватель.

– Никак нет, – ответил Павел, смотря на яркий «отстойник» в темноте за окном. По земному времени сейчас был полдень.

– Думаете, они не свяжут высадку и убийство патрульного?

«Мне всё равно», – хотел сказать Павел, но произнес совсем другое:

– Убийство патрульного было больше чем через сутки после высадки. К тому же у них на руках трупы всей группы, с картами. Объективно задание было провалено ещё с момента составления плана, а уж никак не после того, как я столкнулся с патрульным.

Дознаватель внимательно смотрел на него, но по чужому лицу было непонятно, о чём тот думает.

– Мы также получили запрос из третьей Академии в префектуре Фетта. Вы им сообщили?

– Так точно.

– Что конкретно вы рассказали?

– Я не подписывал документов о неразглашении.

Павел мог себе это позволить. Он мог даже закинуть ноги на стол и закурить, выдыхая дым тому в лицо, потому что за его спиной была одна из лучших Академий Солнечной системы, в которой не любили, когда их солдат пускали в расход на дешёвых заданиях.

– И поэтому вы позволили себе строить предположения на грани лжи?

Если дознаватель задаёт такие вопросы, значит, действительно поднялся шум.

– Никаких предположений и никакой лжи, – ответил он, ничуть не удивленный. Наставники не будут утруждать себя предоставлением внутренних данных кому попало – дознаватель наверняка не видел его письмо в Академию, скорее, бил наугад, пытаясь вывести Павла из себя. – Только факты.

– Вы отдаёте себе отчёт, что вас будут проверять тестеры? И они дадут нам всю информацию о ваших перемещениях за эти дни. Мы будем знать, ложны ли все ваши заявления или правдивы.

– Так точно.

– Хорошо, – медленно сказал он и подтолкнул к нему стап. – Тестеры с оборудованием прибудут через час. Пока они не пришли, опишите весь маршрут за два дня. Что касается вашего… трофея, то его сейчас проверяют, однако на многое рассчитывать не стоит – карта наверняка заблокирована.

Павел подождал, пока мужчина выйдет, и принялся за отчёт. Вкратце расписал маршрут, из мешка достал угловой комплекс и подробный анализ местности. Когда он отложил стап, дознаватель вернулся, собрал все материалы и приказал ждать.

После перелёта, ожидания на проходной и разговора с «безопасником» болела голова и периодически бросало то в жар, то в холод. Павел порылся в вещмешке в поисках еды, забыв, что, кроме желейного кофе и воды, ничего не оставил, и устало растянулся на стуле.

Тестеров прошлось ждать долго: парень и девушка пришли только через полтора часа и, поздоровавшись, стали вносить оборудование. Он внимательно наблюдал за тем, как они раскладывают на столе лотки с медицинскими препаратами, переносной томограф, мотки проводов, инструменты, и опаска, похожая на зуд между лопаток, нарастала всё больше с каждой секундой.

– Зачем? – спросил он, когда девушка поставила перед ним небольшой контейнер.

– Если будет тошнить.

– Не будет.

Девушка улыбнулась, но ёмкость так и не убрала. Она прикрепила к его голове плёнку, закатала рукав и ввела в вену жидкость отвратительного жёлтого цвета. Павел отметил, что у неё холодные руки.

Сдавило горло. На секунду перед глазами появился морок, и словно издалека послышались предсмертные хрипы. Он несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь отогнать видение. «Не сейчас, только не сейчас», – подумал он. Его гипотеза о влиянии адреналина с треском рвалась по швам. И тут же ему в голову пришла мысль, что дознаватель, подозревая его в способностях энергика, мог позвать на обследование не тестеров, а псикодеров.

Парень подключил томограф, неловко сел на место напротив Павла и придвинул к себе контейнер. Девушка также наклеила на его лицо полосы пленки, надела ему на шею и предплечье «браслеты» и растянула провода от них к томографу.

Если это кодеры, то они не будут смотреть его прошлое, а значит, Павел сразу поймёт цель их визита, едва они попытаются залезть к нему в голову. Во всяком случае, ему хотелось верить в то, что у него это получится.

Дверь открылась, и в комнату вошли трое. Помимо сержанта и дознавателя, был ещё майор, которого Павел встретил в свой первый день на Базе.

– Готовы? – спросил тот, смотря на Павла.

Павел не стал вставать, девушка как раз настраивала детектор на столе и принудительно положила его ладони на круги.

Подводы от томографа шли к столу, значит, эти трое будут всё же рассматривать его воспоминания. А судя по тому, что он знал о работе кодеров, нахождение посторонних при анализе прозрений обычно не приветствовалось.

Они выдвинули стулья из стены и сели позади тестера. Сержант посмотрел на Павла с нескрываемым недовольством.

– Закройте глаза и расслабьтесь, – сказала девушка, и он невольно оглянулся на неё. – Чтобы вам было легче, постарайтесь вспомнить момент высадки.

Павел закрыл глаза. Кроме темноты и белых пятен, он ничего не видел.

Какое-то время он продолжал так сидеть, концентрируясь на дыхании и стараясь не шевелиться, пока не почувствовал боль в голове. Перед глазами появились пятна, которые не получалось отогнать простым усилием воли или напряжением глаз. Он откинул голову назад и внезапно понял, что напротив сидят люди из отряда. Кто-то проверял карабины, кто-то поправлял систему. Сбоку шёл холод, будто от открытой двери, он повернул голову и увидел тестера, спокойно смотревшего на него в ответ.

Имитация присутствия? Отвратительно.

Его тело поднимается, а он остаётся сидеть на месте. Павел смотрит, как один за другим люди покидают космолёт, а тестер машет ему рукой, показывая, что нужно следовать за ними. Он смотрит на себя со стороны и не испытывает никаких эмоций: ни когда опускается на поверхность купола рядом со своим телом, ни когда падает с огромной высоты или бредёт по полю.

Звуков нет. Тестер внимательно наблюдает за телом: бежит, когда бежит тело, и останавливался, когда того требует ситуация.

Павлу всё это напоминает чужие воспоминания. Когда он видит какое-то событие, не связанное с ним напрямую, то тоже выступает в роли «наблюдателя» – ходит по пятам за людьми или осматривает территорию.

Едва зажглись прожектора, он решил пойти вперёд, чтобы проверить команду. Он хотел узнать, умерли ли его сослуживцы уже тогда или чуть позже. Когда он сделал несколько шагов в том направлении, тестер схватил его за руку и кивнул в сторону тела, которое осматривало местность.

– Я должен идти за ним? – попытался спросить Павел, но почувствовал только, как беззвучно шевелятся губы.

Тестер кивнул и отпустил его руку.

– Почему? – одними губами спросил Павел. Мальчишка недовольно посмотрел в ответ и указал на его тело, что бежало в сторону потухших прожекторов.

Тестер отошел, и он неохотно направился следом.

Едва тело справилось с сеткой заграждения и побежало в лес, тестер полез следом в дыру. Павлу было лень нагибаться, поэтому он попытался пройти прямо через ограждение и с удивлением обнаружил, что его мягко отбросило назад. Тестер сердито посмотрел на него с другой стороны сетки и развернулся, бегом устремляясь в лес.

«Интересно», – подумал Павел и полез в дыру. Когда он сам видел чужое прошлое, то слышал звуки и запахи и мог спокойно проходить через любые препятствия. Неужели тестеры настолько ограничены? Мозг перерабатывает огромное количество информации, которую мы не замечаем. Павел надеялся, что если когда-нибудь попадёт в свои воспоминания при помощи машин, то сможет увидеть ту часть, что мозг пропустил через себя, а он, в силу ограниченности сознания, не воспринял. Он думал, что попадёт в какофонию цвета, звука, запахов, а выяснилось, что тестеры работают только с визуальными воспоминаниями.

Он потрогал траву, и она показалась ему плотной, как картон. Интереснее стало, лишь когда мальчишка начал «прыгать» через временные промежутки. Раньше он предполагал, что проведёт за анализом те же часы, что и во время операции, а выяснилось, что у тестера получается вырывать нужное время. Мальчишка на секунду пропадал, а когда показывался снова, то стоял уже в другой местности, и Павел вместе с ним.

Но как связано представление о собственном теле с воспоминаниями? Почему он видит своё тело, если у него не было раньше понятия, как оно выглядит со стороны в этой местности? И если мозг сам сгенерировал это представление, то тестер наверняка видит его по-другому. И как всё это связывается в единую структуру, которая становится реальностью этих секунд в его же собственном мозгу? Удивительно.

Они шли рядом, когда тело ползало вокруг объектов и считало вышки связи, когда лежало в луже грязи и искало в бинокль опасность, когда маскировалось, когда составляло карты, когда заметало следы. Они символически висели на той же перекладине, за которую Павел зацепил ноги на днище дальняка. Они стояли рядом, когда он убивал патрульного, и тестер сгибался, будто его тошнит.

Павел ощущал себя призраком и зевал.

Когда всё заканчивается, он с трудом разлепляет потяжелевшие веки, девушка снимает в его головы плёнку и насильно вкладывает в рот какую-то таблетку. Лоток перед ним чист. Он разжевывает таблетку, смотрит на мальчишку тестера, и тот выглядит почти таким же белым, как и его халат. Контейнер перед ним полон, и Павел чувствует кислый запах с другого края стола. Он ухмыляется и переводит взгляд на наблюдателей. Те не смотрят на него.

– Мне сейчас можно кофе? – спрашивает он у девушки, и та кивает.

Павел улыбается ей в ответ и достает из мешка упаковку. Он вскрывает пакет и начинает высасывать кофе, как раз когда дознаватель переводит на него взгляд. Павел спокойно смотрит в ответ.

Неоправданное убийство гражданского ему наверняка занесут в личное дело.

Тестеры уходят и увозят оборудование. Следом поднимается сержант, бросает на Павла злой взгляд и хлопает дверью. Павел мысленно отвешивает ему пинка и вновь смотрит на дознавателя. Тот садится за стол на место тестера и говорит:

– Мы зададим вам несколько вопросов, исходя из письменного свидетельства и того, что увидели в воспоминаниях.

Павел кивает и закручивает колпачок на опустевшей упаковке.

– Детектор выключен, – говорит он.

– А разве ты не умеешь его обходить? – спрашивает «слепой» офицер, впервые обращаясь к нему напрямую.

– Конечно, нет, – врёт Павел, спокойно смотря в ответ.

Чужая улыбка становиться насмешливой.

– Почему вы не остались под неработающим прожектором, чтобы дождаться остальных? – спрашивает дознаватель, и Павел переводит на него взгляд.

– У нас не было такого соглашения, – говорит он. – Никто не оповещал о наличии прожекторов, забора или даже поля. Я действовал, исходя из того, что было лучше на данный момент, и если остальные не пошли туда же, куда и я, – это их выбор.

– Почему вы не стали искать остальные тела?

– Все выжившие добрались бы до контрольной точки, а поднимать мёртвых не имеет смысла. Тем более после осмотра местности и наличия непредвиденных препятствий я не был уверен, что поле не заминировано.

Павел врал и не стеснялся этого. После порции кофе развязался язык, и он мог спокойно выговаривать сложные предложения, почти не обращая внимания на тяжесть в голове и резь в глазах.

– Вы передвигались по полю, и ни одной мины под вашими ногами не сработало, – заметил дознаватель.

– Мне могло просто повезти. Я не собирался испытывать судьбу ещё раз.

– Как вы думаете, от чего мог умереть один из ваших сослуживцев?

– Я не заметил никаких внешних повреждений, поэтому не могу объективно судить.

– Чуть больше недели назад вы говорили, что вам самому не рекомендовали устанавливать карту из-за возможного отказа.

Павел на краткий миг задумался, имеет ли он право об этом рассказывать, но решил, что может отделаться общей информацией. Да и дознавателю не мешает решить, что именно из-за того случая он избегает установки карты – это может развеять чужие подозрения.

– Не из-за отказа, – сказал Павел. – Из-за замыкания, которое я сам однажды видел. Однако я не могу связать тот случай и последний между собой.

– Где вы сталкивались с подобным? – настаивал мужчина.

– Не имею права отвечать.

– Тогда что вы видели?

– Один из напарников дотронулся до силового поля типа…

Павел вспомнил, как они пробирались в кустах и изредка переглядывались с Ральфом, потому что Брэдли шумел громче всех, а треск любой ветки под ногами казался выстрелом. Когда мальчишка в очередной раз стал подрывать землю около купола, чтобы поставить «маяк», то коснулся его рукой. Он завалился на спину, крича и хватаясь за голову. Они с Ральфом держали его изо всех сил, едва не задушив, пытаясь заткнуть, и сломали руку. Когда мальчишка отключился от боли, они быстро закончили с заданием и потащили его обратно уже на себе. В дороге тот проснулся и пытался что-то бессвязно мычать, а из-под его век текла кровь.

– Как вам объяснили случившееся?

– Никак.

– Никто не пытался разобраться в происходящем?

– Мы написали отчёт, его приняли к рассмотрению, сказали, что ситуация прояснится в ближайшие месяц, но через месяц об этом все забыли.

– А вы не стали уточнять?

– Я и раньше дотрагивался до куполов подобного типа и ни разу не был травмирован.

– Что стало с тем служащим?

– Проходит реабилитацию.

– Вы пытались с ним связаться?

– Нет.

– Вы предполагали, что кто-то из вашей группы мог выжить?

– Да.

– В случае отделения от группы, какие были указания?

– Выйти к контрольной точке.

– В некоторых местах вы оставляли ложные следы. Вы предполагали, что за вами могут идти или наблюдать?

– Так точно.

– На основе чего строились ваши предположения?

– На основе вещей, которые я оставил на поле, дыры в сетке, которую я не замаскировал, на основе карт, которые могли извлечь из голов моих сослуживцев. – Павел почувствовал, что начинает раздражаться.

– В случае уничтожения большей части группы, что вы должны были сделать?

– Продолжить задание.

– У нас другие сведения.

– Вы можете ещё раз вызвать тестеров, и они проверят мои воспоминания до начала операции.

Еще немного – и он начнёт грубить.

– Отстань от парня, – внезапно сказал офицер, и дознаватель с Павлом одновременно посмотрели на него. – Мне, например, и так всё ясно. Ты тоже видел, что случилось, и даже видел его записку с шифром. Куда уж больше?

Павел подумал о том, что Мязинцев сказал бы то же самое.

– Вообще-то, – начал дознаватель, и в его голосе появились наставительные нотки, – при его переводе я обязан уладить все формальности.

– Ну и улаживай без него. Считай, что он уже передан, а в ответах накарябай какую-нибудь ерунду, не мне тебя учить…

Дознаватель откинулся на спинку стула и повернулся к Павлу, оценивающе смотря на него.

– Если я дам тебе перечень вопросов, отправишь мне завтра готовые ответы?

Павел удивился, но постарался этого не показывать, и просто кивнул.

– А заявление на перевод?

Павел нахмурился:

– Перевод куда?

– В другое отделение, – ответил офицер.

– В патруль? – спросил у него Павел.

– В одну из РДГ.

Павел несколько секунд смотрел на него и потом кивнул.

– Хорошо, – сказал дознаватель, кинул ему через стол два листа и поднялся.

Павел поднялся следом, сложил бланки и сунул в вещмешок. Когда дознаватель ушёл, они с офицером остались одни и тот сказал:

– Я – майор Ивлин. Александр Петрович. Считай, что с этого дня ты среди моих бойцов.

Павел откозырял, но без запала.

– Рядовой Мещеров. Павел Семенович.

– Вольно, рядовой.

Павел надел рюкзак и прицепил сзади кислородную систему.

– Идём, – сказал Ивлин и махнул, чтобы Павел следовал за ним. Они медленно пошли по длинному коридору пропускного пункта. – Я провожу тебя до Базы. Ты без пропуска, да и поговорить нужно. Скажи-ка мне, почему ты отказался отчитываться перед своим сержантом, а?

Павел искоса посмотрел на него, выбирая между ложью и правдой.

– Стали бы вы доверять командиру, который посылает группу на убой, но не идет сам? – спросил он, не сразу сформулировав вопрос.

Ивлин усмехнулся:

– Обстоятельства разные бывают. Ты не можешь быть однозначно уверен, что он догадывался, чем закончится операция.

– Уверен быть не могу, – согласился Павел. – Но подозревать мне никто не запретит.

– Ясно, – сказал Ивлин. – Твои мотивы вполне объяснимы, только, мне кажется, ты не совсем понимаешь последствия своих поступков. Всё не так просто, как может показаться на первый взгляд. Ты отправил информацию и о наших, и о своих действиях в Академию. И в своём докладе ты выставил своего сержанта либо некомпетентным руководителем, либо предателем. Зависит от того, как всё повернуть.

Они подошли к дежурному, Павел забрал автомат, лопатку и нож, и перед входом они с Ивлиным остановились. Тот принялся что-то искать в карманах.

Павел понимал, к чему идёт разговор. На него попытаются надавить, чтобы он отозвал своё донесение или написал другое с рассказом о том, что не держит ни на кого зла.

Пожалуй, он опрометчиво рано сравнил этого майора с Мязинцевым.

Ивлин протянул пачку сигарет, и Павел вытащил одну.

– Окажись ненадолго на нашем месте, – сказал Ивлин, достал зажигалку и протянул ему. Павел прикурил. – Мы работаем на этой Базе и воспитываем собственные кадры на соседнем спутнике. И тут к нам переводят парня из другой Академии. Девять человек посылают на задание, но выживает только он один. Вопрос: почему? Отбросим тему с предательством, правда?

Павел затягивается и выпускает дым через ноздри. Лет пять назад он бы с возмущением начал оправдываться, пару лет назад подумал бы, что это угроза. А сейчас не чувствовал ничего, воспринимая всё отстраненно и сразу же забывая.

– Первое предположение, которое приходит на ум: парень лучше подготовлен. И даже если так, представь, в каком свете предстанет наша Академия и её бойцы? Встает вопрос не только о компетентности твоего сержанта, но и о нашей общей компетентности. И всё это накануне прилёта Ли Гуамина. Твоя Академия может раздуть из этого «инцидента» немалый скандал. И тогда поднимется вопрос о нашем пребывании здесь. Может оказаться, что мы будем не нужны. Может оказаться, что нас расформируют. Ты понимаешь, что я хочу до тебя донести?

– Я понимаю, – сказал Павел. Несколько водителей стояли на платформе невдалеке и обсуждали последние цены на машины. Он бы с большим интересом слушал их, чем майора.

– Хорошо, – медленно сказал Ивлин. – Поэтому мы постараемся забыть это дело, а ты подпишешь форму о неразглашении и больше не будешь доносить о деталях операций посторонним.

– А меня больше не будут отправлять на убой? – спросил он и повернулся, смотря на Ивлина.

Чужое лицо не дрогнуло, но в голосе послышалась угроза:

– Кажется, ты не понял…

– Я понял, – перебил его Павел. Ивлин приподнял брови в удивлении. – Я знаю, что для всех было бы лучше, если бы я слёг в том поле, рядом с остальными. Вот только я не подписывался на смерть из-за ошибок какого-то штабиста. И после всего как я могу быть уверен, что вновь не окажусь в подобной ситуации?

– Твои слова предвзяты, а обвинения в адрес сержанта необоснованны. Но я позволяю тебе высказаться, учитывая, через что ты прошёл.

Павел едва не закатил глаза после этих слов.

– И как бы ты ни хотел показательных избиений, реальных доказательств у тебя нет, и всё сводится лишь к догадкам и предположениям, которые несложно опровергнуть. Поэтому, если ты всё ещё хочешь работать, тебе придётся подписать документы и прекратить вести себя, как перепуганный кадет.

Павел подавил желание поморщиться.

– Кадеты невоеннообязанные, никого бы из них не поставили в группу смертников.

– Ты просто не понимаешь, что говоришь. Но я прощу тебе эти слова в первый и последний раз. Мой тебе совет: побыстрее забудь обо всём и впредь постарайся вести себя более уважительно. Мальчик.

Они некоторое время смотрели друг на друга, в пальцах Павла тлела сигарета, и он представлял, как тушит её о чужое лицо.

Он себя не обманывал. В том, что Ивлин вообще с ним разговаривал, была заслуга отца и наставников, а никак не его – неудачно выжившего рядового.

– Я знаю, как работает система, – наконец сказал Павел, отворачиваясь. Он сделал последнюю затяжку и щелчком выбросил окурок с платформы. – Я себе не враг. И отдаю отчет, по каким причинам вы вообще со мной разговариваете.

Он мог бы раздуть из этой ситуации скандал, но ему всё ещё нужна была работа на этой Базе.

– Хорошо, что ты догадлив, – ответил Ивлин. – Умные люди нам пригодятся.

Павел ничего на это не сказал. По опыту он знал, что от умных людей избавлялись в первую очередь.

Интересно, Ивлин сам вызвался пригреть змею на груди или Павла ему навязали принудительно?

Рядом с платформой остановилась патрульная машина. Ивлин показал в её сторону, а сам остался докуривать. Павел на ходу снял вещи и кинул их на дно. Они с патрульным подождали Ивлина, и когда тот наконец сел рядом на узкую скамью, мальчишка за пультом повёл машину плавно вниз.

– В воспоминаниях я смог убедиться в твоих навыках, – сказал Ивлин, наклонившись к нему. – Нам не придётся ни вдалбливать в тебя основы, ни воспитывать в тебе психологическую устойчивость. И это хорошо.

Павел подумал о том, что настало время комплиментов. Это стандартный поворот разговора, в ходе которого закрепляется принятое решение.

– Теперь ты в десятом отделении. Кроме тебя, в нём ещё восемь человек, все парни. Я слышал, что с тобой прилетела подруга, у которой подготовка не хуже и нет карты. Ты меня, конечно, извини, но места в группе ей не будет. Женщины слишком подвержены гормональным перепадам, а в нашей работе это недопустимо. Ребята расскажут тебе, с какими заданиями мы сталкивались в последнее время, а информация, которую ты сегодня принёс, нам точно пригодится. То, что ты отрезал голову патрульному, я могу понять. Кеттель пытался убедить меня, что это проявление садизма, но я почти уверен, что он просто испугался, когда ты вывалил её ему на стол. Либо Попов, твой новый командир, либо ребята покажут, как быстро извлекать карты, чтобы ты в следующий раз не таскался с отрезанной головой по планетам. Выспишься – приходи на третий полигон. Мои будут там весь завтрашний день. У тебя выходной, так что просто познакомишься. Не забудь отправить Кеттелю все заполненные формы, которые он просил, и написать от руки заявление на перевод. Всё ясно?

– Так точно, – ответил Павел.

Патрульная машина остановилась у первых ворот. Ивлин показал свои документы, сказал пару слов патрулю, и те пропустили их, записав фамилию Павла. На следующем посту патрульные предупредили его, чтобы он завтра отметил свой пропуск. Около последних дверей они с Ивлиным попрощались, и Павел откозырял напоследок, с облегчением думая, что наконец остался один.

После оружейки он сразу пошёл к лифтам. Если бы не Оливия, он бы послал в Академию сообщение, что ему угрожают, пережил бы скандал и отправился на другую планету воевать за деньги.

Павел привалился к холодному металлу внутри лифта и нажал на кнопку минус третьего этажа. Спускаться по лестнице не хотелось. И чем ближе он был к дверям собственной комнаты, тем сильнее накатывала усталость. Ему казалось, он перешагнёт через порог и просто упадёт лицом в пол. Действие кофе закончилось слишком быстро, а сигарета Ивлина была явно лишней.

У комнаты он приложил палец к сканеру, и дверь открылась. Он сбросил вещи, чувствуя себя старым и уставшим как никогда.

Робот стоял на своем месте, а на ситайпе мелькали надписи о непринятых звонках. На полу, рядом с дверью, лежала записка от Киры, и в ней она настаивала, чтобы он позвонил, как только прилетит. Ниже шифром шла надпись, что она видела его сообщение в Академию и отправила следом все документы, что он ей оставил.

Еще во времена Мимаса у них вошло в привычку оставлять друг другу копии заданий, на которые их отправляют. Когда никому, кроме пары друзей, не доверяешь, это может сильно пригодиться. Однажды так они спасли Ральфа. Павел в этот раз оставил Кире копию маршрута и схему подлёта. Так он мог быть уверен, что в случае расследования его гибели следователям из Академии будет на что опереться.

Павел провёл ладонью по ситайпу и заметил непринятый звонок от отца. Он мысленно вздохнул. Кира может подождать и до завтра, а вот отец – едва ли. Их разговор будет прослушиваться, поэтому за каждым словом придётся следить.

Он нажал на вызов, и пока шёл дозвон, успел распаковать мешок, достать из шкафа чистую одежду и расправить кровать.

– Сын, добрый вечер.

На экране показалось лицо отца, и Павел подошёл к стене.

– Привет, пап.

Отец сверкал выбритым лицом и отбеленными зубами, он казался моложе с их последней встречи, и белые одежды ещё больше подчёркивали светлый, почти юношеский цвет лица. Павел непроизвольно потрогал свою щетину, думая о том, что отец в погоне за юностью скоро будет выглядеть моложе него.

– Судя по внешнему виду, ты не ранен, – заметил тот. За его спиной сновали люди, словно он был на очередном приёме. – Или я ошибаюсь?

– Пара синяков, – ответил Павел и сел на кровать. – Тебе уже доложили?

– Не доложили, а сообщили, что мой единственный сын жив и мне не придётся встречать его тело.

Павел закатил глаза в ответ на этот драматизм.

– Ты на работе? Или отдыхаешь?

– Твоя попытка сменить тему выглядит совершенно неискусно, – заметил отец.

– Мне запретили обсуждать задания, – сказал Павел и улыбнулся. – Строго-настрого.

Отец тонко улыбнулся:

– Что ж, кажется, мне придётся удовлетворять своё любопытство общением с наставниками. Думаешь, они спокойно воспримут мою «просьбу» перевести тебя в другое место?

– Не смешно.

– Если ты думаешь, что я пытаюсь влезть в твою службу, то ты заблуждаешься. Однако мне не очень нравится, какой опасности тебя подвергли, учитывая, что ты перевёлся меньше месяца назад. Даже инцидент на рудниках в сравнении с этой ситуацией выглядит безобидно.

– Всё случается впервые, – дернул плечом Павел. – Я никуда не полечу и останусь здесь.

Отец продолжал улыбаться:

– Твоя работа меня очень огорчает, ты же это понимаешь?

– Безусловно, – ответил Павел и положил руку на сердце. – Клянусь, что попрошу наставников больше ничего тебе не сообщать, чтобы ты не огорчался.

Отец выразительно посмотрел на него.

– Я не буду извиняться, – предупредил Павел.

– А стоило бы. Не знаю, от кого у тебя эти манеры, но с каждым годом они всё более вызывающие, – заметил отец и добавил: – Солдафон.

Павел улыбнулся.

– Ты мне в первый раз оттуда звонишь, – заметил отец и осмотрел обстановку. – Комната тесная и невыразительная, неужели, кроме кровати, больше ничего нет? А шкаф?

– Он встроенный, – сказал Павел.

– Невыносимый интерьер, – заметил отец. За его спиной замаячило усатое лицо с сигаретой в зубах и что-то проворчало. – Даже Кариб говорит, что ты живёшь в ужасных условиях. Хотя после того матраса на рудниках меня уже ничто не удивит. Кроме, пожалуй, грязной одежды, что на тебе сейчас.

– Я только вернулся. И у меня нет личных помощников, чтобы вылизывать мне ботинки и стирать одежду в горных водах.

Отец на несколько секунд замолчал, смотря вбок, потом повернулся и сказал:

– Кариб может выделить тебе новую модель робота-помощника.

– Нет, спасибо. Его роботы напоминают летающие гробы.

Кариб едва слышно обозвал его засранцем.

– Он сказал, что ты преувеличиваешь, – заметил отец.

– Он не так сказал, – тихо рассмеялся Павел. – А если бы он видел здешних роботов, то думал бы так же, как я.

– Настолько хороши?

– Я видел только одного, но думаю, есть и другие. Полная имитация, вплоть до кожного покрова, асимметрии лица и двигательных функций. А его внутренности на полном серьёзе рассуждают о своём сходстве с людьми.

– Может быть, киборг?

– Нет. Кира сказала, что робот, а она в этом разбирается.

– Кариб, слышал? – спросил отец у друга и потом снова повернулся к Павлу. – Он спрашивает, чей на нём логотип?

Тот покачал головой:

– Не видел.

Отец ненадолго замолчал, слушая Кариба, а потом снова посмотрел на Павла:

– Говорит, что необходимо взглянуть на него вблизи. Другие модели андроидов есть?

– Только учебные.

– И на них тоже логотип не виден?

Павел развёл руками:

– Могу лишь сказать, что дроиды, например, феттские. Возможно, что и андроиды тоже.

– Нет, – отец покачал головой, – андроиды должны быть другой марки. Феттские могут быть только нелегальными.

Кариб за спиной отца что-то резко сказал.

– Если хотите, я могу у Киры спросить, она наверняка знает.

Павел вспомнил про Киру, и тут же в его голове всплыл рассказ о её разговоре с Кеттелем.

– Не беспокой её, – отозвался отец. – Кстати, как она поживает? Я помню, она не хотела улетать с рудников, а учитывая её характер, я подозреваю, что в тебе скрыт недюжинный талант дипломата, о котором я не подозревал.

Павел криво улыбнулся и принялся медленно говорить, подбирая слова:

– Она согласилась после того, как я предложил залететь по пути в музей робототехники на этой планете. На Базу пришлось добираться через три города, да ещё и с гражданскими. К тому же всю дорогу она жаловалась, что не успела навестить родных и скучает по дому. Передавай её семье привет, когда увидишь.

Отец посмотрел на него, почти не скрывая удивления, но через несколько секунд сориентировался и улыбнулся:

– Непременно. Скорее всего, это будет на следующей неделе, мне как раз нужно навестить твою тётю, заодно и старого друга повидаю.

– Я его знаю?

– Только он тебя. Но не волнуйся, я вас обязательно представлю друг другу. Я только сегодня ему звонил и жаловался, что у меня очень своенравный сын, который в очередной раз заставляет о себе волноваться.

Павел попытался улыбнуться, но вышло плохо.

– Не нужно всем про меня рассказывать.

– Ты мой единственный ребёнок, это естественно, что я рассказываю друзьям о тебе, – сказал отец и замолчал на несколько секунд, словно собираясь с мыслями. – Твоей тётушке привет передать? Или прошлого раза было достаточно?

– Конечно, передай. Она всегда мне помогает, не хочу, чтобы она обижалась.

– Хорошо. Как ты работаешь на новом месте, я уже оценил, а как проводишь досуг?

– Сплю.

– Удивительно насыщенно, – прокомментировал отец.

– Зато ты, похоже, на очередном приёме.

– Нет, у нас перерыв в совещании.

– Я видел официанта с алкоголем.

– Тебе показалось.

Павел изобразил улыбку:

– Тогда что Кариб делает на вашем совещании?

Отец притворно округлил глаза.

– Представления не имею. Подозреваю, что он здесь без приглашения, проник по трубам канализации.

– Он бы застрял, – рассмеялся Павел.

– Ты его недооцениваешь. – Отец посмотрел назад, а потом вновь повернулся к Павлу. – Кажется, мне пора. Надолго не прощаюсь, позвоню на днях.

– Хорошо. Карибу привет.

– Тебе от него тоже. Не скучай, – отец улыбнулся и отключился первым. Павел некоторое время сидел, смотря на погасший экран, потом взял вещи и пошёл в душ. Он повесил одежду, забрался в кабину и сменил настройки с сухого пара на воду.

Его отец был одним из сенаторов в Солнечной системе, Кариб – друг отца – курировал поставки роботов и оружия с Юпитера, а у Киры не было близких родственников, по которым можно скучать.

Отец был суров, несмотря на показную вежливость, и если он сейчас лишь намекал, что недоволен его работой, то в следующий раз намёков не будет. Он сделает всё, чтобы добиться его отстранения и перевода поближе к себе.

Павел потянул себя за намокшие волосы, сел на дно душевой и согнулся.

Не прошло и двенадцати часов после сообщения в Академию, а отец уже нашёл ему «связного», и на следующей неделе тот передаст оба досье – и его, и Киры. Ему нужно знать, появилась ли у него запись о способностях энергика, да и любопытство дознавателя насчёт детства подруги слишком подозрительно. Павел давно хотел прочесть про её семью в этой жизни, потому что слухи по Академии всегда ходили скверные. «Связной» не покажется лично, но, если будет время и желание, Павел сам его найдет. В конце концов, он солдат. А приближающейся войной уже не пахло – смердело.