Читать книгу Топографический кретин - - Страница 6

Полураспад

Они звали её с собою в общий летний сумрак, ей обещали показать все аттракционы парка культуры и отдыха и купить цветов и два торта. Лида смеялась им, но молчала и не шла.

Андрей Платонов

Я увидел её в троллейбусе.

Нет, чепуха. Байка для друзей и прочих. Она тоже думает, что я увидел её в троллейбусе. А я увидел её ещё на остановке. Мне не нужно было в этот троллейбус, мне вообще ни в какой троллейбус не было нужно, я автобуса ждал.

Вечерело, и я не различал лиц, но увидев её даже сквозь сумерки, забыл, что жду автобуса, и пошел за ней. Прямо в набитый битком троллейбус, который мне был не нужен.

Только что звонил своим – я всё реже делаю это, а они всё больше в этом нуждаются. Да и я тоже. Только сказать правду не могу, и от этого тоже тяжело, а врать не умею, потому и звоню редко. Эта правда не будет во спасение, уж точно не для них. У мамы здоровье не фонтан, хоть и скрывает. У отца сердце. Неделю назад снова прихватило, да так, что голос был еле слышен – и это у моего отца, который в жизни ни на что не пожалуется. Там сейчас жуткие морозы, по ночам чуть не сорок, а холод, как и жара, сердечникам противопоказан. Но сегодня был бодр, похвастал, что уже вышел на работу: морозы ослабли.

Тогда тоже было холодно, даже в переполненном троллейбусе, хотя, конечно, и не минус сорок. Она весело болтала с кем-то неказистым – и я уже чувствовал, что ревную, – и куталась в капюшон с меховой оторочкой. А когда не куталась, большущие серьги раскачивались в такт её смеху, и их металлический блеск отвлекал от её глаз, но только на мгновение, потому что отвлечь меня от её глаз даже на два мгновения не могло уже ничто – ни тогда, ни сейчас, одиннадцать лет спустя.

Но одиннадцать лет – это даже не цикл зодиака.

Когда-нибудь я сумею написать стихи, в которых будет эта строчка. Когда-нибудь я сумею себя поломать, переломить её в себе, смогу забыть, победить эту боль. Но это будет потом. А пока мне доступна лишь эта сильно отдающая мазохизмом графомания. Сублимация творческая, том первый, он же последний. Как у БГ:

А дома его ждал застоявшийся дым

И десять листов, верных его стихам.

И верь иль не верь, но десять прекраснейших дам

Ждали звонка в свою дверь – его звонка.

Она моего звонка точно не ждала – ни в дверь, ни в окно. Но я позвонил. Не по телефону, а именно в дверь. И не в тот вечер, а в следующий.

А в тот вечер я проводил её от троллейбуса до дома. Она об этом не знала – была слишком увлечена беседой со своим неказистым, чтобы заметить субтильную фигуру маньяка-незнакомца. Я, наверное, и вправду был маньяком: на следующий день после работы снова приехал к её дому. Теперь уже, конечно, не на троллейбусе. Потому что, как и всякий уважающий себя владивостокский парниша, общественный транспорт показно презирал, а автобуса в тот вечер ждал лишь потому, что накануне сильно выпил и утром побоялся садиться за руль. Вот тебе и вред алкоголя.

Отскок. Любимый гопник

Трамвайная остановка в дождливом городке на самом востоке Франции. Вполне себе ничего французская девица и ейный французский хлопчик – совершеннейший отстой: на кривых подпорках расшнурованные кроссовки, грязно-белые с голубым орнаментом трусы из-под штанов с мотней на коленях, на широченной квазиголде знак доллара размером с голову, на голове бейсболка NY, на шее иероглифическая наколка – полный комплект. Курит, судя по амбре, дешевый французский табак, перемежая короткие затяжки долгими французскими поцелуями. Глубоконько затягивается и – в упор, с десятисантиметрового расстояния, густонаправленно, от души – выдает подруге в лицо струю вонючего дыма. Она замирает на секунду, теряясь, хихикает слегка ошеломленно, но тут же отвечает засосом на очередной засос.

И ведь таких не бросают.

Дом был высоким, в двенадцать этажей, но зато одноподъездным, а внизу – пост с бабульками. Которые, понятное дело, всё про всех всегда знали и только и ждали залётного хлестакова. Почти откровенно посокрушавшись с ними по случаю наступления полного упадка нравов в целом и молодёжного разврата в частности, через пять минут я… судорожно прикуривал, сидя в своей машине и не понимая, где набраться решимости на то, чтобы войти в этот единственный подъезд, подняться на пятый этаж и позвонить в квартиру 33.

Дверь открыла красивая, статная женщина. От земли меня отделяли 116 ступенек – заранее посчитал на случай, если буду спущен с лестницы недрожащей рукой. Но напрягать ситуацию заявлениями вроде "Здрасьте, я ваш будущий зять" не стал, а всего лишь спросил, дома ли она, – и назвал её имя (вечная слава бабулькам). Помню, мне показалось странным, как легко, нисколько не удивившись незваному визитеру, красивая женщина окликнула дочь. А потом подумал: господи, да к ней ухажеры, небось, табунами ходят, всех разве упомнишь. А еще потом ничего уже не думал, потому что невозможно ни о чем думать, когда видишь эти глазищи, а они видят тебя – в первый раз, и потому глядят с вопросом, но без испуга, с любопытством, но без навязчивости, оценивая и даже как бы ставя отметку. Кажется, я получил тогда "уд". Ну, в лучшем случае "хор", но точно с минусом.

Теперь она на меня смотрит иначе. Если вообще смотрит, это бывает редко. Вот и сейчас лежит в соседней комнате за закрытой дверью, то ли спит, то ли притворяется, чтобы не говорить со мной. Имеет право: первый час ночи, а я только с работы. На самом деле – с работы, и она это знает. Злится? Обижена? Вроде не на что: когда уходил, попрощались душевно. Ну, насколько это возможно при нынешнем раскладе. Но за двенадцать часов, что меня не было, не позвонила ни разу. С чего бы ей злиться? Может, про Наташку узнала?

Наташка – супруга Путридия. А Путридий – это такой коллега. Который очень близок с моей… ну и кто она мне теперь? жена? по паспорту вроде да, а на самом деле? – хорошо, пусть так:

…который близок с моей любимой. Они часами висят на телефоне, едва не каждый день ходят вместе обедать и пить чай, в кино, в клубы и бог знает куда ещё. На мои вопросы об их отношениях – теперь-то уж чего, можно и правду? – она неизменно отвечает: мы хорошие друзья, не больше. Как будто друзья бывают плохими. И я верю, а кто бы на моем месте не верил?

Сегодня от Наташки, жены Путридия, я получил такой вот текстик: “Сбежать становится навязчивой идеей. А еще радуюсь, как порося, что такая сногсшибательная девочка может по мне скучать! :)))))) в башке совсем не укладывается! ХхХхХ”.

И постскриптум: "Привет! Это смс, который был адресован твоей жене от моего мужа. Есть идеи о том, что происходит? Наташа".

Да уж какие тут идеи.

Я Наташку постарался успокоить: это у них дружба такая, понимаешь? Хорошая такая дружба хороших друзей. Похоже, не поняла. Стала, наверное, задавать мужу вопросы. А он, вероятно, по привычке рассказал обо всем своему хорошему другу – и друг, видимо, обидевшись за товарища, теперь оскорбленно то ли спит, то ли сопит, притворяясь, в соседней комнате.

Глупышка-Наташка, ну тебе-то зачем этот рожон? Ладно мне терять нечего, а ты ведь родом черт знает откуда, а у Путридия британский паспорт, вот выгонит тебя – и поедешь в свою Срединную Азию к какому-нибудь бессменному правителю-деспоту с непроизносимым именем.

Мне и тогда терять было нечего: я знал, что шанс первый и последний, а потому, стоя перед полуоткрытой дверью и глядя в эти невозможные глаза, учинил на зависть артисту Филиппенко такое шоу одного актера ("One Man Show" – так назывался модный в то время контрафактный одеколон, который обычно переводили как "Один мужик показывал"). Я врал, что знаком с агентом иностранного модельного агентства, и искренне убеждал ее в том, что она станет гордостью любого подиума, хоть отечественного, а хоть и иностранного, и требовал тут же заполнить какую-то анкету, в которой главным пунктом был, разумеется, номер её телефона, а она не очень-то и верила, но с ней так нахально ещё никто не знакомился, и это её позабавило, а значит, я всё-таки укрепился на плацдарме и полученная мною "четвёрка" лишилась минуса и стала твёрдой, как ядро.

А потом я и в самом деле посодействовал её прогулке по подиуму. Не в физическом смысле, конечно, посодействовал: она и сама так всегда ходила, что только держись. Просто жена одного моего друга – на тот момент уже бывшая – была связана с местным домом моделей. Когда я сказал ей, что познакомился с девушкой, способной заткнуть за пояс любую Одри Хепбёрн, не говоря уже о Клаудии Шиффер, она посмеялась: конечно-конечно, других у тебя отродясь не водилось, но устроила-таки импровизированное прослушивание. То есть просматривание. И оно состоялось, но почему-то кончилось ничем, теперь уж и не помню, почему.

А может, оно и к лучшему, что модели из неё не получилось: кто знает, не ушла бы она от меня раньше, повернись иначе?

Или – с учетом результата – это все-таки к худшему? Разберись тут.