Читать книгу Дедушкины рассказы - - Страница 2

Домик, в котором вынянчили Лёшеньку Воронкова, он помнил не очень ярко, смутновато. Это был небольшой домик с шатровой крышей. Стоял он вдоль улицы и двумя оконцами смотрел на неё.

К нему пристроены просторные сени. Двор же был большим и просторным. Его противоположная от домика сторона была накрыта соломенной поветью1. Застрельщицей приобретения домика выступила мать Лёшеньки Татьяна Григорьевна. После свадьбы молодые люди Таня и Ваня жили в доме невесты, у Ивановых. Григорий Прокофьевич – отец Тани – был строгим и вспыльчивым человеком. В припадках гнева он упрекал молодых, что они живут на его шее. Таню эти попреки очень тяготили, и она мечтала как можно быстрее обзавестись собственным домом.

Они с молодым мужем подкопили деньжонок и купили этот домик. Он был очень старым и покосился. Дом состоял из одной общей комнаты, большой русской печи и чулана-кухни. Русская печь стояла справа от двери и занимала почти четверть дома. Перед челом печи был маленький и чулан-кухня. Он от общей комнаты отделялся подтопком и ситцевой занавеской, закрывавшей вход. В чулане мать готовила пищу, хранила посуду и хлеб. Слева от двери стояла деревянная родительская койка, сколоченная самим хозяином дома. Впереди у третьего окна стоял колченогий стол в окружении четырёх табуреток. На столе всегда красовался большой белый тульский самовар. В левом верхнем углу были укреплены три иконы. Одна из них – небольшая – изображала благословляющего Иисуса Христа. На втором была Божья мать с младенцем на руках. В комнате слева под окнами вдоль стены стояла длинная скамейка, на которую сажали всех приходящих в дом. Под иконами также в углу на табуретке находился чёрный граммофон с большой трубой. Лёшенька часто подходил к граммофону и всегда заглядывал в его трубу. Он всё время хотел увидеть маленьких человечков, поющих в трубе, но ему увидеть их так и не случилось. Граммофон неожиданно куда-то исчез, так как Лёшин отец по случаю выпивки его сильно избивал. Вот в таком домике Лёшенька рос до семи лет.

Рисунок 4. Комаровы Татьяна и Иван (слева) (фото из личного архива).

Согласно метрической записи Лёша Воронков родился 28 февраля 1929 года. По рассказам матери Лёшенька до полугода или несколько больше рос сильно крикливым и плаксивым. Особенно он долго плакал по ночам. Родители качают, качают люльку с младенцем, устанут, заснут и перестанут качать. А младенец не унимается и продолжает реветь. Его плач не выдерживает слепой дедушка Гаврила. Он, кряхтя и охая, ощупью слезает с печи и принимается качать внука. Качает и потихоньку ворчит на его родителей за их бездушное отношение к ребенку. Дедушка качает зыбку, а внук всё ревёт и ревёт. Гаврила устает от качания зыбки, молча забирается на печь. Там он от усталости быстро засыпает, а внук всё продолжает плакать. Наконец, вдоволь наревевшись, под утро и Лёшенька засыпает, наверное, тоже от усталости из-за рёва.

Дедушка Гаврила был уже очень старым, он успел ослепнуть, и ему было очень трудно слезать с печи и вновь залезать на неё. Дедушку Гаврилу Алексей Воронков не помнит.

Себя Алексей помнит с того момента, когда он сильно болел дизентерией. Запомнил он свои частые выбегания во двор. После необходимого действия он подходил к большому рыжему петуху и худенькими ручонками хлопал его по спине. Петух почему-то не старался убегать. С этим петухом Алексей вспоминает соломенную кровлю сарая, его забор из горбыля. Улицу перед домиком помнил очень плохо. Видимо, играли на ней мало.

Хорошо Алексей запомнил сени. Они были просторные, площадью с домик. Летом в сенях днём отдыхали, а ночью спали. Болезнь дизентерией он запомнил из-за одного эпизода или злой шутки, сделанной его старшим братишкой Колей. Все дни и ночи Лёшенька лежал в сенях. Рядом с его постелью стояла большая кружка с водой. Но по случаю болезни он часто выбегал по своей нужде во двор. Никого из взрослых дома не было. Отец Леши со своей тракторной бригадой трудился на полях какого-то дальнего села. Мать работала в поле. Брат Коля играл на улице со своими сверстниками, но часто забегал в дом и оттуда выходил с оттопыренными щеками, как хомячок, набивший своей защечные мешки зерном про запас. Проследить за Колей было некому. Домовничали самые младшие братья. Старший брат Саша жил в тракторном отряде у отца.

Рисунок 5. Татьяна с детьми, 1930-е годы (фото из личного архива).

Вечером из поля вернулась их мать, Татьяна Григорьевна. Поставила самовар, собралась поужинать и попить чаю. Но она не нашла конфеты, припрятанные ею от детишек, а они-то были самыми дешёвыми, карамельки-подушечки. Мать сильно расстроилась из-за пропажи конфет и начала допытываться, кто из двоих её детей съел конфеты. Сынишка Коля всё свалил на младшего болевшего Лешеньку. Дескать, Коля весь день играл на улице и конфет не брал, а братец на улицу не выходил, он все конфеты съел. Мать больно отлупила больного сынишку, а тот вообще не знал, где мать прятала конфеты. Они, оказывается, лежали на подтопке, и их Лёша достать никак не мог. На это у него не хватило бы силенок. Он и так еле успевал выбегать во двор и спускаться только с двух ступень крыльца. Татьяна Григорьевна попила кипятку и немного успокоилась. Постепенно она поняла, что малого отлупила совершенно напрасно. Она поплакала у постели Лёши и сильнее проучила старшего Колю за его враньё, за возведенную напраслину на болевшего брата.

Хорошо помнил Лёша приход в дом женщин в белых халатах с чёрными сумками и красным крестом на них. Это было зимой, и врачи пришли сделать детям прививки от оспы. Все трое братьев перепугались врачей с блестящими в их руках инструментами и забились в угол под иконы. Медики царапинки на плечах делали обыкновенными стальными перьями для письма. Из детишек никто не заплакал.

Старенький маленький домишко запомнился Алексею и зимними вечерами. На зиму в Дворянск съезжались трактористы для ремонта своих тракторов. Небольшая часть трактористов размещалась в Доме Крестьянина, а остальные жили на квартирах у местного населения. Несмотря на малый домик, в нём квартировало несколько человек. После ужина в полной темноте трактористы рассказывали сказки и много различных былей и небылиц. Они всегда очень сильно будоражили головы малых братьев. По вечерам эти чумазые, с одними только сверкающими белками глаз, в лоснящейся от чёрного мазута одежде, трактористы приходят в дом. Немного отдохнут и по очереди начинают умываться. Мыла не хватало, и они из печи выгребали золу. Лёша же не всегда дожидался, чтобы все помылись, и лез к кому-нибудь на руки, не успевшему ни переодеться, ни помыться. В этом случае тракторист Лёше говорил:

– Лёша, да я же очень грязный, подожди, вот умоюсь.

А Леша не терялся и быстро отвечал трактористу:

– Ну и чтошь, гражный, я и шам гражный.

После таких детских слов раздавался дружный смех всех присутствующих. Да, к грязи детям Воронковых было не привыкать. В зимнее время в их дом трактористы её натаскивали очень много. А вот часто ли в домик заходил дедушка Григорий, Алёшка не помнит.