Читать книгу Гастон. История любви и коварства - - Страница 5

СКЕЛЕТОПОДОБНЫЕ ВЕТВИ деревьев сомкнулись над головой, закрыв солнце, и изрытая колеями земля утонула в темноте. Агата, не помня себя от ужаса, бежала по лесу. Мало того что отец столько лет относился к ней как к выродку, так теперь он решил продать её, словно вещь, тому, кто предложил самую высокую цену! Заскорузлому графу Герберту Дюрану. Развратный старик похотливо пялился на неё на рыночной площади, предлагал украшения и платья, посылал цветы и дорогие книги и не скрывал своих намерений с того дня, как ей исполнилось пятнадцать лет. Но в последнее время он совсем стыд потерял. На прошлой неделе на деревенском празднике он нахально прижимался к ней и наматывал её локон на палец, уверяя, что тусклые коричневые пряди блестят, как звёзды, и обжигая ей ухо влажным дыханием.

Отец об этом знал. Знал, что граф Дюран как никто другой разжигает страх в её сердце, и ничего не сделал. Чему же тут удивляться? И всё же, кроме отца, у неё больше никого не было, и предательство больно ранило.

Агата уже достаточно настрадалась от того, что много лет назад из семьи ушла мать и отец вбил дочери в голову, будто та помешалась на магии и то же самое произойдёт с Агги. Будто она, его единственный ребёнок, испорчена и представляет опасность подобно пороховой бочке, которая может взорваться от одной искры.

Последние счастливые воспоминания Агаты о maman[2] – как мать опускается рядом с ней на колени в маленьком, огороженном стеной саду, свежевыстиранные простыни хрустят на ветру, летний воздух пахнет солнцем, нежной зеленью и плодородной возделанной землёй. Босая, в простом платье из домотканой ткани, мама сияет. «Вот, chérie[3], потрогай этот стебелёк. Овощи ещё не созрели, а я так хочу приготовить на ужин зелёный горошек с маслом. – Она проводит кончиками пальцев Агаты по изумрудному стеблю и шепчет: – Ему нужно ещё чуть-чуть подтянуться». Сила перемещается из руки Агги в растение, и девочка издаёт изумлённый возглас, а когда стручки набухают, раскрываются посередине и из них сыплются зрелые горошины, визжит от восторга. Смеясь, мама собирает урожай и бросает крошечные жемчужины – как она их называет – в висящую на руке корзину.

Обращаясь мыслями к maman, Агата старалась вспоминать только хорошее – какие мягкие у неё были руки, с какой щедростью она лечила занедуживших односельчан, – а об остальном предпочитала не думать. Например, однажды вечером мама пришла домой сама не своя; она только что приняла роды и с остекленевшим взглядом бормотала что-то невнятное о детях, которым не следует появляться на свет. А когда отец попытался её успокоить, она убежала из дома. В другой раз Агата застала мать разговаривающей с чайником. Девушка даже пыталась выбросить из памяти ту ночь, когда maman ушла навсегда. Её глаза… лучистые глаза цвета морской волны казались потухшими, как погашенные свечи, пустыми и чёрными, как два колодца.

В конце концов maman пропала в ночи без всяких объяснений. Бросила свою дочь – дитя, которое любила, воспитанницу, которую звала своим «чудесным наследством», – в совсем нежном возрасте, в восемь лет. И, слушая, как звенит в ушах отцовское предостережение, Агата крепко заперла волшебное сияние внутри себя. Прятала его надёжно и выпускала на волю только в крайних случаях.

Слёзы затуманили зрение, девушка споткнулась и повалилась вперёд, проехавшись руками по прохладной влажной земле. Внезапно на неё нахлынуло воспоминание о другом падении – в холодный погреб. Казалось, она снова попала в ловушку без света, без воды, без тепла, и только мыши да тараканы составляли ей компанию. А ещё пауки. Боже сохрани её от пауков и их липких экскрементов, противных членистых ног и ядовитых клешней. По лицу ползали нити паутины, а когда девочка забилась в угол, то в темноте прижалась затылком к кокону с вылуплявшимися паучатами. От гнева мамы-паучихи на коже остались рубцы размером с куриное яйцо.

А всё из-за того, что отец поймал Агату за занятиями магией. Это случилось несколько лет назад, и тогда он не впервые бросил её в погреб на всю ночь. Но в тот раз pére[4] не выпускал девочку два дня. Тем более обидно, что с магией так получилось случайно. Она увидела, как новорождённый телёнок упал и не мог дышать, а ведь только вчера она наблюдала, как он появился на свет, и втайне назвала его Эстер, в честь мамы. Агата всего только протянула руку, чтобы коснуться его, узнать, что случилось с крошкой, и утешить. Но её сияние вспыхнуло, и свет и жар вырвались из рук. Телёнок вскочил на ноги и начал дышать нормально.

Но Агата не успела насладиться радостью, которая расцвела в сердце из-за чудесного воскрешения животного, – отец подошёл и рывком поднял её с земли, крича что-то о дьявольском отродье, живущем под его крышей, и о том, как он жалеет, что Эстер не забрала это исчадие ада с собой. Девочка возражала, что отец только выиграет от того, что телёнок останется жить, но он не слушал её мольбы. Не желал слушать.

Запертая в сыром подвале, теряя рассудок от страха и жажды, она приняла решение навсегда похоронить свою способность к магии, только бы не испытывать больше этот сводящий с ума ужас. В двенадцать лет она была ещё совсем ребёнком – напуганным и одиноким, покинутым матерью и отвергаемым отцом на каждом шагу, – и стремилась угодить взрослым. Но теперь ей исполнилось восемнадцать, и она больше не маленькая девочка.

Агата подняла глаза к небу. Красота и тепло осени растаяли в холодных ветрах ноября. В суровом сельском климате зимы порой начинались как небольшими дождями, так и злыми метелями. Трудно было выбрать более неподходящее время, чтобы сбежать в чём была, с котомкой милых сердцу безделушек. Она взяла Леона – игрушку, которую сшила ей мама, – томик Шекспира и другие вещицы, согревающие душу.

Крепко вцепившись в мешок, Агата сидела на земле без движения – ноги налились свинцом, сердце заныло. Погибнет она в этом безлюдном лесу без еды, без цели, и некого будет позвать на помощь. Но нужно продолжать путь, даже если в конце его от неё ничего не останется.

Когда над головой собрались тучи, Агата заставила себя встать и идти дальше. Перекинула котомку через плечо и направилась на юг. Оставалось надеяться, что дорога подарит неожиданные возможности. Maman всегда говорила, что нужно всего лишь подождать, и счастливый случай обязательно подвернётся. И тогда уж от человека зависит, ухватиться за него или позволить ему увять бесплодно. Агата надеялась, что распознает удачу, если столкнётся с ней лицом к лицу.

С неба обрушилась стена ледяного дождя. Девушка натянула капюшон плаща и стала осматриваться в поисках пещеры или купы деревьев. Нужно найти укрытие, иначе она рискует подхватить сильную простуду. Дождь ещё больше усилился, и Агги стала перебегать от дерева к дереву. Но ветви уже сбросили часть листьев и не защищали от вездесущих струй воды.

Вдруг вдали что-то прогремело, и Агата спряталась под ивой с длинными склонёнными ветвями, покрытыми крошечными листиками и, подобно занавесу, опускающимися до земли. Чувствуя, как в ушах стучит кровь, девушка прижалась спиной к стволу. Снова раздался грохот, и Агата поняла, что это ружейный выстрел. Скорее всего, поблизости идёт охота. Нужно держаться от вооружённых людей подальше, а то ещё в полумраке ненастья её примут за лесного зверя.

Но раз здесь кто-то охотится, рядом должно быть шале. Вот бы добрая хозяйка позволила ей немного погреться у очага.

Агата выглянула из-за ветвей ивы и взглянула на небо в поисках дыма. Но дождь мешал смотреть. Рядом хрустнула хворостинка, и девушка снова нырнула за зелёный занавес. Зашуршали листья, и Агги задержала дыхание – низкое рычание предупредило о присутствии животного. Какой-то большой зверь. Может, она вторглась в его логово под деревом? Или его привлёк запах человека? Агата боялась даже шелохнуться, а шорох приближался. Их деревню часто посещали дикие собаки – воровали кур и иногда стаями нападали на скот. Но они были невысокими и обычно выглядели костлявыми и исхудавшими.

Готовясь отразить нападение, Агата поискала вокруг крепкую палку, которой можно отбиваться, но на земле валялись только хрупкие веточки. Дыхание зверя послышалось совсем близко, от тонкого поскуливания по спине у девушки побежали мурашки. В ответ на призыв сородича к дереву приблизился вой и топот других животных. У Агаты перехватило дух, сердце выпрыгивало из груди, в лицо бросилась кровь. Замо́к, который она повесила на своё сияние, задребезжал. Она стиснула кулаки и попыталась сопротивляться рвущейся наружу магии. Прошло много лет с тех пор, как девушка давала волю своей волшебной силе. Сначала она была напугана яростью отца; потом, по мере взросления и осознания мира, страх сойти с ума, как maman, укрепил её решимость держать свой волшебный дар в узде. Не говоря уже о том, что из-за одного только слуха о занятиях чёрной магией женщину могли сжечь на костре как ведьму.

За зелёной занавесью заметались тени, которые становились всё беспокойнее. Какие-то существа скулили и жаловались друг другу, как дети. От их визга у Агаты чуть волосы не встали дыбом. Ей доводилось видеть курятник наутро после нападения собак: земля была усыпана клочками перьев, запятнана лужицами крови.

Животные вокруг завыли громче и злее. Агата вжалась в ствол дерева, магия дрожала у неё на кончиках пальцев. Девушка в панике соображала, какую судьбу выбрать: сумасшествие или смерть? Стараясь превозмочь сияние, она крепко зажмурилась, стиснула кулаки и стала медленно считать в уме. Обычно ей удавалось сдержать «низменные инстинкты», как это называл отец, сосредоточившись на цифрах. Но она так устала сражаться. Безмерно, невыносимо устала.

Послышался зловещий рык, и сквозь ветви просунулась широкая серая морда, а за ней лохматая голова с густой шерстью цвета соли с перцем и мускулистое туловище. Жёлтые глаза уставились прямо на девушку. Это была не отощалая дикая собака, а огромный волк, способный загрызть человека. И, судя по доносившимся звукам, позади завесы из ветвей за ним следовала целая стая.

Ну, для самозащиты не грех и воспользоваться сиянием. Агата закрыла глаза. «Я больше не ребёнок. Отца здесь нет, и он не сможет меня наказать. Речь идёт о моей жизни».

Даже не осознавая в полной мере, что делает, Агата медленно выдохнула, выставила вперёд ладони, напрягла мышцы и выпустила магию. Блеснула вспышка света, и по коже распространилось тепло, отчего и волосы, и плащ мгновенно высохли. Девушка глубоко вздохнула и чуть не упала от восторга, охватившего душу. После того как она так долго скрывала свой дар, её потрясло и восхитило, как естественно она им управляет.

Но радовалась она недолго.

Волк сделал шаг вперёд, оскалил свирепые жёлтые зубы и выпустил из груди рёв. Агги сжала кулаки. Неужели она столько лет подавляла в себе волшебные способности, чтобы они в такую важную минуту подвели её? Что толку в сухой одежде, если девушка оказалась перед лицом неминуемой смерти? Она потянула за ниточки света внутри себя, но снова сосредоточиться не смогла.

Волк, подёргивая носом, стал подкрадываться к ней.

Агата схватила котомку со всеми своими жалкими сокровищами и приготовилась размахивать ею, как оружием.

На расстоянии вытянутой руки от неё волк остановился и наклонил голову набок. Агата застыла, не осмеливаясь даже дышать, а хищник обнюхал воздух и тихо заскулил. Он стоял так близко, что она ощущала запах гнилого мяса из его пасти и видела проплешину за левым ухом. И всё же зверь не нападал, но опустил голову и стал нюхать листья вокруг лап. Разве он её не видит?

Может быть такое, что она сделалась невидимкой?

Агата медленно протянула руку, чтобы погладить животное, и тут в лесу снова раздался выстрел, так близко, что она вздрогнула и схватилась рукой за сердце. Волк тоже дёрнулся и, призываемый настойчивым визгом сородичей, развернулся и проскользнул через занавес из листьев.

Девушка услышала, что волчья стая удаляется, и с испуганно колотящимся сердцем на цыпочках подошла к склонённым ветвям и выглянула наружу. Отчётливый запах мускуса и крови задержался в сыром ветре. Только этот дух и смятые листья свидетельствовали о недавнем присутствии здесь диких хищников.

Агата медленно выдохнула. Теперь, когда опасность миновала, она ощущала, как магия словно тонкими волосками щекочет ей кожу. На губах у девушки расцвела редкая улыбка, Агата повернула ключ и снова заперла магию внутри. Но не полностью. В груди у неё дрожало пламя, освещая душу и освобождая разум.

Она чувствовала, что это благотворный дар. Как он может быть плохим? Чудесный зов, который поёт у неё в жилах, не может привести к сумасшествию. Неужели отец все эти годы лгал ей? Неужели память о матери так долго была измарана отцовскими пренебрежительными предостережениями? От удивления Агги застыла под пологом, с которого падали капли дождя. Что, если исчезновение maman вообще не связано с сиянием?

Однако Агата не успела поразмыслить об этом – вдалеке послышался крик, а следом за тем словно бичом рассёк воздух громкий вой. Снова раздался и разнёсся эхом выстрел, но, судя по усилившемуся после него лаю, пуля не достигла цели. Агата, поначалу с опаской, осмелилась выйти на поляну. Потом она услышала человеческий крик и бросилась на звук.