Читать книгу Сестрёнки и прочие. О тех, кто вплетает свою судьбу в нашу жизнь - - Страница 5

Холод ледяными руками сжимал худое тельце. Кончиков ушей и хвостика она уже не чувствовала. Реденькая, тонкая шубка больше не в состоянии была защитить её от всюду проникающего мороза. «Поскорее бы… – билась в голове последняя мысль, – поскорее бы… к Маме, к Старому коту – на Радугу».

Можно было ещё потолкаться, пробиться в серёдку сбившихся в кучу сородичей, греющих друг друга слабым теплом, но зачем? Чего ради продолжать эту бессмысленную борьбу с холодом, голодом, от которого нестерпимо болел животик, с сородичами, которые готовы были вырвать из лап другого съедобный кусочек? Что хорошего в этой жизни? Была Мама, был Старый кот, а теперь – никого. Что ждет её в будущем? Этот подвал, кроме которого она ничего не видела, сырые, промёрзшие стены да маленькое окошечко во двор, до которого нужно было ещё допрыгнуть.

Люся прикрыла глаза. Мама… Самое светлое и теплое воспоминание. Шершавый язычок, вылизывающий шерстку ей, единственной выжившей дочке, ласковое мурлыканье, тёплая мягкая шерстка и ощущение покоя и счастья.

Мама-кошка в конце сентября окотилась четырьмя котятами. Сберечь получилось только одну. Пока она, ослабевшая, переносила из придорожных кустов в подвал первую, остальных успели найти бродячие псы. Когда Мама вернулась за другими, спасать было уже некого.

Люся ещё успела застать несколько теплых, осенних дней. Как-то Мама, вернувшись с поисков еды ни с чем, принесла ей красный кленовый листочек, которым она игралась, забыв о голоде. Она так и уснула с ним, прижав его к бетонному полу лапкой. Однажды Люся даже выглянула в подвальное окно и поразилась огромному и неизвестному миру. Запахов в нём было намного больше, чем в подвале, а уж красок! А потом начались холодные дожди, и сырость в подвале не проходила. Мама всё реже и реже приносила в зубах что-нибудь вкусненькое и на хныканье Люси говорила:

– Если нечего кушать, если нечем заняться и вообще если попала в непонятную ситуацию – вылизывай свою шубку. Это отвлекает от голода и не даёт тебе опуститься.

Как-то раз, когда уже выпал снег, Мама пошла на охоту и больше не вернулась. Коты и кошки, обжившие подвал, шептались о своре собак, порвавших кого-то у мусорных баков, и украдкой посматривали на Люсю. Люся долго звала Маму, бродила по подвалу, искала её, но Мамы нигде не было. Кушать тоже ничего не было. Только Старый кот, уже беззубый, умудрился изловить мышку, отдал её Люсе и одобрительно смотрел, как та, наигравшись, употребила «игрушку» по назначению. Спали они тоже вместе, тесно прижавшись друг к другу. В долгие вечера он рассказывал ей о большом мире там, за пределами подвала, о людях, которых трудно понять, а значит – лучше остерегаться. Одни приносят еду, а другие могут больно пнуть, поэтому лучше не приближаться к ним, а еду брать только тогда, когда они отойдут на безопасное расстояние. Рассказал Старый кот и про свирепых псов, от которых можно спастись, только забравшись на ближайшее дерево. Научил её ловить мышек, которых было в подвале немного, но они были. А когда она подросла, научил запрыгивать в проём подвального окна и ждать, когда кто-нибудь из людей принесёт еду.

Человека, который приезжал рано утром и вечером, Старый кот называл безопасным и позволил Люсе подходить к нему, но с осторожностью. Человек всегда что-то бурчал под нос, раскладывая влажный, мягкий корм из шуршащего мешочка, и строго выговаривал другим хвостатым, когда те пытались отнять еду у Люси. Это он её так назвал – Люся. Она поняла, что он так выделяет её из общей хвостатой массы, и бежала к нему со всех лап, услышав свое имя.

Однажды, с жадностью заглатывая влажный корм, она почувствовала, как Человек погладил её по спинке. Это было неожиданно, пугающе, но так приятно! В испуге она отпрянула от него, но, взглянув в глаза Человека, поняла, что тот не желает ей зла, и сама подошла к нему, подставив голову под ладонь. Закрыв глаза от наслаждения, она принимала ласку, крутилась, подставляя то один бочок, то другой, и неожиданно для самой себя замурлыкала. Старый кот с неодобрением смотрел издали, а потом недовольно выговаривал ей за её безрассудство. Но Люсе было уже всё равно: ее приласкали! Может, даже её любят! У неё есть свой Человек! И пусть она всю жизнь проживет на улице, но она всегда будет помнить, что у неё когда-то был свой Человек!

Потом пришли морозы. Старый кот уже не успевал перекусить влажным кормом, который приносил Человек и другие добрые люди. Тот быстро застывал на морозе, а сухой корм он кушать не мог по причине отсутствия зубов. Он быстро ослаб, перестал выходить на улицу – не хватало сил вспрыгнуть на окно. Теперь Люся пыталась греть друга своим теплом, но его в маленьком, худеньком тельце почти не было.

Старый кот с благодарностью смотрел на свою воспитанницу и тяжело, с хрипом дышал.

– Он тебя зовет «Люся». Что ж, хорошее имя. Я чувствую, что у него доброе сердце. Это твой шанс, Люся. Не упускай его, может быть, тебе повезёт больше, чем всем нам.

– Мне уже повезло – он меня погладил и дал имя, он кормит меня, чего ещё можно желать? – Люся с жалостью смотрела на Старого кота и вылизывала ему шёрстку на лбу.

– Он может дать тебе всё, Люся. Доброту и ласку, тепло и покой, а главное – чувство защищённости. С ним ты всегда будешь в безопасности, а это самое главное, – Старый кот прикрыл глаза от усталости. – Отвечай ему тем же – и проживёшь счастливую жизнь.

– Я не оставлю тебя, ведь о тебе некому позаботиться! – Люся осуждающе посмотрела на своего друга и воспитателя. – Как ты мог подумать, что я брошу тебя?!

– Ты ещё маленькая, глупая киска, но у тебя большое сердце, – Старый кот хрипло вздохнул. – Я уже вижу Радугу, Люся. Скоро я побегу по ней навстречу моим друзьям, братьям и сёстрам, и… навстречу твоей Маме. Там всегда тепло и сытно. Там нет злых людей и собак, там я больше не буду испытывать постоянный страх. Там мы все будем весело играть и сладко отсыпаться…

– Я тоже хочу туда, я устала от голода, мороза и страха. Я больше не хочу оставаться здесь! – пискнула Люся.

– Тебе ещё рано. Ты ещё не видела лета и его прелестей, не наслаждалась запахом трав, пением птиц, игрой бабочек, не грелась на солнышке и много чего ещё не познала… – Старый кот помолчал. – И всё-таки постарайся не упустить свой шанс.

Потом она сидела у окоченевшего тела Старого кота и тихонько плакала. Больше не с кем было коротать вечера, делиться едой, слушать рассказы о большом мире. Больше не оставалось ничего, ничего хорошего здесь. Её била дрожь, а голова сделалась тяжёлой. Утром она попыталась выйти на зов Человека, но не смогла допрыгнуть до окошечка. Не смогла и вечером. Ей оставалось только плакать, глядя снизу вверх на узкий проём подвального окна. Сидя рядом с телом Старого кота, она думала, что тот уже на Радуге, и ей очень хотелось тоже скорей очутиться там, увидеть этого мудрого старика живым и здоровым, боднуть его дурашливо… Встретить ушедших сестрёнок и братишек… И Маму. Прижаться к ней и мурлыкать счастливо, до самозабвения, вдыхая родной запах, ощущая тепло и любовь.

Вконец ослабев от голода и мороза, она прилегла на холодный бетонный пол и провалилась в тяжёлое забытье.

– Люся, Люсенька! – сквозь болезненный сон услышала она.

Человек! Мой Человек! Он дал мне имя, он погладил меня! Надо попрощаться с ним перед дорогой и, если он позволит, ткнуться ему носиком в щёку. Он всё поймет.

С трудом поднявшись на дрожащие лапы, собрав остатки сил, она подошла к окну, примерилась и взвилась вверх. Зацепившись за бетонный подоконник коготочками, она отчаянно скребла по обледенелой, кирпичной стене задними лапками, пока, наконец, не взобралась на него. Выйти наружу сил уже не оставалось. Сквозь пелену, застилавшую всё впереди, она искала взглядом Человека и не находила его. Пелена становилась гуще и гуще, вот уже поглотила всё… Как хочется ещё раз ощутить его руку на спинке, услышать неразборчивые слова, означающие ласку, но…

Рука Человека подхватила Люсю, она почувствовала тепло, и крупная дрожь затрясла маленькое тельце – это холод неохотно отпускал свою жертву. Сквозь забытье слышались слова с непонятным пока ей смыслом, но с доброй, успокаивающей интонацией:

– Всё будет хорошо, Люсенька. Вот увидишь, всё будет хорошо. Ты будешь жить. Ты должна жить…

И уже совсем непонятное:

– Естественный отбор, однако…