Читать книгу Однажды я стану снегом - - Страница 4

Глава 3. Рисинки на чёрной земле

Ночью прошёл дождь, и утром небо оставалось затянутым. Отряхивая последние скупые капли, над городом зависли тучи. С низин поднимался туман и обволакивал улицы призрачным пологом. Тисия стояла у дома госпожи Юзухи и не отрываясь глядела на глянцевый кленовый лист, что плавно скользил по поверхности огромной лужи. В воде отражались силуэты деревьев и грозовое небо. Весь мир в одной луже! Как же Казуми говорит, что там, за стеной, так много земель и других народов? Разве ему мало Дандзё?

– Куда это ты пялишься? – госпожа Юзуха сползла с крыльца и тоже уставилась на рыжеватый лист своими стрекозиными глазищами. – Грязь! Вокруг одна грязь!

Тисия непонимающе уставилась на старуху, а затем кивнула на корзинку в своих руках, накрытую отрезом чистой ткани:

– Вот рисовые лепёшки! Я сегодня не опоздала?

– Нет. Муж как раз одевается к завтраку. Иди за мной. Поможешь мне постирать. Руки болели всю ночь, теперь и котелок с водой не могу поднять. Только разуйся на пороге! – госпожа Юзуха побрела к дому.

Вдруг из кустов гортензии выпорхнул буровато-серый зуёк и громко закричал: «ки-и-и!» Тисия с замиранием сердца смотрела, как пташка игралась в кленовой листве. Как же забавно!

– Да что с тобой такое, девчонка? Видимо, работница из тебя сегодня никакая. Всё летаешь в мечтах! – укорила госпожа Юзуха и отодвинула дверь.

Пар поглотил большую комнату, сделал очертания предметов размытыми и нереальными. Тисия кипятила воду на очаге, а затем выливала её в огромную бадью с грязной одеждой. Мыло из жира и золы щипало кожу рук, опухших от трения о грубую пеньковую ткань. Волосы налипали на лицо, по спине текли ручейки пота. А госпожа Юзуха безостановочно болтала:

– Я заплачу тебе глиняными кувшинами. Отнеси их плотнику Сэтору Какура. Он крышу в твоём доме починит. Зима на носу. Возьмёшь ещё у меня мешочек с бобами. Кстати, недавно заходил кузнец Казуми Акано. Я у него новые кочерги заказывала. Красивый мужчина, могучий, но какой-то не в себе. Что ж ты такая неловкая? Хорошенько выжимай. Сушить в доме придётся, после обеда дождь пойдёт. Я точно знаю – суставы крутит. О-о-ох!

Тисия выжала халат и встряхнула его. Невидимые глазу капельки оросили стены и пол.

– Почему это он не в себе? – спросила она, маскируя волнение равнодушием.

Госпожа Юзуха упёрла руки в бока. Сегодня она собрала седые волосы на макушке и так скрепила их гребнем, что они казались воздушным облачком, парящим над головой.

– Казуми этот осторожничает, подходит издалека и прямо никогда не говорит. Расспрашивал про моего отца. Он же по молодости был у тогдашнего старейшины помощником. Во-первых, я мало что знаю. Отец рано умер. Во-вторых, мне проблем не нужно. А как вам живётся, спрашивал? Не голодаете ли вы? И про Цикаду интересовался. Я лишнего не болтала. Хотя признаться, мне не нравится нынешний старейшина. Грубый он какой-то и невнимательный. Вот прошлый был душевным, участливым таким. А живётся нам сложно, как и всем. Но мы ж привыкли в скудости. Правда?

Тисия кивнула. Правда. И про бедность правда и про то, что Казуми что-то затевал. Юзуха продолжала болтать, а Тисия улетела мыслями в прошлое, когда впервые увидела Казуми. Тогда у господина Такеру, отца хромоногого Асахи, несколько коз отбились от стада и убежали в низину. Влажная после зимы почва превратилась в болото, и скотина там застряла. Мужчины бросились на выручку, а дети с восторгом и ужасом наблюдали, как испуганных животных вызволяли из беды. Тисии в то время было тринадцать. Она никогда не забудет юного, но уже крепкого телосложением Казуми, который прижимал к себе козлёнка, перемазанного грязью. Как же он радовался этому спасённому крохотному существу, как громко смеялся и ликовал! Тисия с удивлением обнаружила, что её колени внезапно стали ватными, а в лёгких не оказалось воздуха. Молодой кузнец выделился на фоне остальных людей, как будто увеличился в размерах и занял всё пространство вокруг. Чувство было новым и пугающим для девушки, так она с усердием сопротивлялась ему…

… Тисия взмахнула простынёй. Старуха на мгновение исчезла из виду, и картинка поменялась. Впервые они поговорили у Тисии дома. Казуми тогда помогал чинить очаг. Он уже был женат и успел прослыть как толковый кузнец. Влюблённость вспыхнула ярко, но что с ней делать молодые люди не знали, поэтому страдали поодиночке….

…Ещё один взмах, и ещё одно облако крошечных капелек. Госпожа Юзуха открывала рот, но голос её растворялся в треске дров и бурлении воды. Картинка стала другой. Неведомая болезнь навсегда изменила горожан. Тисия никогда не забудет, какой отчаянный ор стоял тогда на улицах. Матери плакали о своих детях, мужья – о жёнах, сёстры – о братьях. Тисия быстро выздоровела и сразу принялась заботиться о своей семье. Первой умерла сестра, затем – мама, и в один день – брат с отцом. Ошарашенная, не верящая в происходящее, Тисия не проронила ни слезинки. Она слышала, что и Казуми болел, так что вечерами бегала к его дому и подсматривала в окна, желая удостовериться, что любимый жив. Они оба выжили, но горе Тисии было так велико, что она сутками сидела дома, приклеенная к скрижали. Если бы не Шинсу и Ёшики, которые насильно кормили юную соседку, она бы там и умерла. Иногда заходила тётка Шибуки, но она только ругалась и обзывала племянницу ленивой курицей…

… Взмах. Взмах. Куча выстиранного белья увеличивалась на глазах. Натруженные руки Тисии ныли от усталости, лёгкие требовали глотка свежего воздуха, но память услужливо преподнесла ещё одно воспоминание, самое приятное из всех существующих. Казуми пришёл через месяц после смерти родных Тисии. Ночью. Он стоял на пороге, промокший от ливня и смущённый. Попросил потушить фонарь. Глупый. Тисия давно его не зажигала. Они нуждались друг в друге и жаждали крепких объятий, тепла и близости.

Казуми покинул дом только на рассвете, до конца не осознавая, что вернул любимую к жизни, что возродил в ней надежду. Утром Тисия впервые за долгое время развела огонь в очаге и испекла рисовые лепёшки. Грязелиз, учуяв запах, выполз из угла…

… Тисия в последний раз стряхнула рубаху и воспоминания. И прежде чем госпожа Юзуха заставила её развешивать одежду, выбежала на порог и с удовольствием вдохнула по-осеннему прохладный воздух. В золотой листве клёна по-прежнему игрался зуёк.

***

После тяжёлой стирки Тисия не собиралась идти на рыночную площадь, но любопытство взяло вверх. Толпа горожан плотным кольцом окружила клетку с каким-то существом. «Неужели это Каппа? Ага! Выловили в озере. Переполз через стену. И как только умудрился? А он не опасен? Ещё как! Чуть ногу Фуруке не отгрыз. Что с этой гадостью теперь делать? Пусть господин Цикада решает», – переговаривались в толпе. Тисия протиснулась между людьми и увидела уродца с жабьей кожей и черепашьим панцирем на спине. Он, разбросав в стороны длинные конечности с когтями, привалился на прутья клетки и тяжело дышал. Вместо носа – клюв, узкие глазки глядели на окружающих почти безразлично, зеленоватые волосы грязными сосульками обрамляли вытянутую морду, а на самой макушке находилась выемка, по форме напоминающая пиалу. Жуть. Но странное дело: Тисия почувствовала что-то наподобие жалости.

– Что с ним? – спросила она мужчину с перевязанной ногой. Видимо, тот самый Фурака.

– Подыхает без воды. Видишь, в выемке нет ни капли, – он шестом ткнул в живот Каппы и громче добавил, чтобы все стоящие рядом услышали. – За стеной таких тьма тьмущая! Спасибо Нурихёну-сама, что хранит нас от злых демонов!

– Благодарим, Нурихён-сама! – загудели горожане.

Внезапно Тисию схватили за руку и потащили подальше от взволнованных зевак. Две девушки с выбеленной рисовой мукой кожей и в нарядных косодэ показались Тисии призраками из прошлого, из той счастливой жизни, когда родители были ещё живы. Саноя и Аяка с изумлением разглядывали подругу, которая после изнурительной работы выглядела не лучшим образом: одежда в пятнах засохшей мыльной пены, влажные волосы торчали во все стороны, щёки провалились, а выпирающие скулы придавали лицу грозный вид.

– Давно не виделись, – нервно сглотнула слюну Аяка.

– Много работы, – размыто ответила Тисия и с досадой вспомнила, что так и не забрала кувшины у госпожи Юзухи.

– А мы идём к Табэ в гости. У неё родился ребёнок. Хочешь с нами? – с осторожностью спросила Саноя, точно боялась, что Тисия и вправду согласится. Напрасно. Пропасть между ними была огромной. Подруги остались на цветочном лугу, а Тисия ступила на выжженное поле. И назад дороги нет.

– Мне нужно… Я должна… – Тисия лихорадочно придумывала причину, чтобы отказаться от приглашения, и вдруг заметила в толпе долговязого Шинсу, рядом с которым крутился Ёшики с мешочком риса в маленьких и пухлых ладошках. – Я должна забрать у соседей рис. До свидания!

Тисия ринулась наутёк, затем резко остановилась и, обернувшись, поклонилась ошеломлённым подругам. Добежала до Ёшики и выхватила у того мешочек, чувствуя на затылке взгляды Санои и Аяки.

– И тебе, здравствуй, водный цветок мой, цветущая слива, луна нежная, – опешил Ёшики. – По тебе стадо козлов пробежалось? Или это ты вылавливала Каппу из озера?

– Я помогала госпоже Юзухе стирать, – Тисия как могла пригладила волосы и покосилась на девушек, которые неторопливо засеменили прочь от площади. Их высокие причёски медленно качались в воздухе.

Небо потемнело. Тяжёлые тучи нависали над Дандзё ещё ниже. Город снял золотистое косодэ и в спешке накинул синий дорожный плащ. Поднялся холодный пронизывающий ветер. В воздухе стояла какая-то мгла: то ли изморозь, то ли туман. Тисия подумала, что вот теперь-то настало самое подходящее время бежать домой. Не хватало ещё под дождь попасть! Но сквозь людской шум и гам прорезался громкий и знакомый голос Казуми:

– Открой ворота в стене! Пусть те, кто хочет, отправятся на поиски новой земли!

Тисия протиснулась вперёд и возле гончарной мастерской увидела старейшину и Казуми, которые явно о чём-то спорили.

– Эй, куда рис понесла? – возмутился Ёшики, хватая Тисию за локоть, но та только шикнула на него.

Цикада был перемазан грязью, видимо, только что поднялся с земли. Руки Казуми заломили за спину два здоровяка. Один из них держал во рту бамбуковую трубку для курения. Горожане разом замолкли, и где-то вдалеке раздалось кукареканье петуха. Все вздрогнули: звучало, как предзнаменование чего-то страшного.

Старейшина шагал то вправо, то влево, рассматривая противника. Его изломанными брови казались страшными на побледневшем лице, охваченном досадой. Внезапно он в несколько прыжков преодолел расстояние до Казуми и наотмашь ударил того по щеке. Толпа ахнула единым вздохом, а Тисия дёрнулась и даже ступила по направлению к Казуми, но в её плечо врезались ногти. Шинсу, склонившись к девушке, прошептал:

– Хочешь, чтобы весь город узнал, что вы любовники? Не позорь ни себя, ни его.

Тисию била крупная дрожь от страха, стыда и беспомощности. Она по-прежнему прижимала мешок с рисом к животу и с надеждой всматривалась в лица людей: кто-то же должен встать на защиту!

Голова Казуми не качнулась от удара. Он со злым ликованием воскликнул:

– Всем рот не закроешь! Ты возомнил себя богом и превратил людей в рабов! А они знают, что за стеной новая земля, богатая и плодородная. Там дети не будут голодать!

Цикаду перекосило от гнева, глаза заволокла пелена. Он, взбивая сапогами грязь, бросился в людское море. Горожане в панике расступились, и мгновение спустя старейшина победоносно вышел с кнутом, отобранным у юного пастушка. Затем, намеренно не торопясь, приблизился к Казуми и ударил его по лицу.

Кто-то закричал, кто-то заплакал. Тисия едва не рухнула на землю. Шинсу был рядом и подхватил её подмышки. Она повернулась к Ёшики и трясущимися губами произнесла: «Так нельзя. Это неправильно. Помогите ему».

Никто не помог. Все смотрели на расправу безумными глазами. Страх материализовался в тяжелое облако. Оно медленно проплыло между горожанами, скрутило их внут ренности в узел и мертвой хваткой сжало шеи.

Лицо Казуми залилось кровью. Он сплюнул кровавый сгусток в грязь и снова закричал:

– Разбейте орнаменты! Освободитесь! Нурихён-сама вам не друг! А ты, чудовище, слушай меня. Я знаю про курган. Я его видел! Вот на что ты идёшь ради власти, ублюдок!

Цикада окончательно озверел. На его щеках то появлялся, то исчезал румянец. Он тяжело дышал, и грудь ходила ходуном. Он сорвался с места. Пять, десять, двадцать ударов.

Тисия вскрикнула и уронила мешок – тысячи белоснежных рисинок на чёрной земле. Драгоценные жемчужинки, втоптанные в грязь. И вдруг над толпой пролетел зуёк, тревожно вереща «ки-и-и». Тисии показалось, что время остановилось, и только бурая птичка являлась доказательством, что это не сон. Она кого-то или что-то призывала, нарезая круги над рыночной площадью.

Тисия опустилась на колени и стала собирать горстями рис. Зачем – и сама не знала. Конечно, его можно промыть, но теперь ли это делать? Она вытянула руки ладонями вверх и увидела, как на грязную кожу мягко опустились снежинки. Тяжёлая туча разродилась снегом. И он пришёл. Холод. Вечный спутник. Присел рядом и сочувственно погладил по спине. Предложил довериться ему. Можно уснуть, можно ни о чём не переживать. С неба уже падал не снег, а ледяные осколки. Один осколок метил Тисии прямо в сердце…

… – Что с тобой?

Тисия очнулась. Ёшики забрал у неё мешок и теперь тряс за плечо. Снега не было. Это шёл дождь. Казуми лежал на земле, весь в крови, и жадно хватал воздух. Цикада вновь занёс кнут, и тогда Тисия молниеносно кинулась к нему и подставила руку. Одним взмахом кнут рассёк ткань рукава и кожу и закрутился вокруг её запястья.

От неожиданности старейшина растерялся, и Тисия, воспользовавшись этой заминкой, дёрнула на себя кнут и вырвала его у ошалевшего мужчины. Она не соображала, что происходило. Просто хотела защитить любимого человека. Цикада посмотрел на Тисию и всё понял. Так вот почему она отвергла старейшину Дандзё? Из-за этого мятежника!

Он, колотясь от ярости, бросился на Тисию, а она уже не могла остановиться. Размахнулась и впервые в жизни ударила человека просто по перекошенной физиономии.

– Сука! – Цикада завыл от боли и схватился за скулу. Горожане завопили, но по-прежнему никто не осмелился выйти вперёд. Слуги старейшины отобрали кнут у Тисии и поставили её на колени. Старейшина подбежал к ней и хотел было шибануть сапогом, но внезапно передумал и по-звериному оскалился. Достал из ножен короткий меч и всадил его в живот стонущего и полуживого Казуми.

– По домам! Всем разойтись! – крикнул Цикада, развернулся и под проливным дождём пошагал прочь.

Тисия на четвереньках доползла до Казуми и заревела нечеловеческим голосом. Её любимый превратился в одну сплошную рану. Из распухшего рта текла струйка крови, в лёгких что-то булькало. Раздавались страшные предсмертные хрипы. Тисия не могла поверить, что ещё ночью целовала эти губы, гладила по мускулистым рукам и животу. А теперь боялась даже прикоснуться, чтобы не вызвать очередную вспышку боли.

– Помогите! Помогите же кто-нибудь! Что вы все стоите?

– Ти… си…я… – простонал Казуми и приоткрыл щёлочки глаз. – Выведи… выведи народ.

– Сам выведешь! Не смей умирать!

Прибежали люди. Кто-то прижал рану на животе. Суетились, хотя знали, что уже поздно. Звали лекаря.

– Выведи… я сказал… выведи… – это были последние слова Казуми.

– Сам выведешь! Сам! Не оставляй меня одну! – крикнула Тисия и внезапно замолчала, точно ей насильно закрыли рот. Рядом на колени опустилась Нацуна, прижала окровавленную руку мужа к своей щеке и тихонько заскулила. Тисия знала, что уже ничего невозможно сделать, что она – лишняя, что нужно уступить место законной жене, что стоит встать и уйти. Но напало какое-то тупое оцепенение. Дождь смыл все слёзы и чувства.

Вдруг её поставили на ноги и оттолкнули назад. Старуха в коричневом косодэ и с распущенными седыми волосами ткнула в Тисию обезображенным болезнью пальцем и, разбрызгивая слюну, прошипела:

– Пошла вон, грязная потаскуха! Не смей позорить мою дочь, мерзкая распутница! Чтоб ты сдохла! Сколько крови нам выпила! Прочь! Прочь, распутница!

Тисия закрыла рот ладонями, потому что наружу вырывался безумный вопль, и не разбирая дороги понеслась домой. Хотелось скрыться, спрятаться и раствориться в воздухе, как туман исчезал в солнечный день.

Грязная потаскуха – шаг, шаг-шаг-шаг. Мерзкая распутница – шаг, шаг-шаг-шаг. Как теперь дышать? Как жить со всем этим? Где найти силы?

Возле клетки с Каппой никого не было. Уродец ожил – выемка на макушке наполнилась дождевой водой, и сейчас он пытался разгрызть прутья. Тисия приблизилась к клетке, отодвинула засов и распахнула дверцу. Каппа изумлённо взглянул на девушку и на полусогнутых ногах выбрался наружу.

– Чего пялишься? – сердилась Тисия. – Беги! Спасайся! Хоть кому-то должно повезти сегодня!

– Я перед тобой в долгу, девица, – человеческим голосом произнёс Каппа и стремглав понёсся к озеру.

Тисия разглядела вдалеке мужчин, несущих полотнище с телом Казуми, сгорбленные фигуры Нацуны и её матери и толпу, которая ручейками растекалась во все стороны. Вот и всё! Горожане уйдут домой и ещё долго будут обсуждать произошедшее, стенать и заламывать руки, но никто не осмелиться выйти вперёд и призвать к справедливости. Только Казуми никого и ничего не боялся. А ведь она просила его быть осторожным! Я сделан из камня и железа, говорил он.

– Из камня и железа… из камня и железа… – беспрерывно повторяла она, расплёскивая грязную воду в лужах.

– Тисия, подожди! – кто-то позвал.

Она обернулась и непонимающе уставилась на высокого и стройного юношу. Мокрые волосы почти полностью облепили его лицо, так что Тисия никак не могла распознать незнакомца.

– Я – Хоку Ямасита. Друг Казуми… То есть был им…

– Друг? Где ты был, когда его убивали? – Тисия двинулась дальше.

– Я не успел. К тому же… Цикада… Он… – Хоку бросился вдогонку. – Я проведу тебя до дома. На всякий случай.

– Чтоб тебя сожрал гюки! Всех вас! Никто не помог, никто его не защитил! Тру́сы! Ненавижу! – плакала Тисия, спотыкаясь и поскальзываясь в грязи. Через дождевую завесу она разглядела размытые очертания своего дома. – На старосту нет управы! Он может творить всё, что вздумает! Шантажировать, издеваться, убивать! А вы… НЕ-НА-ВИ-ЖУ!

– Тебе нужна помощь, – с беспокойством сказал Хоку. – Твоя рука…

Тисия отдёрнула рукав, посмотрела на огромный кровавый рубец на предплечье и безразлично ответила:

– Пошёл вон, Ямасита! Тебе нельзя доверять. Вам всем нельзя.

Оказавшись дома, она сразу же приложилась к орнаментам. С облегчением ощутила, как отступили боль и тревога. Нурихён забрал все её переживания, а взамен подарил блаженную пустоту. Дождь назойливо стучал по крыльцу, скрипели ветви дзелькв и шелестел разросшийся папоротник.

Глупый! Глупый Казуми! Что ты наделал? Мы могли бы быть так счастливы! Я бы валялась в ногах Нацуны, чтобы она отпустила тебя. Пошла бы за тобой на край света! Бросилась бы в пасть чудовищам! Забери и меня! Зачем мне солнце, если все дни теперь без тебя? И зачем луна, если каждая ночь принесёт только холод и одиночество?

Тисия выжила в мире, в котором не стало родителей. Научилась выкручиваться, выкарабкиваться и следовать правилам. И вот мир опять другой. Теперь в нём нет Казуми. И этот новый мир ей был не нужен.