Читать книгу Атаман Платов. К 270-летию со дня рождения (1753–2023) - - Страница 3

Вторая половина восемнадцатого столетия в истории государства Российского характерна прежде всего ожесточенными и длительными войнами, которые велись с извечным и упорным его противником – Оттоманской Портой, Блистательной Портой, как любили именовать Турцию ее государственные деятели. В это время особое значение для России приобрела черноморская проблема. Русское население, а вместе с ним и русская помещичья колонизация, осваивая плородные земли южной России, постепенно продвигались к границам Крымского ханства. Но этому освоению южнорусских степей постоянно препятствовали почти непрекращающиеся турецко-татарские набеги и нападения. Для русского купечества и дворянства в это время все важнее и необходимее становился выход к Черному морю для экспорта сельскохозяйственной и промышленной продукции, спрос на которую из-за слабой покупательской способности русского населения, оставался недостаточным. Северные порты России не могли уже удовлетворить потребности русского экспорта. К тому же основные рынки сбыта находились не на севере, а в странах черноморского и средиземноморского бассейнов. Но турки не допускали российское купечество в Черное море. Оставался путь торговли по суше через Польшу, однако такая торговля была крайне невыгодна, а потому и не получила должного развития. Ключом же к Черному морю являлся Крым, поэтому все эти проблемы могли быть решены либо присоединением Крыма к России, либо предоставлением Крымскому ханству независимости от Турции, которая становилась все более агрессивной, ибо пользовалась широкой поддержкой Франции, опасавшейся усиления России в Западной Европе и на Ближнем Востоке.

Русско-турецкая война 1735–1739 годов не решила тех внешнеполитических проблем, которые стояли перед Россией. Неизбежны были новые войны с Турцией. И одна из них вскоре грянула…

…Зимой 1769 года татарская конница совершила неожиданный опустошительный набег на Украину и Нижний Дон. То был последний татарский набег на Русь… Начались активные военные действия русских войск против турок и татар. Для борьбы с Турцией русское командование сформировало на юге России две армии под командованием генерал-аншефов П. А. Румянцева[50] и А. М. Голицына[51]. В составах этих армий находилось около четырнадцати тысяч донских казаков под начальством походных атаманов Сулина, Поздеева, Грекова и Мартынова[52].

Война застала шестнадцатилетнего Матвея Платова на берегу Азовского моря, где он по приказу отца, находившегося в Петербурге, наблюдал за своим рыболовецким хозяйством. И. Ф. Платов являлся владельцем рыбных ловель и рыбзавода: частности, «при Щучьей тоне», недалеко от Елизаветинской станицы, имел рыбные ловли, при которых состояло 28 душ мужского пола приписных крестьян, на крымской стороне Азовского моря на Семеновской косе имел «рыбзавод», при котором состояло семь душ мужского пола приписных малороссиян»[53].

Матвей решил, что его долг казака – быть на войне! Оставив отцовское рыбное хозяйство на попечение приказчика, он на резвом коне прискакал в Черкесск, где присоединился к казачьему полку, отправлявшемуся на театр военных действий, навстречу битвам и славе…

Армией, куда прибыл Матвей, к тому времени командовал генерал-аншеф Василий Михайлович Долгоруков[54], в свите которого первое время и находился Платов. Потом он перешел в действующий полк и в ночь на четырнадцатое июня 1771 года принял участие в штурме Перекопа. Под ударами русских двадцать второго июня пала Евпатория, двадцать девятого – Кафа. В конце месяца Крым оказался во владении русских войск, и хан Сахиб-Гирей вынужден был подписать договор, по которому он согласился вступить в союз с Россией.

За отличия в боях с басурманами восемнадцатилетний Платов получил чин есаула[55].

И снова пошла полоса боев. Совместно с полками Уварова, Бухвостова и Данилова Платов напал на превосходящие силы неприятеля, сосредоточенные в районе города Копыла. Упорное сражение завершилось разгромом черкесс и захватом Копыла. Кроме массы пленных, победителям достались четыре исправных пушки, которые с общего согласия Платов отправил в Черкасск для укрепления родного города. Взятие Копыла весьма обрадовало главнокомандующего Второй армии генерала Долгорукова, который в специальном приказе по армии объявил «чувствительнейшую благодарность» войскам, участвовавшим в этом жарком деле[56]. В начале января 1772 года Платов был произведен в полковники Войска Донского, получив в командование донской казачий полк[57].

Военная кампания 1771 года принесла русским ряд значительных успехов, что заставило турецкое командование запросить перемирия, подписанного 19 мая 1772 года в Журже и продолжавшегося год. Полк Платова за это время был переброшен на Кубань. Здесь давно готовились жаркие события, ибо вассал турецкого султана татарский хан Девлет-Гирей занял Тамань и готовился проникнуть в Крым. Однако его попытки не увенчались успехом. Он сам и турецкие отряды, посланные ему в помощь, были отброшены русскими войсками. И тогда Девлет-Гирей решил двинуться на Кубань, а оттуда на Дон.

В начале апреля 1774 года Платов вместе с полком казачьего полковника Алексея Ларионова, своего старшего земляка, жителя города Черкасска[58], – всего около тысячи человек – доставлял на Кубань из Ейскогоукрепления провиант и амуницию. Третьего апреля в устье реки Калалах произошло сражение с татарами, принесшее Платову широкую известность в русской армии.

Второго апреля после длительного и изнурительного марша под палящим солнцем казаки остановились на ночлег прямо в степи. Все шло нормально и спокойно, и донцы, образовав из телег укрепленный лагерь (вагенбург), торопливо располагались, чтобы скоротать недлинную апрельскую ночь. Вдруг в степи тревожно застучали копыта лошадей: к вагенбургу спешила казачья разведка. Старший, спрыгнув с коня, тут же доложил полковникам, что огромные конные массы татар собираются неподалеку, готовясь нанести по казакам неожиданный удар. Платов велел уточнить число татар, а остальным казакам приказал готовиться к отражению возможной атаки неприятеля. Вскоре вернулись разведчики. Взволнованно, но четко они доложили, что примерно двадцать тысяч татар движутся к месту казачьего лагеря.

Полковник Ларионов заметно побледнел, а Платов удивленно присвистнул и приказал готовиться к бою. Двоих казаков, отличавшихся ловкостью и бесстрашием, Платов с согласия Ларионова снарядил за помощью в полк Бухвостова, стоявший неподалеку. Матвей Иванович отвел в сторонку двоих смельчаков и тихо сказал:

– Братцы! Коли суждена вам смерть, то знайте, что положите, головы свои за край отцов ваших, за все, что есть на земле святого для русского чувства! Но еще лучше, если вы живыми и невредимыми доберетесь до полковника Бухвостова и приведете нам его полк на помощь. Ну, с Богом! Потом поочередно обнял казаков, тихо перекрестился, и ночь поглотила их.

Короткая апрельская ночь прошла в тревожном ожидании, но солнечное утро, наступившее вскоре, не сняло тревоги и ощущения чего-то страшного и кровавого. Казаки, за долгие годы, привыкшие к походам и битвам, на этот раз были устрашены бесчисленным множеством татар, грозно и нагло сновавших вдоль казачьего лагеря. Платов видел настроение казаков, но его больше страшило падение бодрости духа у своего сотоварища полковника Ларионова, который был откровенно сражен многочисленностью врагов. Платов собрал казаков, и его горячая речь вдохновенно-ободряюще полилась на земляков, поднимая их боевое настроение:

– Друзья мои! Братья казаки! Вы видите сами, какая сила басурманская окружает нас. Но нам нужно биться с этой силой и победить ее… Не будем же мы русские, не будем донцами, коль устрашимся проклятого врага. Тем более, что на помощь к нам беспременно придет полковник армии ее величества Бухвостов, коего я известил о нашем тяжком положении[59].

Казаки приободрились после этой речи Платова и заняли свои боевые места в укрепленном лагере.

Шел восьмой час утра, когда первые волны татарской конницы решительно двинулись на штурм казачьего лагеря. Впереди атакующих конных масс развевались разномастные боевые знамена. На небольшом пригорочке в окружении пестрой свиты под огромным ханским знаменем стоял Девлет-Гирей. Легкий ветерок шевелил его длинные темные волосы и богатые одежды. Положив руку на эфес дорогой сабли, хан пристально вглядывался вдаль, в сторону казачьего лагеря. Презрительная гримаса застыла на лице хана: неужели эта кучка безумцев собирается устоять против натиска его неукротимых джигитов?! И хан перевел торжествующий взгляд на равнину, на которой грозно-красивой лавиной с гиканьем катились его всадники.

Но что это?! Спорый бег татарской конницы неожиданно затормозился, один за другим падали ржущие кони, с воплями вываливались под копыта лошадей татары, образуя причудливое скопище людей, тучи пыли, лошадиную свалку. Это разящими выстрелами встретила атакующих татар единственная казачья пушка, которой хорошим подспорьем явились дружные ружейные залпы казаков.

Презрительная улыбка медленно сползла с лица хана, он посуровел. Ход событий его явно не устраивал и тревожил. Он чувствовал – дух противника не сломлен, а это значило, что неверные будут сражаться до конца. Хан, торопясь и ругясь, снова послал в огонь своих джигитов, которые вновь вернулись с потерями. Поле вокруг казачьего вагенбурга густо покрылось трупами коней и людей, стоны раненых и изувеченных татар неприятно резали уши хана, поднятая тысячами копыт пыль застилала небо, но Девлет-Гирей, сжав в ярости плеть, снова и снова гнал в пекло сражения новые тысячи своих всадников.

Платов с Ларионовым, к которому вернулось боевое состояние духа, обходили казаков, вселяя уверенность в скорую помощь и призывая драться за Дон и матушку-Россию. И казаки держались: восемь беспререывных атак татарской конницы были отбиты с большими потерями для хана.

Солнце уже поднялось и высоко стояла над полем боя, равнодушно взирая на человеческую бойню.

Хан снова бросил на казачий лагерь конницу, надеясь все-таки ворваться в вагенбург и в рукопашной схватке перерезать гяуров. Но татары снова и снова откатывались назад с большими потерями. Напряжение боя росло, атаки врага продолжались, у казаков появились убитые и раненые, наступал момент развязки…

…Ларионов нервно дернул Платова за рукав, давая знак отойди в сторону от казаков. Матвей Иванович устало провел по потному лицу рукой и, отойдя к телеге, вопросительно посмотрел на бледного Ларионова. Потупив глаза, тот виновато произнес: «Ты знаешь, Матвей, я не трус, не раз бывали мы с тобой в жарких переделках. Но ныне, сам зришь, что сражаться дале невозможно. У нас нету сил, а подкрепления от Бухвостова, похоже, не будет!»

Платов при этих неожиданных словах своего боевого сотоварища, недобро сверкнув глазами, хрипловато произнес: «Никогда не сдадимся басурманам! Лучше умрем, нежели покроем стыдом и позором честь нашего края, нашей Отчизны!»[60]

Ларионов печально посмотрел на Платова и молча занял свое боевое место в вагенбурге, готовый к бою: впереди на лагерь катилась новая лавина татарских всадников. Татары, устлавшие своими телами истоптанную землю вокруг казачьего лагеря, теперь атаковали расчетливо, стараясь группками просочиться в лагерь и в рукопашной схватке покончить с казаками. Однако бдительные донцы были начеку, и снова закипало кровопролитное сражение…

Тем временем один из казаков, посланных Платовым за подмогой, сумел-таки пробиться к полку Бухвостова. Второй смельчак, продиравшийся сквозь плотную толпу татар, был на скаку сражен пулей.

Полковник Бухвостов, получив известие о тяжелом положении окруженных в вагенбурге казаков, тут же велел трубить тревогу и, подняв эскадрон ахтырских гусар и легкую драгунскую команду, двинулся Платову на помощь. Впереди себя, для скорости, он послал конный казачий полк Уварова. Он-то и вступил первым в сражение, подняв боевой дух казаков, сидевших в укрепленном лагере[61].

Увидев долгожданное подкрепление, Платов громко скомандовал: «На конь!» И лавина донких всадников из вагенбурга ринулась на ошеломленных и измученных беспрерывными атаками татар, поражая их пиками и саблями. С барабанным боем подошедшие к полю сражения войска Бухвостова довершили разгром ханской армии, составленной из бойцов, несомненно, храбрых и умелых. Над весенней степью гуляла казачья победная радость…

Вечером при свете бивуачных костров полковник Бухвостов писал донесение командиру Кубанского корпуса бригадиру И. Ф. Бринку, извещая того о Калалахской победе: «Из числа неприятелей убиты два солтана, один каканский бей, несколько мурз, а черни более пяти сотен на месте похоронено. Наш урон весьма невелик, а именно: убиты восемь, без вести пропавших пятнадцать, да ранено пятьдесят четыре человека»[62].

В донесении Бухвостов особо подчеркнул выдающую роль Матвея Платова в этой победе, его недюжинные организаторские способности и личное мужество. «Войска Донского полковник Платов будучи в осаде от неприятеля, оказался неустрашимым, ободряя своих подчиненных, почти в отчаянии находившихся и удерживал их в слабом своем укреплении до моего к ним прибытия, – отметил Бухвостов. – Затем, во время преследования, он с величайшей опасностью для жизни бросился на многочисленные толпы неприятеля, подавая пример своим подчиненным, особенно в лесном сражении близ Кубани, где ободренные им спешенные казаки оказали храбрость примерную»[63].

Эта великолепная победа сорвала широкомасштабные планы султана по активизации действий турок и татар на Северном Кавказе. Сам Девлет-Гирей после Кючук-Кайнарджийского мирного договора, подписанного в июле 1774 года, был арестован по приказу султана Абдул-Хамида Первого и доставлен в Константинополь, ибо новому повелителю турок было непонятно, как столь незначительные силы донских казаков и русских регулярных войск сумели нанести оглушительное поражение целой армии татар.

Долго еще вспоминали в русской армии Калалахскую победу казаков. «Если кому-нибудь придется быть в таком положении, – писал знаменитый Денис Давыдов, вспоминая Калалах, – то путь приведет себе на память подвиг молодого Платова, и успех увенчает его оружие. Фортуна, не всегда слепая, возведет, быть может, твердого воина на ту ступень славы, на которую вознесла она маститого героя Дона»[64].

Со времен Калалахской победы над татарами ярко взошла звезда военного таланта Матвея Платова, ярче и ярче разгораясь от сражения к сражению. «С той поры казаки заговорили о Платове, как о чем-то чудесном, – писал донской историк XIX века Михаил Сенюткин. – Начальство обратило на него особое внимание, даже вся армия. Двор и императрица стали знать Платова, но всех более полюбил его знаменитый князь Потемкин, который до самой смерти своей оставался истинным его благодетелем и покровителем»[65].

После окончания многолетней и изнурительной войны с турками Платов был награжден именной золотой медалью в 30 червонцев с надписью «За ревностную службу Донского войска полковнику Матвею Платову»[66].

Славная Калалахская виктория позже была опоэтизирована и воспета в исторических песнях:

Русско-турецкая война 1768–1774 годов, на которую было мобилизованно почти все взрослое казачье население, завершилась. 21 июля 1774 года Османская империя подписала с Россией Кючук-Кайнарджийский договор, в результате которого Крымское ханство формально обрело независимость под протекторатом России. Турция выплатила России контрибуцию в 4,5 миллиона рублей, а также уступила северное побережье Чёрного моря вместе с двумя важными портами.

С окончанием войны казачий полк Платова был переброшен русским командованием на борьбу с отрядами Емельяна Пугачева. С конца 1774-го и вплоть до 1777 года Платов, подчиняясь воле высшего начальства, участвовал в военных действиях против повстанцев. Со своим полком он воевал в Муромском, Рязанском, Переяславском, Касимовском, Алатырском, Пошехонском и Вологодском уездах. Он захватил в плен повстанческого атамана Румянчихина и около пятисот бунтовщиков[68]. Но, наконец, и здесь боевые действия завершились.

В начале 1777 года Матвей Иванович вернулся на берега Тихого Дона, поселившись в собственном доме, построенном на бывших ефремовских погребах около войскового Воскресенского собора[69].

В это время в личной жизни Платова произошли изменения: 12 февраля 1777 года Матвей Иванович женился на двадцатилетней Надежде Степановне Ефремовой, дочери опального войскового атамана Степана Даниловича Ефремова и его третьей жены Меланьи Карповны[70]. Свадьба праздновалась по старинным казачьим традициям. Сначала были смотрины, когда Матвей под благовидным предлогом, с двумя родственниками, пришел в дом невесты. Она понравилась старшей родне Платова и, уходя, они многозначительно сказали: «Бог даст, она и нас полюбит!»

Через несколько дней после смотрин Матвей прислал к матери Надежды, знаменитой некогда казачке-красавице Меланье Карповне[71] своих сватов, хватких и разбитных, которые понравились опальной атаманше. Получив ее согласие на брак, сваты ушли с рукопожатиями и словами:

– В добрый час!

Потом, до свадьбы, прошли сговор, во время которого веселились, пили вино, крепкие меды и танцевали танцы «казачек» и «журавель».

За два дня до свадьбы пришли смотреть приданое, и отпраздновали подушки. А накануне этого дня был девичник, который стал последним праздником для невесты-девушки Надежды Ефремовой.

Свадьбу, как и требовал обычай, праздновали в воскресенье. Невесту обрядили в свадебную одежду: богатый парчовый кубилек и парчовую рубаху. На голову Надежды подружки надели высокую шапку из черных смушек с красным бархатным верхом, украшенную цветами и шикарными перьями. Самые лучшие украшения из золота и серебра с драгоценными камнями блистали на ней.

Матвей, празднично разодетый, получив родительское благословение, вместе со священником, дружками и свахами направился в дом невесты, которая скромно потупив взор, сидела под образами святых, ожидая суженого. Отсюда Матвей и Надежда отправились в Воскресенский собор. В храмовом притворе невесту приготовили к венцу: сняв шапку, расплели девичью косу, разделив ее надвое так, как обычно носили замужние казачки.

После торжественного и долгого обряда венчания молодых на крыльце родового дома Платовых встретили родители жениха и мать невесты. Над головами новобрачных они держали хлеб и соль, под которыми прошли Матвей и Надежда, осыпаемые со всех сторон пшеницей, перемешанной с хмелем, орехами и мелкими деньгами. Родители щедро угостили свиту молодых, а Матвея и Надежду отвели в специально приготовленную брачную комнату, из которой они появились перед гостями только перед подачей жаркого. В 1778 году Надежда родила Матвею сына Ивана[72].

В июне 1781 года на Дону началась мобилизация казаков для борьбы с ногайскими татарами. Собранное против ногайцев казачье войско было разделено на три отряда, командовать которыми были поставлены походные атаманы М. Греков, И. Денисов и О. Данилов. Под началом каждого из походных атаманов находилось восемнадцать полковников, каждый из которых командовал казаками трех станиц. Матвею Платову было поручено начальствовать над казаками Раздорской, Семикаракорской и Кочетовской станиц[73].

В 1782–1784 годах Платов, переброшенный с полком на Кубань, воевал против лезгин и чеченцев, напавших на местные кордонные линии русских.

К этому времени относится знакомство Платова с великим полководцем А. В. Суворовым, с августа 1782 по апрель 1784 годы командовавшего Кубанским корпусом. Два года полковник Платов состоял под началом Суворова, обучаясь у великого полководца умению бить врага.

В 1784 году в чине премьер-майора армии Матвей Иванович вернулся на Дон. Его, уже привыкшего к военному ремеслу, тяготила мирная жизнь, тем более, что и года не прошло, как 15 ноября 1783 года[74] умерла его жена Надежда, которую он не сумел проводить в последний путь, будучи на военной службе.

Как бы то ни было, семейную жизнь надо было налаживать и Платов, примерно в 1785 году[75], женился на Марфе Дмитриевне Кирсановой, дочери бригадира (с 1790 г. – генерал-майора) Д. М. Мартынова[76], которая была моложе Матвея Ивановича на семь лет. В первом браке была замужем за старшиной Павлом Фомичем Кирсановым[77], умершим в 1782 году, и имела от него детей Хрисанфа и Екатерину[78].

Завершив устройство семейных дел, Платов снова окунулся в служебные будни.