Читать книгу Когда я буду морем - - Страница 7

Ок Суль шла вдоль лесного ручья, вслушиваясь в его неумолчное бормотание; влажная земля, рыжая от прошлогодней хвои, слегка пружинила под комусинами. Оставляя легкие, чуть косолапые следы, Ок Суль спустилась к небольшой запруде. Подвернула рукава чогори, склонилась над прохладной гладью и всмотрелась в колышущееся отражение черноглазой молодой женщины с заплетенными и убранными наверх косами. Глаза ее были невеселы. Ок Суль зачерпнула пригоршню холодной воды, умылась. Возле ручья дышалось легко, и она запела едва слышно «а-ри-ран, а-ри-ран…», но осеклась – в этом лесу слова любимой песни звучали чуждо.

Казалось, совсем недавно она любовалась горами, что окружали ее родную деревню в Кёнсан-Пукто, юго-восточной провинции Кореи, выходящей к морю. Весной склоны переливались маслянистым клейким блеском молодой листвы, в жаркие месяцы становились темно-зелеными, осенью превращались в картину, расписанную широкими мазками в багряно-красные и охристо-желтые цвета. Зимой голые ветки деревьев расчерчивали небо, словно иероглифы, выписанные тушью на уроке каллиграфии, рисовые поля чернели, отдыхая.

Времена года сменяли друг друга, и шестнадцатилетняя Ок Суль знала, что нет силы, могущей изменить неуклонный ход природы. Другое дело – людские судьбы.

Отец рассказывал, что когда-то их семья была зажиточной. С утра до вечера он и его братья работали на ухоженном до последнего колоска поле, издавна принадлежавшем семье.

Но времена меняются, новые военачальники собирают армии и завоевывают земли, великие правители лишаются власти, а человек, как травинка, то гнется под ураганными ветрами, то распрямляется, покоряясь судьбе, предначертанной свыше.

Япония захватила Корею после русско-японской войны, выторговав право вершить ее судьбу в хитросплетенных переговорах, в коих вовек не разобраться простому человеку. Еще через пять лет, в 1910 году, премьер-министр Кореи Ли Ван Ен подписал Указ, начинавшийся словами: «Его Величество Император Кореи полностью и бессрочно передает Его Величеству Императору Японии все суверенные права на управление Кореей».

Японцы принялись устанавливать свои порядки незамедлительно. Новая власть объявила, что для столь необходимого государственного учета нужен точный «земельный кадастр», для чего крестьяне должны предъявить неведомые никому планы межей и другие бумаги.

Растерянный отец Ок Суль поначалу пытался приводить доводы про старинные обычаи и про то, что никаких свидетельств не нужно, когда есть уговор между соседями о границах, но его никто не хотел и слушать. Заступиться за неграмотных крестьян было некому.

«Когда множатся законы и приказы, растет число воров и разбойников», – говорил Лao-цзы.

Не нужно бряцать оружием, чтобы безнаказанно захватывать земли, разоряя тысячи семей и превращая одну страну в придаток другой. Издавай один декрет за другим, в которых не всякий грамотей разберется, и, прикрываясь заботой о порядке, твори истинное беззаконие.

Не прошло и года, как семья Ок Суль лишилась прав на принадлежащую из поколения в поколения землю. Они превратились в бесправных арендаторов и больше половины урожая должны были отдать новому хозяину, господину Морисита.

Склонив голову, выслушал отец приказ генерал-губернатора. Солдаты с нагайками сопровождали японского землевладельца. Тот оглядел работников, потрогал аккуратные черные усики рукой в лайковой перчатке и объявил, что отныне рабочий день составляет 14 часов. И что корейские лодыри – это мятежники. И что неповиновение будет караться так же, как и оскорбление достоинства подданного японской Империи, – палочными ударами. От двадцати до ста. Обычно на семидесятом ударе изменники захлебываются собственной кровью. В этом месте господин Морисита улыбнулся и позволил себе немножко пошутить:

– Корейцы держатся дольше, чем собаки, той хватает всего пятнадцати ударов. Это лучше, чем видеть, как твои жена и дети умирают голодной смертью.

Брат Ок Суль поднял глаза на засмеявшегося помещика, но отец сильно дернул его за руку, клоня к земле. Свист нагайки отправил их на поле. С той поры они батрачили от зари до зари. Тяжелый труд – лучшее лекарство от тоски по прежним временам.

Ок Суль родилась в 1923 году, тринадцать лет спустя после подписания бесславного указа. Она с рождения знала, что люди не равны друг другу. Они, корейцы, – люди второго сорта.

Японцы, верные сыны божественной Империи, оказывают им милость, позволяя растить на полях рис и овощи для бесстрашных воинов. Им, корейцам, позволялось оставлять себе пятую часть урожая, чтобы прокормить ораву своих детей и не умереть с голоду лютой зимой. Мешка проса хватало, чтобы протянуть до весны. С наступлением тепла, шатаясь под пьянящим ветром, женщины и дети отправлялись в окрестные леса искать коренья и пробивающиеся из-под земли молодые травы. Благодарение небесам, это было не запрещено.

В шесть лет Ок Суль знала, где растет дикий вьющийся виноград с кислыми ягодами, где можно собрать ароматный лимонник для чая, который любит отец, где под высокими соснами растут грибы, из которых получается вкусная похлебка, если положить в нее сою и побеги дикого лука.

Шумной детской оравой они убегали в лес, держась ближе к друг другу, чтоб случайно выскочившая дикая кошка или хищная лисица не испугала малышей, разжигали костер, запекали сладкую ююбу или толстые стебли лопуха.

Однажды Сан Иль, сын живущего по соседству крестьянина, вымазал сажей лицо и принялся изображать тигра под хохот и визг малышни. Младший брат Ок Суль звонко смеялся, когда его ватная поддевка задымилась от попавшей искры и вдруг занялась сильным огнем. Дети завизжали, Сан Иль бросился к нему, повалил орущего малыша и покатился с ним по земле. Они закашлялись от едкого дыма, брат захлебывался горючими слезами, но опасность миновала. С тех пор сердце тринадцатилетней Ок Суль принадлежало только Сан Илю.

Его семья жила очень бедно, и родители Ок Суль были не очень рады сватовству голоштанного жениха. Но мать резонно заметила отцу, что хотя Сан Иль не старший сын и не унаследует родительский дом, но и долг заботиться о родителях мужа до самой их кончины не ляжет на плечи Ок Суль и ее мужа. А какая мать не хочет облегчить судьбу дочери? Про себя же мать подумала, что ей всегда нравился трудолюбивый и приветливый соседский парень. Это будет хороший брак.

На свадьбу отец выменял несколько мер риса, мать достала из сундука давно приготовленный наряд. Односельчане приносили маленькие подарки – меру проса, пару гын кукурузы.

Братья Ок Суль сколотили длинные столы, но места всем все равно не хватило, и молодежь толпилась у крыльца дома. Во дворе слышался смех, вился дымок самокруток, сновали женщины, уставляя бесчисленными блюдами низкие столы. Услышав голос отца, засмеявшегося чей-то немудрящей шутке, Ок Суль встрепенулась, подняла голову, но тут же низко склонила ее перед очередным гостем. Отец редко смеялся, но в день ее свадьбы скупая улыбка ненадолго согнала привычную горечь с его лица, и оно оказалось неожиданно молодым.

В семье мужа ее приняли как дочь. Старший сын уже был женат, и Ок Суль быстро поладила с заносчивой невесткой. Она делала ее работу и свою и не раз благодарила небо за благополучное замужество.

Она никогда не хотела покидать родные края, да разве судьба спрашивает тебя? Как щепочку, бросает в стремительную волну, и барахтаешься ты в бурной воде, швыряемый из стороны в сторону, стараясь выплыть, пока не пристанешь к берегу.

Она хорошо помнит, как в теплый весенний день, через полгода после свадьбы, по деревне протарахтели мотоциклы, за которыми, смеясь, побежали дети.

Японские солдаты согнали жителей на площадь, и господин Морисита, оглядев смирно стоявшую толпу, объявил, что Империя призывает своих подданных послужить ее величию. Каждая семья по своей воле отправит одного сына на остров Карафуто. Там, в новых владениях Его Величества Императора, они будут работать на лесозаготовках, строить железные дороги и аэродромы и добывать уголь в шахтах. Труд их будет по достоинству оплачен, и, хорошо поработав, каждый сможет обеспечить своей семье приличное существование. Те же неблагодарные, кто не внемлет призыву, будут считаться неблагонадежными. Они и их родные будут внесены в черные списки, и тогда, видит Бог, их участи не позавидует самая что ни на есть жалкая шавка, выпрашивающая объедки с его стола.

На сборы даются целых три дня. Великая японская Империя заботится о ничтожных корейцах, словно о своих детях, иначе, будь на то его воля, – сегодня же погрузил бы всех в теплушки и отправил на новые земли.

Люди потрясенно молчали. Японец взмахом трости нетерпеливо дал понять, что можно расходиться, и со смехом показал на плачущую старушку с трясущейся головой – посмотрите на эту деревенщину! И что за люди они такие – корейцы. Так и не научились с истинным мужеством сносить повороты судьбы, вот уж действительно – второй сорт, недочеловеки. Что ж, на Карафуто их научат работать, и они славно послужат великой стране.

Через пять лет, в августе 45-го, господин Морисита внезапно увидит слепящий свет и в одну секунду превратится в горстку пепла, оставив безутешными горячо любивших его жену и детей. Атомная бомба, сброшенная с американского самолета Enola Gay, названного в честь матери командира экипажа, подтвердит, что насилие все еще является излюбленным аргументом в людских спорах. На самые ужасные деяния готов пойти человек, оправдываясь приверженностью великим идеям. Множа зло и стремясь к своей выгоде, он забывает о неизбежном законе кармы, работающем с отсрочкой, но не теряющем своей неотвратимости.

А пока господин Морисита оглядел склонивших головы крестьян и махнул им нетерпеливо: идите же, дурни!

Толпа медленно разошлась, и деревню наполнили крик и плач. Войдя в дома и закрыв двери, матери с воем валились на пол, отцы садились, понурив плечи. Как выбрать из детей того, кого ты пошлешь на чужбину? Кого из них вписать в вербовочные списки?

Отец Сан Иля добрел до дома, присел на порог. Выкурил самокрутку, не поднимая глаз от земли. Вошел в дом, усадил сыновей за стол и, не отрывая взгляда от стиснутых добела кулаков, глухо сказал, что старший сын должен остаться с родителями, чтобы по старинному обычаю быть им надежной опорой до конца дней. Младшие сыновья слишком малы, не выдержат долгой дороги и тягот переселения. Значит, выходит по всему, поехать должен средний сын. Он ничего не наследует, так что пусть попытает счастья на чужбине.

Сестры Сан Иля испуганно жались к печке, глядя на плачущую мать, старший брат выскочил во двор и с искаженным от ярости лицом принялся исступленно рубить дрова. Впоследствии он станет членом сопротивления и закончит свои дни на стылом полу андонской тюрьмы.

Свекор поднял глаза на побелевшую Ок Суль и сказал негромко: «Иди, дочка, попрощайся с родителями».

Она кинулась из дома, вихрем пронеслась по безлюдной улице, сбросила у входа чипсины, вбежала в просторную кухню, наполненную ароматами перца и соевой пасты. В глазах ее стояли готовые пролиться слезы. Мать, ворочавшая кастрюли на печи, обернулась к ней и, поняв все в мгновение ока, закричала, сползая на пол. Отец бросился ее поднимать, бормоча, что такова судьба и нужно подчиниться неизбежному. Мать, не слушая, судорожно обнимала Ок Суль, и та, вытирая глаза рукавом, утешала ее, говоря то, во что сама не верила, только б не видеть кривившийся в беззвучном рыдании рот:

– О-ма, не плачьте. Говорят, там хорошо платят. О-ма, мы вернемся через год.

Отец согласно кивал:

– Надо смириться. Японцы – наши хозяева, им лучше знать, как нам жить. Такая уж видно судьба. Время пролетит быстро. Это не на всю жизнь.

Да, не на всю жизнь. Когда-нибудь она вновь увидит родные горы, знакомые с детства соломенные крыши с торчащими печными трубами, засмотрится на волов, тянущих повозку по зеленым рисовым полям. Когда-нибудь она вновь склонится в низком поклоне перед родителями. При мысли об отце у нее сильно щемит сердце. Никогда не видела она его плачущим, но в тот день его голос дрожал, словно натянутая струна. Быть хорошей женой наказывал он ей, послушной и заботливой. Мать же только исступленно обнимала дочь, глаза ее были сухи. Закрыв за собой дверь родительского дома, Ок Суль услышала сдавленный вопль и короткий вскрик отца.

Ок Суль поднялась и отряхнула травинки с одежды. Не нужно думать о грустном. Плохие мысли, словно несвежая еда, отравляют тело, притягивают несчастья. Сегодня утром странная тошнота подкатила к горлу, и она схватилась за стену, глотая воздух и судорожно дыша. Дурнота отступила, но тоскливое чувство не отпускало целый день. Ок Суль перешла ручей, стараясь не поскользнуться на мокрых камнях, собрала кислицу и щавель, уложила зеленые травы в белую тряпочку и, осторожно ступая, вышла на дорогу.