Читать книгу Последний герой - - Страница 2

Поезд Таллин-Москва идет около 15 часов, когда прямой рейс в Шереметьево занял бы всего полтора часа. И все же 13 часов разницы не стоят закатанного скандала, но Андрея не переубедишь. Внутри меня все свербит от желания спросить, почему ему так важно прилететь в Москву как можно скорее, но в моем положении лучше не привлекать к себе лишнего внимания.

Наш большой автобус останавливается у Таллин Пасс, Балтийский экспресс уже ждет пассажиров. Лидочка протягивает нам билеты, и мы вываливаемся к входу. Скорее всего, в купе ехать будем с другой нашей парой, недавно вышедшей из юниоров, потому что пока мы проходим осмотр, мне приходит сообщение от Андрея.

Поменьше чеши языком

Я оглядываюсь на него и коротко киваю. Боится, что раскрою какие-нибудь секреты тренировочного процесса, ха. Хотя какие секреты вообще могут быть, катай до одурения программы и всё. Но я не удивлена, сколько знаю, он всегда был таким.

Нас поставили в пару, когда ему было 14, а мне 17. Знаете, это негласное правило фигурки, когда спортсмен не умеет прыгать, его отправляют либо в пары, либо в танцы. А в тот год, сюрприз-сюрприз, я как раз стабильно падала с шести прыжковых элементов из семи. В пары мне была закрыта дорога из-за моего высокого роста, а матери Андрея было, по сути, все равно кого ставить в пару к сыну. Крепкие нервы и послушание партнерши волновали ее куда сильнее, чем умение мягко скользить. Такой у нас спорт, что слепить на коленке историю любви, написать пару статей о нашем внеземном коннекте легче, чем найти ту, которая будет молча терпеть. И вот в 17 лет я променяла полирование задом льда на, как мне казалось, вполне неплохую плату за загоны Андрея. Но с каждым годом терпеть становилось все сложнее и сложнее.

Я угадала, и в нашем купе уже сидят Елисеев и Фадеева. Макар сразу же жмет руку Андрею и помогает мне убрать чемодан, Лере же явно некомфортно, она сидит вся сжавшись и с натянутой улыбкой на лице. Я искренне симпатизирую этим ребятам и надеюсь на их дальнейшие успехи, если им хватит терпения выстоять очередь к пьедесталу. На этой Европе им зажали вторую оценку, чтобы не подпустить к нам по баллам, ведь мы первая пара страны и главные претенденты на Игры.

– Поздравляем с победой, – Лера продолжает также неестественно улыбаться и мне опять становится грустно. Они талантливая пара, тем хуже для них осознавать, что ближайшие пару лет им нужно работать на зачетку.

– Угу, – Андрей не намерен продолжать разговор. Он взбирается на вторую полку, втыкает наушники и включает на телефоне фильм.

Мне хочется подсластить им проигрыш, и я залезаю в рюкзак с игрушками, которые нам кинули на лед после проката. Покопавшись в нем, достаю маленькую плюшевую пчелу и протягиваю ее Фадеевой. Она сама как хорошенькая пчелка, совсем крохотная, смешная, с круглым личиком и короткими кучерявыми волосиками.

Лицо Леры светлеет.

– Ого, целый мешок всего, – с детской непосредственностью влезает Макар. Он выглядит словно Лерин старший брат, тоже невысокий, кудрявый и курносый.

– На, найди себе сам, что-нибудь, – я даю ему рюкзак, и он с восторгом начинает копаться в нем, пока его партнерша, заглядывает к нему через плечо.

Я смотрю на них, и затем бросаю взгляд на Андрея. Он лежит согнувшись, потому что рост не позволяет вытянуться целиком, идеальная укладка чуть примята. Его брови сдвинуты, а взгляд сосредоточен на экране. В отражении стекла я вижу, что он не смотрит никакое кино, Андрей пересматривает наше выступление, анализируя все ошибки. Запись доходит до того, момента, где я запнулась, и его глаза превращаются в щелки. Главная ошибка – это я, привязанная к нему как балласт.

– О-о-о, – Макар вытаскивает из мешка плюшевое авокадо и тыкает его в нос, смеющейся Лере.

Может быть, у нас тоже был бы шанс, не будь ты идущим по головам ради золота, не будь я такой жадной до денег.

В Нарве поезд стоит 20 минут, мы выходим на перрон, чтобы немного размяться, пока наши соседи остаются в купе. Я чувствую, как совсем расклеилась, пообщавшись с ребятами. День фигуриста – это день сурка, в одних и тех же стенах катка, с одними и теми же людьми. Я настолько привыкла к грубости Андрея, к слабости и трусости тренеров, что пара часов с обычными, нормальными людьми со здоровыми партнерскими отношениями повергла меня в уныние. Вот, значит, как может быть, когда вы работаете как одна команда, когда вы не друг против друга, а друг за друга.

Мне 28, Андрею всего 25, для партнера в танцах это не возраст. Я устала и больше не могу здесь находиться, я готова катать на новогодних елках, давать мастер-классы, или, прости Господи, пойти на Ледниковый период. 11 лет вместе вымотали меня, постоянные диеты напрочь испортили желудок, а от стресса выпадают волосы. Я хочу уйти, хочу чтобы Андрей отпустил меня. На моих глазах выступают слезы, и я почти бегу на другой конец платформы, где вовсю разминается Андрей. Он должен понять меня хотя бы раз в жизни, я спотыкаюсь на скользком перроне и подскальзываюсь, почти подъезжая к его ногам на животе.

– Андрей, – я вытираю сбитые ладони о штаны и готова реветь в голос. Просто будь человеком.

Он смотрит на меня слегка недоумевающим взглядом, я понимаю, что мои слезы мало его трогают.

Я выдыхаю, пытаясь успокоиться.

– Андрей, я понимаю, сейчас совсем не время…

Первый, Ростелеком…

– Я обещаю, что не подведу во время Олимпиады ни тебя, ни тренеров. Я выжму из себя максимум, пусть я никогда и не буду так хороша как ты.

…банк, кашель…

– Но потом… Я хочу завершить, Андрей, – рыдания прорываются сквозь меня, и я больше не могу их сдерживать. – Ты обязательно найдешь кого-то лучше и талантливее, завоюешь с ней еще очень много медалей. Но я больше не могу, дай мне уйти.

Я поднимаю глаза и вижу, как вместо того, чтобы встретиться со мной взглядом, он смотрит на свои часы. Видимо, то, что он там увидел, вполне удовлетворило его, потому что он приобнимает меня за плечо. Почти как пару дней назад, но теперь едва касаясь моего тела.

«Я сделала это», – мысль проносится в моей голове, и я сама не верю счастью. Возможно, он сам в душе этого хотел и теперь мне просто надо дотерпеть до конца сезона и забыть все как страшный сон. Но стоп, куда он меня ведет?…

Андрей заводит меня в туалет, и как только захлопывается дверь, засовывает мою голову под кран. На меня хлещет ледяная вода, заливаясь мне в уши и нос. Наконец, он решает, что с меня достаточно и поворачивает выключатель.

– Даже не думай, – мои уши заложены из-за воды, от чего его голос приглушен. – Видимо, ты не поняла, когда я сказал, что в тебя уже вбухали кучу денег. Ты будешь кататься, пока катаюсь я, а я собираюсь делать это еще как минимум один цикл.

Он выходит, оставляя меня одну. Я пытаюсь быстро просушить волосы с помощью сушилки для рук. Слезы больше не идут, но мое дыхание прерывистое, а в горле застрял комок.

Ненавижу

Я вижу в мусорной корзине, переполненной использованными прокладками и туалетной бумагой бутылку воды, которую так часто пьет Андрей. В моей голове возникает картинка, где он тщательно осматривает бутылку, перед тем как попить. Андрея не пугают комментарии в интернете, он держится за образ джентльмена, но по большому счету даже его разрушение не сильно ударит по нему. Он боится остаться без соревнований, быть очерненным как спортсмен. Андрей боится допинга, поэтому так трясется даже из-за бутылочки воды, боясь, что ему туда что-то подмешают. Так пусть его карьеру разрушит его же допинг проба. Я вытираю нос куском туалетной бумаги и направляюсь в свое купе. До Москвы поезд следует без остановок.

Вы удивитесь, как много всего запрещено употреблять спортсменам. Норвежка Бакке не проверила состав спрея для носа и лишилась медали чемпионата мира. Немка Краузе выпила пищевую добавку и 4 года сидела без соревнований, пасла маминых коз в баварской деревне. Список веществ ни для кого не секрет, он выложен на сайте антидопинговой организации, выбирай любое. Многие из них доступны без рецепта в аптеке. Всё, что мы потребляем, тщательно проверяется врачом сборной, однако всегда можно найти лазейку.

В нашем купе, наконец, стало тихо, Андрей погасил свет и отвернулся к стенке. Я верчусь на жесткой полке, пытаясь подмять под себя сырую подушку. Парни уже уснули, а в моей голове гудит рой мыслей. Подо мной внизу скрипит полка, и я понимаю, что Лере тоже не спится. На Европе их поставили на восьмое место, и, скорее всего, федерация будет устраивать закрытые прокаты, чтобы определить поедут ли они на Олимпиаду. Если им не дадут квоту, и допинг-скандал всё же случится, Лера возненавидит нашу пару, потому что допингисты лишили их 100% шанса поехать в Пекин.

Накрываюсь с головой, загружаю сайт и сто лет жду пока pdf файл скачается, Интернет где-то в глуши Тверской области категорически отказывается работать. Сканирую глазами списки веществ и понимаю, что одной мне не справиться, я просто не понимаю в каких лекарствах, что находится. Я ни черта не знаю, за сколько препарат вымывается из организма, и сомневаюсь, что могу верить Интернету в этом.

Смотрю на Андрея, под светом фонаря, представляя, как словно ниндзя крадусь по Олимпийской деревне, уклоняясь от волонтеров и камер и всаживаю ему шприц с тем- что-нельзя-называть. А если серьезно, то в Пекине мне это никак не провернуть, остаются только предолимпийские сборы и молитва всем богам, чтобы препарат остался в Андрее.

Только если… Мой рот расплывается в улыбке, и я ойкаю, кончиком языка проверяя трещину на верхней губе. Нащупываю под подушкой телефон и снова с головой залезаю под тонкое одеяльце. Переписка с мамой, как всегда, на первом месте в мессенджере, поэтому долго искать не приходится.

Мама, привет)) Я тут подумала, звони тете Любе, я согласна с ее Павликом встретиться, пусть пишет адрес кафе…

Я гений, просто гений. Моя мама, как и все мамы на свете считает, что карьера и медали – это наживное, главное вовремя родить. Вместе со свой коллегой они сделали идей фикс поженить меня и ее сына, такого же холостяка. Мама придерживается мнения, что спортивная карьера имеет тенденцию быстро заканчиваться, а такие профессии как у Паши всегда нужны. Она по-деревенски просто рассудила, что зять, обеспечивающий лекарствами, неплохое вложение в будущее как мое, так и в ее. Стоит ли мне говорить, что Паша работает в крупной фармацевтической компании и прекрасно разбирается во всех веществах. Кто знает, может быть я смогу влюбить его в себя, и мы будем вторыми Бонни и Клайдом. Впрочем, пока еще слишком рано, надо прощупать почву. Телефон вибрирует от сообщения мамы. На часах за полночь наверняка сидит, смотрит свой турецкий сериал.

Зайчик конечно тывсе правильно решила

Мама, как всегда, пишет без запятых, точек и пробелов. Даже последний iPhone, купленный заботливой дочей c призовых не заставит ее разбираться в гаджетах Она гордится мной, но я знаю, что она встанет на сторону Андрея, если я хоть мимолетно заикнусь о своем плане. Пусть лучше думает, что я внезапно захотела заделать ей внуков. Я отправляю эмодзи сердечка, выключаю телефон, и укутываюсь поплотнее. Завтра будет новый день, и, надеюсь, он будет лучше, чем сегодняшний.

– Уважаемые пассажиры, через 40 минут Москва, – голос проводницы будит только меня, мои коллеги уже завтракают. Андрей и Макар запаривают бомж лапшу, пока Лера пьет пустой кофе. Сквозь стекло граненого стакана я вижу, что он черный как ночь – в нем ни капли молока и, наверняка ни ложечки сахара. Я напрягаю свой сонный мозг и пытаюсь вспомнить, ела ли она что-нибудь вчера вечером. В голове всплывает только зеленое яблоко. Рядом с ней лежит распахнутая сумка, из которой виднеется уголок смеси с кричащими буквами на упаковке. Я чувствую, как горлу подкатывает тошнота: Лера пьет сквизи – порошок, помогающий заполнить пустоту в желудке. Ее пухлые милые щечки, скорее всего, простой отёк после срыва. Думаю, что из солидарности пропущу завтрак, хотя от запаха острой лапши урчит живот.

Я сползаю с полки и отправляюсь отстаивать очередь в туалет. Пристроившись сзади к незнакомой женщине, не успеваю надышаться ароматом альпийских лугов и морского бриза, как меня обдает омбре из жареной курицы и водки.

– Ну-ка шыть отсюда, тебя тут не стояло!

Я оборачиваюсь и вижу, что полночи не спала не только я. На меня смотрит подвыпивший мужик и тычет меня в бок.

– Влезла не на свое место, еще и как глиста тощая.

– Я спортсменка, фигуристка, – хмыкаю я.

– Типа Плющенко? – мужик смотрит уже заинтересовано.

– Он самый, – киваю я и ныряю за дверь туалета.

– Ты не обижайся, я вообще по лыжам больше, – несется мне в след.

По-быстрому сделав свои дела, я решаю навести марафет. Отражение в зеркале и клок волос, оставшийся на расческе, говорят мне, что иногда нужно уметь вовремя остановиться. Я смотрю на свое серое лицо, впалые щеки и тусклые волосы и то, что я вижу снаружи, не так страшно, как то, что я ощущаю внутри. Но не время философствовать, мне уже два раза пришлось кричать «занято». Оставляю все как есть.

– Алена, как спала? – В коридоре я встречаю Охламонова, и мы идем в курилку. – Даже не смотри, – он щелкает зажигалкой и делает затяжку.

Тренер до сих припоминает мне, то, как поймал тогда восемнадцатилетнюю меня с сигаретой. Я делано кашляю, а он лишь ухмыляется.

– Если я скажу, что я никогда не курила, вы же не поверите? – Я отодвигаюсь от него подальше и завязываю на голове дульку. Охламонов курит столько, сколько я себя помню. Его ногти и зубы желтые от табака, а куртка сборной вечно "с дымком".

– Ты знаешь ваше расписание? – Святослав Юрьевич переводит тему. – Сегодня приедем, вы выходные. Затем неделя на разгон, сборы и Пекин.

– Так мы все-таки выполнили критерии отбора? – издеваюсь я.

Олхамонов закатывает глаза и тушит бычок. На его свитере остаются следы пепла, и я нежно смахиваю их рукой. Старый хрычок.

– Медаль не забудь надеть, вас встречать будут, – говорит он свое последнее напутствие, и мы прибываем на вокзал.