Читать книгу Только сегодня - - Страница 6
4
ОглавлениеМладшего брата Дила хоронили в ноябре. День был холодный и пасмурный. Такую погоду мама называла «пресной».
– А денек-то сегодня пресный, не находишь? – обратилась мама к отцу, сидя на переднем сиденье нашего старенького «Фольксвагена».
Помню, как мне было неудобно в новом черном платье. Мама купила его на благотворительной ярмарке за день до похорон. Я теребила застежку на куртке и таращилась в окно, считая телеграфные столбы. В автомагнитоле играла кассета с альбомом «Малыш Джеймс»[8] Джеймса Тейлора. В то утро, когда я уже собралась идти в школу, отец рассказал мне, что случилось неделю назад.
– Пап, знаешь что? – обратилась я к отцу, спускаясь в гостиную. – Мне приснилось, что я плыву в лодке, точно как в стишке «Филин и Кошка»[9]. Так странно!
– Правда?
– Да, в лодке еще был Дил. Мы в открытом море, а волны такие огромные, просто ужас!
– Ого.
– Да! Я думала, что мы вот-вот потонем.
– Джоани, подойди сюда и присядь на минутку, пожалуйста. Я должен сказать тебе кое-что.
Я села.
– Сегодня тебе не надо ходить в школу.
– Почему?
Отец сделал такое лицо, которое означало, что сейчас он скажет что-то очень важное. Но мне его физиономия показалась потешной, и я уставилась на свои ботинки, чтобы не рассмеяться.
– Случилось несчастье, – произнес отец.
Его правая рука лежала на столе, но выглядело это так, будто отец удерживал стол, чтобы тот не сбежал.
– Малыш Бен умер.
Я молчала. По правде, я ничего не почувствовала, но понимала, что весть печальная, и постаралась изобразить соответствующее выражение на лице.
– Это была чудовищная случайность. Дилан и Бен вместе плескались в ванне, и Дилан ушел, оставив Бена одного. Нельзя такого маленького оставлять одного в ванне с водой, и Бен утонул.
Мне показалось это маловероятным. Да, Бен был еще совсем маленький, но ведь и ванна не такая большая, чтобы в ней утонуть.
– Ты понимаешь, что нельзя оставлять малышей одних в ванне с водой?
– Да.
– Даже если высота воды в ванне будет всего дюймов шесть, ребенок может захлебнуться и умереть, – пояснял отец.
«Шесть дюймов – это сколько?» – пыталась сообразить я, зная, что воду измеряют в миллилитрах.
– Да, – снова согласилась я, а сама думала: почему же родители Дила оставили его присматривать за младшим братиком, если понимали, что Бен еще совершенно беспомощный? Он даже вставать самостоятельно не мог, его и на секунду нельзя было оставить одного. Совсем недавно мы с Дилом играли с ним, и Бен свалился с кровати, когда мы отвлеклись буквально на минуту. Тогда мы огребли кучу неприятностей. Присматривать за ним было очень нудное занятие.
– Пап?
– Да?
– Значит, это Дил виноват?
– Нет. Дил не виноват, но он не должен был оставлять Бена одного, понимаешь?
– Да.
– Я думаю, ты представляешь, как расстроены Дэвид и Шерон. И наша мама очень расстроена. И я тоже.
– И я, пап.
Отец положил руку мне на плечо. На удивление она оказалась очень тяжелой.
– Нам придется вести себя очень мужественно, – сказал отец и, вернув руку снова на стол, похлопал по нему ладонью, как обычно подбадривают собак. – Знаешь, то, что произошло, – это просто ужасно, но когда мы увидимся с Дэвидом и Шерон и с Диланом, мы ради них должны быть сдержанными, понимаешь?
Я кивнула, а сама пыталась придумать, что скажу Дилу, когда мы встретимся.
– Так, пап, мне не надо идти в школу сегодня?
– Нет.
После завтрака, поднимаясь в свою комнату, я проходила мимо спальни родителей. И тут я услышала жуткие стоны, доносившиеся из-за двери. Звуки походили на звериные, будто кому-то было очень больно из-за того, что его придавило чем-то большим и тяжелым. Раньше я никогда не слышала, чтобы мама так плакала. Мне захотелось заглянуть за дверь и посмотреть, что там происходит, но я испугалась: в ее стонах слышалось что-то очень интимное и неловкое. Оказавшись в своей комнате, я отыскала свою старую куклу Пеппер и пошла с ней в ванную. С Пеппер я не играла уже несколько лет. Игры с куклами стали казаться мне слишком детскими и еще очень девчачьими. Я наполнила ванну и залезла в воду вместе с Пеппер. Я нянчилась с ней, намыливала, а затем опустила в воду вниз лицом. Она плавала.
Где-то на сто сорок восьмом телеграфном столбе я сбилась со счета, и мы подъехали к небольшому дому. Только это был не просто дом, а молитвенный зал.
– Вот мы и на месте, – сказала мама.
«Как быстро», – подумалось мне. Я не хотела, чтобы поездка заканчивалась. В машине было тепло и спокойно, а снаружи все незнакомо и холодно. Дила я еще не видела и неожиданно для себя не желала встречи. Я смущалась своего тесного платья и детских носков с рюшками.
– Можно я останусь в машине? – заканючила я.
– Нет, родная, – отрезала мама. – Пошли, Дилан обязательно захочет увидеться с тобой.
Я топталась рядом с папой и мамой, пока они разговаривали с другими взрослыми. Мои голые ноги на холодном ветру покрылись багровыми пятнами. Мало того, накрапывал дождь. От моего шерстяного пальто запахло мокрой собакой. Мы все расположились вокруг могилы. Дил вместе с родителями стоял по другую сторону небольшой свежевырытой ямы, и все они были в драных куртках. Я с удивлением пялилась на них: почему они пришли в старой рваной одежде? Возможно, они просто не могли позволить себе что-то новое. Это как-то смягчило мое беспокойство по поводу моего платья с благотворительной ярмарки. Мать Дила едва держалась на ногах, постоянно склоняясь к мужу, который открыто рыдал. Это зрелище плачущего при всех взрослого мужчины завораживало и одновременно пугало меня. Потом мне стало стыдно за него, за его покрасневший нос и сопли, текущие по подбородку. Почему никто не догадался дать ему носовой платок? Многие взрослые тоже плакали, их всхлипывания и завывания время от времени заглушала речь мужчины в смешной шляпе. Казалось, это никогда не кончится.
Наконец все двинулись вокруг могилы, бросая по очереди горсть земли в яму. Я обрадовалась, когда отец спросил меня:
– Хочешь бросить немного земли на гроб, Джоани?
Я закивала. Отец выщипнул из ведра горстку земли и положил мне в ладошку, которую я приготовила маленькой лодочкой. Но этого было слишком мало, я бы хотела бросить больше, но он уже передал ведерко следующим за нами людям. Я заглянула в могилу. Гроб был очень маленький, но все же больше колыбельки для моей куклы Пеппер. Сверху лежало черно-белое покрывало. Я постаралась бросить свою горстку земли так, чтобы она красиво рассыпалась по белой полосе покрывала, но попала на край гроба. Мне захотелось попробовать еще раз, и я думала попросить отца дать мне земли, но не решилась.
Когда мы вернулись в машину, мама лишь проронила:
– Ну, дела.
Во время скоротечной поездки к дому Дила я успела спросить, почему и Дил, и его родители были в куртках с дырками.
– Так еврейский народ обычно показывает свою скорбь, – пояснил папа.
В доме все зеркала были завешены простынями. Помню, что пахло вареными яйцами.
– Давай пойдем в мою комнату, – предложил Дил.
Я была рада убраться из гостиной с ее странной атмосферой.
– Ты сильно расстроен? – спросила я, когда мы оказались в его комнате.
– Да.
– А почему ты оставил Бена одного в ванне?
Дил растерянно пожал плечами:
– У меня на пальцах появились старушечьи морщины. Захотелось просто уйти.
– Но ведь нельзя оставлять детей в ванне одних. Они могут захлебнуться и умереть в воде высотой шесть дюймов.
Дил заплакал.
Я поспешила его успокоить:
– Папа сказал, что ты не виноват.
– А моя мама говорит совсем другое, – прохныкал Дил. – Она кричала: «Смотри, что ты наделал!»
– Но ты же ничего не делал, да?
– Я просто хотел вылезти из этой ванны! – задыхаясь, прокричал Дил. – Мы просидели там целую вечность, и никто не собирался забирать нас.
Я подхватила с кровати плюшевого медвежонка и поднесла к его лицу.
– Не плачь, Дилан! – прорычала я низким голосом.
Дил нахмурился, но плакать перестал.
Я заставила медвежонка поцеловать Дила.
– Давай поиграем в фильм, – предложил Дил.
История с игрой в фильм началась примерно за год до этих событий. Наши родители отправили нас в мою комнату смотреть видик, пока сами ужинали в гостиной. Я выбрала кассету с замысловатым названием, чтобы впечатлить Дила, так как он вступил в период верования «все бабы дуры». Фильм оказался очень скучным. Люди в строгих костюмах говорили о деньгах и сосредоточенно перемещались по коридорам. Мы, естественно, ничего не понимали, но никто не хотел признаваться в этом. И вдруг ни с того ни с сего главный герой оказывается наедине с женщиной в одних трусиках и лифчике и начинает ее целовать. Затем он снял с нее лифчик, трусики и принялся целовать ее между ног. Далее он разделся сам, и теперь они вдвоем кувыркались на кровати, издавая смешные звуки и обливаясь потом. Я знала, что это называется сексом.
– Они занимаются сексом, – объяснила я Дилу.
Он захихикал и прошептал:
– У меня пипка взбесилась!
Я испугалась.
– Покажи, – попросила я.
– Не-е.
Фильм снова вернулся к мужчинам в костюмах, болтающих о деньгах.
– Перемотай, – попросил Дил.
И я перемотала. Потом еще и еще, и так много раз. Помню, что от многочисленного просмотра сексуальной сцены у меня горело.
В следующий раз мы увиделись с Дилом уже у него дома. Начали играть с его грузовиками, и он вдруг спросил:
– А помнишь, мы фильм у тебя смотрели?
– Да.
– Давай поиграем в этот фильм, я буду мужчиной, а ты женщиной, давай?
– Давай, – согласилась я, – только у меня лифчика нет.
Дил озадачился.
– А я тебе мамин дам! – придумал он.
Мы прокрались в спальню родителей и выдвинули верхний ящик комода матери Дила. Он был полон всяких волнующих вещей и источал легкий аромат пудры. Дил выбрал черный лифчик, похожий на тот, что был на женщине в фильме, и мы побежали обратно в комнату Дила, истерично хихикая.
Я надела лифчик, но он оказался слишком велик, тогда мы набили чашечки носками Дила.
– Так, ну теперь я играю мужчину.
– Хорошо.
Помню, мы даже изобразили какой-то диалог, прежде чем начали целоваться. С тех пор мы стали называть эту игру «фильм». Какое-то время мы играли в нее каждую нашу встречу. Это уже становилось единственной целью визитов к Дилу: когда я хотела поиграть в фильм, я намеренно просилась пойти к нему домой. Но потом, где-то год спустя, прямо во время игры Дил вдруг сказал:
– Все, больше не хочу играть в фильм.
И теперь я была удивлена, что он снова захотел поиграть в фильм именно в день похорон своего брата.
– У нас и лифчика нет, – сказала я.
– Да мы можем просто притворяться, – отмахнулся Дил.
Он разделся первым, потом я. Мы начали целоваться стоя, потом легли на кровать. Я чувствовала, как мое лицо наливается жаром, а тело становится все напряженней, и вдруг дверь распахнулась. Это была мать Дила.
8
Sweet Baby James – второй студийный альбом Джеймса Тейлора.
9
The Owl and the Pussy-Cat – стихотворение английского художника и поэта Эдварда Лира.