Читать книгу Дорогие мне люди. Автобиографический роман - - Страница 4

Родители моего отца дедушка Нилов Дмитрий и бабушка Прасковья – Новгородские потомки из деревни Узмень. У них было трое детей: Иван, Осип и дочь Груша.

У дедушки Дмитрия светлое лицо, взгляд уверенный, спокойный, глаза искрящие светло-зеленые. Дедушка небольшого ростика и широк в плечах. Фигура атлетическая, крепкие руки. Его жена Прасковья женщина высокая, статная. Она управлялась своим небольшим хозяйством, корова и куры. Дедушка работал в артели рыбаком. Чаще всего зимой рыбаки выезжали облавливать озера в Новгородской губернии, возвращались с рыбной ловли веселые, жизнерадостные и с песнями. Бабушка помнила и пела их песни. Привозили целые мешки гостинцев: баранки, бублики, конфеты, тульские пряники и разноцветные платки с большими кистями.

Шли годы, старший сын Иван построил дом на краю деревни Узмень и женился на девушке Евдокии из соседней деревни Речка и привел ее в свой дом. Сестра Ивана и Осипа – Груша вышла замуж за красивого парня и уехала жить в деревню Михайловское.

Той суровой зимой, когда были морозы, и температура опускалась за минус сорок градусов, рыбаки после длительной ловли из Петербургской губернии возвращались домой. Три подводы хороших лошадей везли рыбаков в санях, дедушка Дмитрий ехал третьим. Мороз, крепко выпили. Дедушка заснул в санях, лошадь часто останавливалась, отстала от подвод. Когда рыбаки дождались отстающую подводу, увидели, у Дмитрия вокруг шеи затянута веревка. Мороз поспособствовал, дедушка видно замерз, спрятался под тулуп и веревка на его шее затянула петлю. Смерть наступила сразу. Из воспоминаний бабушки Прасковьи мы узнали об этой страшной истории. Вдруг она замолчала, слезы потекли из ее глаз, она села как «истукан» на скамейку, сказать больше ничего не могла. Беда крепко подкосила ее, посидев, немного бабушка, сказала: Похоронили хорошо, а вот кто теперь будет веселить людей в деревне? Гармошка осталась сиротой, эту гармошку ему отец еще подростком купил, а старую он разобрал и сделал губную гармошку. Как он на ней играл плясовую, ноги у людей сами пускались в пляс. Дедушка Дмитрий, часто вечерами, садился и играл на гармони и пел старинные песни. Любимой его песней была «Меж крутых бережков».

Меж крутых бережков Волга-речка течет

А по ней по волнам легко лодка плывет.

Бабушка Прасковья взяла охапку постиранного белья, взяла каталки (одна была круглая, вторая с глубокими насечками) и стала катать белье. У нее это получалось так красиво, что полотенца и скатерти вылетали глаженными, накрахмаленными, чистейшими, безукоризненными. Бабушка после стирки выкладывала их на снег «помост» и они белоснежные сливались с ним. Она держала в морозные дни их по двое суток, затем приносила в избу уже почти сухими.

Женщиной она была очень чистоплотной, в руках у нее все «горело», по словам моей матери Ксении. В доме идеальная чистота. На кухне вся утварь деревянная, намыта до блеска. Все религиозные праздники бабушка знала по своим подсчетам. Некоторые женщины приходили и спрашивали, когда будет пасха или троица. Она еще травами и заговорами лечила людей в деревне. В основном топили русскую баньку, и целебные травы заваривали там. Парили ноги, натирали тело. Люди исцелялись и с благодарностью говорили о ней.

Мои родители прожили самые счастливые годы своей жизни с 1936 по 1941 годы. Но война быстро разрушила их счастье. Великая Отечественная война навсегда разлучила моих родителей. В мае 1941 года моего отца Осипа взяли на маневры, а в июне 1941 года Германия объявила нам войну. Как гром среди ясного неба началась война с фашистами. И я всю свою долгую жизнь искала отца и нашла. Расскажу об этом позже. Мама мне рассказывала, что когда отец в мае уходил на маневры, он прощался с нами так; поцеловал старшую дочь Марию, а меня маленькую, годовалую девочку, завернутую в одеяльце, нес два километра на руках и все время целовал и плакал. Он чувствовал, что больше никогда не увидит нас.

Маму, мы с сестрой Машей, беспрекословно слушались, игрушек у нас никогда не было. Помню, бабушка Прасковья делала нам куклы из тряпок, шила одеяльце сворачивала его, сверху надевала платочек, углем делала рот, нос, глаза, вставляла в одеяльце четыре палочки, внизу две ноги, вверху две руки. Кукла была готова. Играли в нее по очереди. Когда мне исполнилось четыре года, мама привела меня на огород, и показала, как поливать и полоть овощи. С тех пор летом я не расставалась с грядками, до тех дней, пока не ушла, насовсем, из дома. Я была очень хрупкая, маленькая девочка, но умная.

Военные годы достались маме трудно. Меня с сестрой мама оставляла под присмотром бабушки Прасковьи, а сама уезжала валить деревья в лес для блиндажей. Целый месяц, а иногда и больше, мы ее не видели, а когда она приезжала, рассказывала, как они голодные и холодные заготавливали лес для фронта. Конечно, точно, что она говорила, я смутно помню. Два года 1942—43гг она ездила на лесозаготовки. 4 июня 1943 года маму наградили медалью «За доблестный и самоотверженный труд в период Великой Отечественной Войны». Мучительно больно было видеть маму, как она ждала почтальона с весточкой от отца Осипа. Так и не пришла эта весточка ни с фронта, ни после победы. В 1946 году пришла с Опеченского военкомата бумага, что Осип пропал без вести в марте 1944 года.

Мы с сестрой Машей видели, как мама ходила несколько дней, а в руках держала какую-то бумажку, открывала, читала, затем убегала во двор и плакала. Я ничего не понимала, а сестра мне говорила: «Папка не придет, никогда не придет, мы его больше никогда не увидим». Мы с сестрой плакали, обнимались и снова плакали. Мама сказала: «Мы должны работать, зарабатывать себе на хлеб, кормиться огородом и надо завести животных». Через полгода мама купила телку, привела ее во двор и сказала: «Через два года у нас будет молоко, только нужно ее растить, пасти будете по очереди. Так с сестрой мы стали втягиваться в работу, помогать матери. Маме было тяжело нас растить одной. Она нам купила на двоих одну фуфайку и одни резиновые сапоги. Мы с сестрой их одевали по очереди. Хотелось зимой кататься на санках, но валенки тоже были одни. Мы с мамой посадили два огорода, шел 1947 год. Мама продолжала ждать отца, она говорила: Не может быть, чтобы он погиб, он так любил нас!». Я смотрела на нее и тоже верила, что папа придет. Вернулся и брат Осипа – Иван. Он очень сильно болел, потому что был ранен. У Ивана и его жены Евдокии было много детей, родился еще мальчик после войны, и бабушка Прасковья перешла жить к сыну. Иван не долго прожил после войны, вскоре умер. Заболела и бабушка Прасковья. Она долго лежала, за ней ухаживала жена Ивана, Евдокия. Их большая семья была настолько бедна, что у них совсем не было ни хлеба, ни другой еды.

Я очень любила бабушку Прасковью. Я навещала мою больную бабушку и всегда приносила ей что-нибудь из еды. Моя любимая бабушка умерла летом 1951 года, так и не дождавшись, своего сына, моего отца Осипа. Ее похоронили на Пиросском кладбище рядом с ее мужем моим дедом Дмитрием.