Читать книгу Бремя верных. Книга первая - - Страница 4

Белояр во все глаза смотрел на деревню, что уютно расположилась в распадке, подле леса, у самого края большого тёмного озера. Домов там было с полсотни или даже больше, отсюда, с холма на расстоянии в полверсты было и не разглядеть: часть деревни терялась за выступом леса, который подходил к самой деревенской околице. Что само по себе было странно, люди всегда старались оставлять между жильём и лесом или болотом пустое пространство – поляну там или луг, чтобы нечисть или враг какой не смогли незаметно прокрасться к обители человеческой.

Рядом шумно почесался Волчок. Он накануне вляпался в лесу в куст чертополоха, когда пытался самостоятельно выискать медовую борть или дупло. Исцарапавшись донельзя, теперь парень только тихонько ругался сквозь зубы, но терпел и чесал порезы, нанесённые колючками, похожими на маленькие острые иглы. Но молчал.

– Что мыслишь? – задал наконец ему вопрос Белояр, оторвавшись от созерцания потемневших от времени рубленых изб. Волчок крякнул, одёрнул рубаху, покачал головой.

– Не видать отсюдова ничего. В деревню идти нужно. Иначе никак.

Белояр и сам это понял, и повернулся в лежащему слева тому самому проводнику, Ерёме.

– А ты что скажешь, селянин? Отчего так тихо в домах? Ни скотина не мычит, ни петух не кликнется? Да и земляков твоих что-то я не различаю между тынов.

Ерёма, кряжистый мужик, по всему – крестьянин, повернул к Белояру усталое недовольное лицо.

– Нечего мне сказывать. Когда уходил – на месте все были. Мужики при деле, бабы тоже. Кто пропал – тот пропал, закон Леса. Походили, поискали, поплакали, меня вот к воеводе вашему отрядили. А что произошло за энту ночь – ведать не ведаю!

Белояр кивнул, настроение окончательно испортилось. Он хмуро бросил Волчку:

– Облачайся в доспех, парень, чую я, не след к домам идти голышом. Не доброе это место.

Волчок, как ни странно, возражать не стал, отполз подальше, вскочил и бросился к поляне, где оставался остальной десяток. Белояр наклонился к Ерёме:

– Останешься здесь, присматривай за деревней. Не нравится мне эта тишина. Я пока за своими.

Он тоже ползком достиг леса и поднялся на ноги лишь оказавшись за первым подлеском. Лёгким бегом устремился к лагерю.

Воины уже вовсю готовились к выходу. Все почти облачились в доспехи, за утро Тихомир поправил мечи, кому надо, ремни на доспехах были подогнаны, Вольга лично проверил это, кивнув удовлетворённо. Белояр подошёл к Радосвету, который в десятке традиционно отвечал за обувку, кивнул в сторону Тихомира:

– Справил ему обувку-то?

Радосвет только усмехнулся.

– Справил, как ни справить… Одному дивлюсь я, Белояр – он такой здоровый, дуб колесом согнёт, а

стесняется о простом спросить, как де́вица красная!

Белояр тихо, чтобы не услышал Тихомир, рассмеялся.

– Есть за ним такое… Но зато каков кузнец! Вся дружина вкупе с отроками нам уже обзавидовалась, а он никому не отказывает, только успевает молотом на привале махать!

– Да уж, – хмыкнул Радосвет, – силушкой его Сварог не обделил. Намедни в деревушке – помнишь, проходили уже ближе к ночи? – он помог крестьянину телегу из грязи вытащить? И того не понимаю, где тот-грязь-то нашёл, уже тридевять дней дождя не было? Так наш малыш просто ухватил телегу за передок, да и выволок из колеи! А до него такое не под силу оказалось четырём битюгам! Воистину, богатыря у нас в десятке растим, вот поверь мне на слово! Ещё увидишь, как мои слова оправдаются.

– Только рад буду, – отмахнулся Белояр. – Выступать пора, становись в строй.

В деревню вступили с Полуночника11, шли плотной командой, чтобы в случае нападения мгновенно сбить «ежа» – прикрыться со всех сторон и сверху щитами, выставив наружу длинные копья. Но пока не было слышно ни звука. Солнце уже неуклонно поднималось к полудню, в близком лесу щебетали птицы, где-то справа заводил свою дробь дятел. А из деревни так и не было слышно ни звука, присущего человеческому жилью.

Доносились запахи хлева, молока, куриного помёта… Но ни квохтанья куриц, ни мычания коров, ни детских выкриков по-прежнему не доносилось из словно бы притаившихся двориков. Белояр знаком подозвал Ерёму:

– Подскажи-ка нам, друг ситный, куда твои селяне подевались?

Ерёма аж съёжился под пристальным взглядом десятника, глазки его забегали, он взирал на запустелые дома с каким-то животным ужасом, плечи его тряслись, как в лихоманке, по лбу из-под лихо заломленной на бок шапки катились крупные градины пота.

– Клянусь Велесом12, десятник, сам не понимаю, что тут случилось после моего ухода! Бабы с детишками пропадали – да, то было, но, когда меня всей деревней к вам за подмогой отправляли, наши все тутова были!

Белояр поднял руку, призывая к вниманию. Воины тут же собрались подле него.

– Значицца так, братцы… Идём плотно, плечо к плечу. Озираем все стороны. Кто что подметит – тут же знак остальным. На вдруг появившихся ворогов сорви голову не бросаемся, всё делаем вместе. А теперича, други, пошли понемногу… С нами Сварог…

И двинулся вдоль улицы, держа меч наизготовку. Остальные пристроились правее и левее его, щитами прикрывая невеликую колонну. Двигались след в след, не спуская глаз с разверзнутых окон, чёрными пятнами зиявших с фасадов. Гнетущая тишина, изредка нарушаемая шелестом ветра в кронах деревьев, словно бы опустилась пологом на деревню, отрезая её от остального, рвущегося навстречу весне мира.

– Впереди, – скорее выдохнул, чем произнёс Волчок. Белояр пригляделся и рассмотрел прямо посередине дороги какое-то чёрное пятно. Подняв руки, призывая всех остановиться, он кивнул Тихомиру, и тот приблизился.

– За мной иди, остальным – тут ждать, – Белояр поправил шелом и осторожно, почти на цыпочках направился к этой новой загадке. Тихомир прикрывал спину, постоянно оглядывая соседние подворья. Но деревня по-прежнему была тиха и безмолвна.

Странное пятно было размером с конскую голову, почти правильной круглой формы, на вид походило на кострище, да и запахи от него шли весьма схожие: пахло палёным деревом, сожжённой травой и ещё чем-то приторно-сладким, знакомым, но отдалённо… Белояр повернулся к кузнецу:

– Что скажешь, Тихомир?

Тот сдвинул шелом на затылок, потёр потный лоб латной рукавицей…

– Непонятно, батя… Пахнет горелым мясом, по-моему, человеческим…

Теперь вспомнил и Белояр! Да, так пахли те деревни, сожжённые врагом вместе с жителями, которых запирали в амбаре или доме старейшины, а двери заколачивали, после чего поджигали… Долго ещё над пепелищами теми стоял приторно-сладкий дух, очень похожий на тот, что исходил от этого пятна.

Тихомир наклонился и пальцем поворошил пепел…

– Это был человек, – хрипло произнёс он. И поднял металлический кружок – изображение Ярила, медальон, когда-то висевший на ремешке или верёвочке, которая сгорела вместе с хозяином амулета. Белояр поперхнулся, закашлялся… потом махнул рукой остальным, те поспешно подошли.

– Это всё, что осталось от одного из поселенцев, – он протянул на всеобщее обозрение амулет. – Я не знаю, что здесь произошло, но так сжечь человека можно только с помощью сильного, я сказал бы даже – очень сильного колдовства! Сейчас всем разойтись по деревне, ищем всё, что осталось от её жителей: амулеты, обереги, украшения… Нам нужно понять, все ли здесь погибли, или кого-то утащили в полон? А ещё ищите следы. Любые следы чужих людей. Не оставить следов невозможно, вы все это знаете. Дело идёт к полудню, дни ещё пока коротки… Поспешаем.

В течение часа дружинники нашли ещё насколько пепелищ, причём, в одном месте, судя по всему, сожжена была целая семья. Но что самое интересное, так это то, что на всю деревню нашлись едва ли пяток следов посторонних людей. То, что это именно чужаки, однозначно заявил Волчок, который читал следы столь же хорошо, сколь предсказывал погоду.

– Белояр, поверь, это точно были пришлые! Смотри: обувка справная, но не изношенная почти, подошва мягкая, такие чувяки шьют у печенегов и хазар, их надевают мокрыми на ногу и так оставляют сушить. Тогда обувь становится точно по размеру ноги, в таких чувяках можно по горам, и по лесам бесшумно скользить. Поверь мне, пластуны13 это вражьи, чем хошь клянусь!

Белояр верил ему. Волчок не ошибался: русичи носили сапоги или калиги14, и те оставляли совсем другие следы.

– А ещё, – продолжил Волчок, сбавив голос, – я нашёл пару совсем других отпечатков… Словно бы и калиги, но какие-то странные, более узкие, носы длинные, загнутые вверх. И, судя по глубине следов, носили обувь подростки или…

Белояр внимательно посмотрел на разведчика, тот словно бы смутился.

– Говори, чего уж недоговаривать? Мало мы тут чудно́го насмотрелись?

– Или – женщины, – сказал, словно выдохнул дружинник и потупился. Десятник понял, отчего смутился Волчок: представить, что в хазарской орде могут оказаться женщины, было немыслимо. Кочевники презирали даже собственных жён, а уж представить, что кто-то посылал в чужую деревню таинственных воительниц было и вовсе невозможно! Но как тогда иначе можно было объяснить столь странные отпечатки на огороде у крайней избы?

Отправившись с Волчком, Белояр сам осмотрел пару десятков следов, которые вели от околицы леса к тыну и обратно. Словно бы кто-то вышел из чащи, приблизился к самой границе деревни, постоял малость, посмотрел на несколько изб, притулившихся подле самого леса, да и пошёл прочь своей дорогой. При этом неизвестный гость даже не подумал замести за собой следы своего пребывания. Это могло говорить только о том, что незваные посетители не боялись, что жители деревни кому-то расскажут об их визите. И, следовательно, были уверены, что в поселении никого в живых не останется.

Чужие по окрестностям деревень не ходят, подумалось вдруг Белояру. Издревле Лес был чуждым для человека, хотя и кормил его исправно. Не зря сказывают бабки вечерами отрокам про лешего, кикимор болотных, бабу-Ягу, о прочей лесной нечисти. Одно дело в лес идти воинам, каждый из которых храним родовым оберегом, но совсем другое бродить там девицам и мальцам, у которых на губах молоко не обсохло. Нет у них ещё той силушки, разума того, чтобы понять, что в лесу есть польза, а что – смерть.

У околицы этой деревни могли явиться только вороги, хазары там или ещё кто, толпа лихих людей, к примеру. Или, действительно, нечисть какая. Но ведь кто-то же испепелил жителей огнём смертным? А с тем, кто обладает такой силы колдовством, лучше дела не иметь.

Белояр сдвинул шелом на затылок, вытер латной рукавицей пот и поправил головной убор. Ярило пекло уже вовсю. И это Весна, подумалось ему. Он ещё раз внимательно огляделся, цепкий взгляд бойца скользил по домам, траве, кустарнику на лесной опушке. Что-то запнуло мозг, привлекло внимание, но что именно, он сразу вот так сообразить не мог. И потому замер в неподвижности, лишь глаза внимательно ощупывали окрестности.

Рядом так же замер Волчок, тот вообще славился своей «чуйкой». Ноздри его длинного носа пришли в движение, глаза словно бы остекленели: разведчик прислушивался к чуждым звукам и запахам. Десятник одними лишь глазами спросил: «Что там?». И получил ответ, столь же безмолвный: «Враг!». Белояр перехватил поудобнее клинок и облизал сразу же пересохшие губы. Где-то в глубине сознания возникло и стало разрастаться странное ощущение, всегда испытываемое им перед началом битвы: словно бы огненный комок возникал где-то внизу живота и, бешено вращаясь, отправлял он по жилам волны пламени, отчего мышцы приобретали силу и мощь такие, что, казалось, воин был в состоянии одним ударом своего кладенца перерубить тысячелетний дуб. Глаза обретали орлиную зоркость, слух обострялся до того, что давал способность услышать крадущегося печенега за сто шагов, шелест ветвей в соседнем перелеске, плеск карася в дальнем пруду… Не понимал умом Белояр, откуда эти способности взялись, да, если честно, и не задавался особо этими вопросами, да и к чему, если всё только в помощь?

Справа и сзади пристроился Тихомир, в руке его, вместо привычного всем меча, был увесистый молот, которым воин-кузнец крошил хазарские головы почём зря. Плечом к плечу с ним встал Радосвет, крепкий малый двадцати лет от роду, родом как раз из Ладоги. Родителей его порубили в знаменательный набег, с поры той будущий вой мечтал отомстить убивцам, для чего денно и нощно тренировал тело и разум, стремясь стать витязем. Мечом своим, который Радосвет ласково прозвал «Орликом», дружинник покрошил уже немало поганых; ловкий и вёрткий, он врубался в самую гущу вражеской орды и рубил нещадно, отдаваясь всецело на волю битвы. И хоть почти после каждого боя приходилось ему справлять себе новый щит и латать посечённую вражьими клинками кольчугу, он умудрялся каким-то непостижимым образом не получать не одной царапины. А ещё он был знатным скорняком и сапожником, латал сапоги и калиги всему десятку, причём делал это с неизменным удовольствием и тщанием.

Подле него поигрывал палицей северянин Одинец15, которому имечко подходило как нельзя лучше. Нелюдимый, малоразговорчивый, постоянно погруженный в себя, он оживал только в преддверии схватки. Казалось, что вся его жизнь проходит от битвы до битвы, остальное время он воспринимает только как досадные перерывы. Никогда он не принимал участие в общих разговорах у кострища, никогда не рассказывал о своём житье-бытье там, за пределами княжеской дружины. Хотя, когда они останавливались на долгий зимний постой близ палат княжеских, Одинец исчезал куда-нибудь на неделю-другую, возвращаясь к сроку ещё более хмурый, нежели прежде. Но бился воин всегда как в последний раз, был ловок и мастеровит в воинской науке, силушку имел недюжинную и, казалось, вполне мог бы забороть самого Тихомира, если бы пожелал. Но ко всем мужицким игрищам был Одинец абсолютно равнодушен, и поэтому никто не смог ни разу проверить этого по жизни.

Вольга прикрывал всех с тыла, остальные четверо дружинников – Падун, Ивор, Шумило и Живко – рассредоточились и внимательно смотрели по сторонам: абы кто оттуда не пришёл.

– Что чуешь? – почти выдохнул Белояр. Волчок помотал головой, словно отгоняя наваждение:

– Не пойму чего-то, десятник… Вроде, как и чую нежить какую рядом, а с другой стороны, навроде, как и далече она…

– Нежить? – недоверчиво переспросил Вольга. – Ты ничего не путаешь, малый? Откедова ей взяться среди бела дня?

Волчок недовольно повёл плечами: он терпеть не мог, когда кто-то сомневался в его словах. Сказал – нежить, знать, имел на то основания. Но вслух ничего не произнёс.

– Ну, если неча больше сказать умного, – буркнул Белояр, – тогда пошли к лесу. Всё само собой разрешится.

Тихомир, отлично слышавший лёгкую перепалку, только головой помотал, он не любил, когда что-то решалось второпях. Был он рассудителен и вдумчив в поступках.

Дружинники сбили строй, Ерёма остался у крайнего тына, снял с головы шапку, теребил её и широко открытыми глазами наблюдал, как десяток приближается к тёмной границе леса. И когда до чахлого первого подлеска оставалось с пару десятков шагов, из лесной чащи раздался неистовый хохот, от которого у крестьянина могильный холод сковал спину, а редкие волосы на голове стали подниматься дыбом!

Вскинулись и дружинники, набычились, выставили перед собой высокие щиты с бронзовыми умбонами16, кисти побелели под латными рукавицами, сжимая рукояти оружия. Белояр махнул мечом, десяток сбил щиты в плотную линию и – вовремя!

Из кустов с треском выскочило полтора десятка одетых в лохмотья, вооружённых мечами и алебардами людей. Вот так вот, сразу, десятник даже и не смог определить, кто это, настолько быстро всё произошло! Нападавшие врезались в строй дружинников, нанесли первые удары, которые пришлись в щиты и – реже – в доспехи воинов, в ответ русичи дружно сделали шаг вперёд и атаковали противника. Слитно взлетели вверх клинки и громадный молот, врубились кто в мягкую и тёплую плоть, сразу же откликнувшуюся криками боли и алыми фонтанами из перерубленных вен и артерий, кто встретил достойный отпор в виде изогнутого, необычной заточки меча. Уже рухнули на ещё жухлую весеннюю траву первые тела, второй удар десятка отбросил нападавших обратно к лесу, но тут из чащобы полетели чёрные стрелы со знакомым хазарским оперением!

– Смотреть! – рявкнул десятник, и пять щитов взметнулись вверх, создавая людям деревянную крышу, в которую тут же застучали наконечники стрел. Когда смертоносный град стих, Белояр приказал:

– Обрубить древка!

Взмахами мечей воины обрубили стрелы, застрявшие в щитах, Волчок сбил три стрелы со щита Тихомира, пока тот своим молотом просто сносил возникавших перед ним хазар.

– Сзади! – неистово крикнул Падун и в широком замахе снёс голову громадному басурманину, который уже вознамерился было воткнуть свою алебарду в спину Белояру. Разбрызгивая красные капли, голова с застывшим в ужасной маске смерти лицом покатилась кошмарной колодой под ноги нападавшим, которые в ужасе шарахнулись в стороны, на мгновение давая отряду передышку и возможность перестроить ряды, отпустив в тылы тех, кто подустал.

– Щиты сомкнуть, – прохрипел десятник, и снова перед нападавшими встала незыблемая стена дерева, укреплённого бронзовыми накладками.

– Что-то их много, – буркнул Вольга, успевая стереть под со лба и шеи. – Боюсь, не сдюжим мы, если они ещё пару раз в атаку вот так, всем скопом повалят.

– Сдюжим, – хмыкнул Титомир, глядя на нападавших поверх щита горящим взглядом. – Да и не нападают они по-серьёзному, так, дуркуют… Смотри, Белояр, они даже и не спешат нападать снова, будто ждут чего-то.

Белояр кивнул. Он тоже не понимал, чего тянут кочевники. Их было втрое больше, и они в любой момент могут раствориться в лесной чаще… Но они медлят, держат отряд на расстоянии пики или длинного выпада меча. Хотя, и потери они понесли несерьёзные, к тому же, кто знает, сколько их там ещё, в лесу этом?

– Что-то здесь не так, – коротко бросил Шумило, сопя и потирая нос, по которому один из нападавших успел заехать кулаком. Нос ратника стал лиловым и неистово распух, чем приводил его владельца в тихую ярость. – Нужно хоть одного живым прихватить да порасспросить с прилежанием…

– Нам бы хоть кому живым ноги унесть, – с присущим ему оптимизмом откликнулся красавчик Ивор. За лёгкий характер и острый язык любили его девки, по что имел их десяток не раз мужские разговоры с крестьянами тех сёл, где приходилось задержаться на постой. – Эвона как они на нас бельмами зыркают!

Время от времени то один, то другой басурманин выскакивали из общей кучи и пытались нанести удар в разрез между щитами, но дружинники не теряли бдительность, и попытки все оказывались тщетными. Но так долго продолжаться не могло, пора было либо отступать в деревню и там закрепляться, либо нападать и заканчивать начатое. И тут Шумило, крякнув «дайте-ка мне место!», вдруг резко опустил щит и, сорвав с пояса длинный аркан, который неизменно носил с собой, лихо крутнул его над головой и бросил во вражескую гурьбу.

Кто-то истошно заорал, произошло беспорядочное шевеление в толпе, а Шумило уже волок по мокрой траве к себе схваченного ремённой петлёй поперёк тела трепыхающегося хазарина.

– За строй его, – крикнул Белояр, краем глаза увидев, как на голову бедолаги опускается кулак Одинца. Он успел отразить своим щитом случайный удар копья, но потом в лесу вдруг раздался такой неистовый вой, что десятник рухнул на колени, кривясь от адской боли и зажимая ладонями уши… Рядом падали его сотоварищи, катаясь по траве с гримасами боли на обезображенных страхом лицах. А сквозь стволы леса прямо им в лица полыхнуло ослепительное пламя…