Читать книгу Бремя верных. Книга первая - - Страница 6

Часть 1. Тени Хазарии
Глава 4. Камо грядеши?20

Оглавление

Иль погибнем мы со славой.

Иль покажем чудеса!

Демьян Бедный

Ивор наклонился над поверженным стрелком и вопросил с насмешкой, от которой, казалось, даже на соседние кусты готова была вот-вот выпасть серебристая изморозь:

– Откуда ж ты будешь, голуба, горе-стрелец на нашу голову?

Придавленный сапогом человек завошкался в попытке выскользнуть, отползти в сторону, и при этом смотрел глубоко посаженными, злыми по-волчьи глазами на дружинника. Лохматая борода, торчащая патлами, сердито оттопырилась, видно было, как под ней ходили тугие желваки.

Белояр подошёл к Ивору, встал рядом, положил ему руку на плечо:

– Не переусердствуй, смотри, парень, он нам нужен живым и по возможности разговорчивым. По собственному недогляду иль недомыслию, но он не успел нам навредить… Эко дело: попортил суму́. От нас не убудет. А вот откуда он такой дерзкий взялся, нам и предстоит выяснить.

Сотник поднял голову, глянул на слегка подзатянувшееся серыми облаками небо. Ощущение было такое, что вот-вот начнётся снег, чему он бы не удивился: как-никак весна ещё только в свои права входит, до по-настоящему тёплых дней ещё дожить надобно.

И словно отвечая на его потаённые мысли, неожиданно отозвался пленник:

– Боярин или кто ты там… Вели отпустить меня, не враг я дружине русов…

Белояр с интересом склонился над поверженным стрелком:

– Не враг, говоришь? Ну, предположим. А как понимать то, что стрелял в моего человека?

– А я разве в него стрелял? – хмуро вопросил пленник. Сотник переглянулся со столпившимися вокруг воями, дружинники дружно расхохотались. Лучник зыркнул на своих пленителей огненным взглядом, что тут же отметил Падун, в этой ситуации бывший главным потерпевшим: как-никак, но целились-то действительно в него. И словно бы читая его мысли, пленник проговорил:

– Если бы я в него целил, то уж попал бы, не подумайте чего плохого… Я ж охотник, белку в глаз бью с полусотни саженей! Неужто бы с такого расстояния промахнулся?

Белояр развёл руками.

– Ну, а тогда стрелял-то зачем?

– Внимание хотел обратить на себя, да заодно и убедиться, что вы именно те, кто мне надобен…

Сквозь круг людей, обступивших пленника, протиснулся Одинец, встал на колено, всмотрелся в заросшее густым волосом лицо, обернулся к сотнику.

– Кажись, знаком он мне, Белояр… Где-то пересекались… Но что он из смолян – и к гадалке не ходи, не хазарин это.

Падун тоже наклонился, чтобы лучше рассмотреть пленника, казалось, что он начинает вспоминать нечто, связанное с этим человеком…

Лучник вывернулся из-под сапога Ивора, приблизил лицо своё к лицу Падуна, оскалился в жуткой ухмылке:

– А скажи ещё, Падун, что не лазал ты в окно к моей сестрице, когда на ярмарку заезжал в прошлом годе, в Кольцов-град, а?

– Кольцов-град… дык чуть поболе села-то будет, а туда же, – буркнул в сомнении Падун, но вдруг лицом переменился, широкая улыбка сменила гримасу сомнения.

– Да никак это Ермолай! – вдруг вскричал он и, ухватив человека за грудки, одним рывком поставил его на ноги. – Смотри, сотник, вот тебе лучший стрелок из смолянской братии! Ермолай, сварожий сын, ты чего ж в меня-то стрелять удумал?

– А в кого ещё было стрелу пускать? Ты вишь меня признал, а другие просто бы голову снесли, не спрашивая, кто да что…

Мужчины обнялись, остальные вздохнули с облегчением. Одинец вложил меч в ножны, Ивор отошёл на шаг, расслабился. Это он заметил стрелка после того, как Падун вскинул в руке щит, а вездесущий Шумило враз спеленал того своим арканом. Впрочем, как выяснилось, лучник и не стремился скрыться.

Падун подвёл Ермолая к Белояру, хлопнул по плечу своего знакомца.

– Вот, сотник, знакомься: мой старый знакомец, Ермолай из Кольцова-града, лучник, каких поискать.

– Что лучник, я сразу понял, – засмеялся сотник. – Только вот скажи мне, Ермолай, отчего ты хазарское оружие пользуешь? Аль наши луки хуже, бьют не столь метко или не так далеко?

Ермолай пожал могучими плечами. Теперь, когда он стоял во весь рост, оказалось, что он не уступал статью Одинцу: такая же косая сажень в плечах, мощные мышцы, кряжистый стан.

– А как сам думаешь, сотник, что будут делать лихоимцы, если обнаружат мои стрелы?

Сотник кивнул:

– Понял я тебя, смолянин… Насторожатся и станут искать стрелка.

– Верно говоришь. А я на всю округу, похоже, единственным русом остался. Выжжены все деревни, вырезаны все жители. Или просто куда-то пропали. Я ещё с большого снега по округе брожу, врагов выискиваю и наших, коим ещё помочь можно. Так за последние дни вообще ни одной живой души не встретил. А вот ряженых под наших витязей встречал дважды. Если на рожи не глядеть, так и не отличишь… На конях рост не определяется, сам знаешь… Потому и к вам таким образом просватался…

– Молодец, – кивнул Белояр. – Уж коли тебя Падун признал, а ты его обозначил, стало быть, вопрос к тебе имеется: чего из Кольцова ушёл и что здесь ищешь?

Дружинники между тем стали потихоньку расходиться, приводить в порядок оружие, готовить коней к дальнейшему походу. Рядом остались только Падун и Вольга.

Ермолай сдвинул шапку, почесал пятернёй в косматом затылке:

– Так мочи нет сидеть на печи и ждать, когда твой город пожгут басурмане! А не дошли они до Кольцова всего-та полсотни вёрст, даже и не ведаю, что их остановило.

Белояр покивал каким-то своим мыслям, продолжил расспрашивать:

– И ты вот так один воюешь с тьмами кочевников?

Ермолай кивнул.

– А что остаётся? Пока князья бьются промеж собой, враги только тешатся, захватывая беззащитные земли. Вы вот под чьей рукой ходите?

– Под Любомиром мы, князем Старой Ладоги, десяток его старшей дружины. За нами и войско во след идёт, – слегка покривил душой Падун.

– И далеко ли Ладога войной пошла? Неужто на самого кагана, вождя из семьи Ашинов? – недоумённо раскрыл глаза смолянин. Белояр отмахнулся, недовольно посмотрел на Падуна: распустил язык в присутствии сотника! Буркнул:

– Не нашего ума дело, что князь наш замыслил. Идём – значит нужно. Если ты с нами, вот Вольга, моя правая рука, поставит тебе место в строю. А коли и дале будешь сам по себе, так не обессудь: иди своей дорогой, держать не станем. Но должен тебя сразу предупредить, что дело наше опасностей не чуждое, всякое случиться может. Мы-то княжьи бражники, нам приказ даден – исполняем. А тебе приказывать нет у меня права. Потому и так перед тобой откровенничаю.

Ермолай потупился, глянул исподлобья.

– А чего ж я с вами тут балясы точу? Думаете, славно вот так одному, аки волку серому, по лесам шляться, не ведая, чем на миру живут люди? И от ворогов с души воротит, вот где отыщу, там и резать готов…

Он вдруг снял шапку, вытер враз намокшие слезами глаза, обернулся к Падуну:

– Ты ж помнишь Любаву мою, как ты к ней сватался, а, брат?

Падун хмыкнул, отвёл глаза, но ответствовал честно:

– Ну, было дело… Не стану грешить враньём… Сватался, да ты только меня взашей выставил, мол, голь перекатная, без роду, без племени… Хотя, если подумать, в чём-то ты и прав был. И как брата единоутробного Любавушки я тебя понимаю и зла не держу…

Смолянин вдруг схватил дружинника за руки да так, что у того кулаки побелели:

– А нету больше моей и твоей Любавушки, зарезали её с остальными обозниками, когда они из соседнего града с хлебом возвращались. Всех вырезали хазары, даже в полон никого не брали. Год уж как схоронили мы её…

Ермолай вдруг упал на колени и зарыдал в голос, не стесняясь оторопевших от чужого горя, пусть и переживаемого в новый раз, дружинников. На Падуна было смотреть страшно: его глаза сумрачно сияли каким-то боевым безумием, он смотрел на Восход, словно желал узреть там, в степях хазарских, ненавистных убийц ни в чём не повинной девушки.

Волчок толкнул его в бок кулаком:

– Отомри, Падун… Ей ты сейчас не поможешь, зато месть твоя будет тем слаще, чем больше мы этих поганых в землю положим… Знать, верхнеладожский князь мудр, коли поход этот замыслил. Мы ещё и на пару сотен вёрст не углубились в земли, что под ворогом ходят, а уже душа хорошей драки просит…

Падун помог подняться несостоявшемуся шурину с земли, обнял его за талию и, что-то негромко говоря на ухо, повёл в сторону обоза. Оно и верно, подумалось Белояру, человека нужно вооружить, доспехи в запасе есть, мечи со щитами тоже… А уж лук у того и сам по себе приметный.


Следующие два дня прошли в относительном спокойствии. Волчок с Живко кружили вокруг отряда, уносились на пол дневного перехода вперёд, старались не упустить ни одной мелочи. Но хазарские полки как в воду канули. До Одинокого Камня оставалась пара-тройка переходов, погода стояла ровная: по ночам, как и до́лжно, морозило, зато днём Ярило отыгрывалось на дружинниках, высушивая за считанные часы намокшую от утренней росы или изморози одежду.

Дорогу определял Волчок изумительно точно, хотя, по его собственным уверениям, в эти края он не забредал никогда. Живко отлично справлялся с ролью разведчика и не только умел находить кристально чистые ключи, но и предсказывал погоду почти безошибочно.

Поутру и вечером после того, как люди располагались на ночлег, Белояр проводил короткие, но очень насыщенные тренировки, во время которых бойцы делились навыками боя на мечах, тонкой наукой читать следы или выслеживать противника в глухом лесу, умением стрелять из большого лука. И во время таких занятий не было старших и младших: все старались, чтобы каждый умел по возможности заменить в бою товарища. Все понимали, что от этого зависит не только успех всего порученного им дела, но и жизнь любого из них. А то, что по пути не встречалось пока опасностей, только раззадоривало и настораживало дружинников. Они прекрасно понимали, где они находятся, и насколько силён враг.


А как-то пришёл сон… Необычно яркий, даже весьма красочный. Словно бы происходило действо где-то в неведомой стране, и сходились в яростной схватке два громадных воинства, столь огромных, что в пыли, поднятой тысячами ног, даже не было видно конца сияющих медными доспехами шеренг.

Одни воины были с длинными щитами, полукруглые шеломы чем-то напоминали шлемы норманнов да и самих русичей. Смуглые, с чуть раскосыми глазами, они выстроились в несколько шеренг, ощетинившихся длинными копьями, увенчанными кистями из крашеного конского волоса.

Против них выстроились воины в цельных медных кирасах, тускло отсвечивающих в лучах полуденного солнца. Стройные квадраты бойцов с квадратными щитами и в шлемах с плюмажами, вооружённых короткими обоюдоострыми мечами, двигались по полю, перестраиваясь к атаке с удивительной чёткостью.

Белояр увидел, как два воинства сошлись, грохнул слитный металлический гул, когда пики ударили в окованные медью деревянные щиты, оглушительный клич «Барра!» повис в воздухе. Сотник мог разглядеть каждый жест, каждый удар… И он вдруг увидел то, в чём именно сейчас отчаянно нуждался…

Проснувшись, Белояр долго лежал в предрассветной тишине и смотрел в высокое звёздное небо. Месяца не было, и даже свет мириадов звёзд-светлячков не рассеивал ночную тьму. Полосой протянулась через всё небо Гусиная Дорога21, скатывались к горизонту Три Плуга22, знаменуя скорое наступление утра. Но сотник не мог носить в себе вновь приобретённое знание, нетерпелось проверить его на практике, попробовать на вкус. И он, осторожно, чтобы не разбудить товарищей, сбросил плащ, в который кутался, лёжа у кострища, кивнул часовому, чтобы не разбудил случаем остальных, и, подхватив свой меч, скользнул прочь с поляны.

Уйдя подальше, Белояр остановился, перевёл дыхание, огляделся… Он стоял на небольшой полянке, вполне достаточной для его целей. Достав меч из ножен, он осторожно попытался воспроизвести то движение, что так запало ему в голову во время сна. С непривычки оно показалось ему излишне сложным и противоестественным, но, в какой-то момент подхватив темп и доверившись исключительно двигательным рефлексам, он смог воспроизвести вполне осмысленно этот коварный приём, а потом многочисленными повторами закрепить его в мышечной памяти. Опыт воина помог, хотя, как понимал и сам Белояр, чтобы довести этот финт до автоматизма нужны месяцы изнурительной работы. Но сейчас был важен сам принцип…


Когда на привычной утренней разминке десяток выстроился в две шеренги, разбившись на противоборствующие пары, сотник медленно показал им своё нововведение.

– Бред какой-то, – честно сказал Радосвет, когда не смог повторить движение точно и слитно. – Это как словно бы дерёшься сразу с двумя… А тут в пору бы одного одолеть…

– Точно, – подхватил Ивор. – Не совсем понятно, сотник, для чего это…

Белояр опустил меч, глянул в глаза воинам, улыбнулся.

– Я понимаю вас, братья. Это действительно неудобно. Когда ты отбиваешь щитом удар одного, а сам бьёшь не его самого, а его соседа справа от вас. Но вы только посмотрите: в тот момент для вас правая сторона его открыта, рука занесена в замахе, и можно бить его под мышку, в место, слабо защищённое кольчугой! Сейчас мы разобьём движение на отдельные моменты и повторим то же самое, только сначала очень медленно…

…Понимание пришло быстро, всё-таки они все были опытными воинами, за плечами – не одно сражение, и суть идеи все усвоили моментально. Оставалось только закрепить всё это в строю, но тут уж всё зависело исключительно от них. Но настроение у всего десятка резко поднялось: всегда приятно, когда у тебя есть секретное оружие.

– Только отрабатывать этот приём мы будем долго, – сразу предупредил сотник. – Пока не станем всё делать слаженно.

Но он мог бы этого и не говорить, десяток уже был готов часами заниматься боевым слаживанием. Впереди были трудные времена и битвы, и стоило быть готовым к ним.


Когда остановились пообедать, Вольга окликнул Белояра:

– Сотник, можно тебя на два слова?

– Конечно, – Белояр привязал лошадь к кусту, насыпал овса в миску и поставил перед ней. Повернулся к своему помощнику. – Слушаю тебя…

Вольга помялся…

– Послушай, сотник, я не по злобе́, токмо из жгучего интереса… Подскажи, откуда ты сей приём мечевого боя выискал? Показал кто когда али как? Мне можешь признаться, сам знаешь: дальше меня твоё слово без согласия твоего не ходит. Дюже необычно ты с мечом ухватился сегодня, люди говорят, что отродясь такого не видели, но уж больно ловко у тебя получается. Когда надумал такое чудо?

Белояр поморщился. С одной стороны, не хотелось говорить своему первому помощнику правду, настолько невероятно она выглядела. А с другой, если и искать разъяснения у кого, так кто ещё на роль советчика больше Вольги подходить? А о чём посоветоваться-то было…

И он решился.

– Хошь верь, Вольга, хошь – не верь, но сия наука мне во сне привиделась. Словно бы два больших войска бились, так вот одно – точно таким же образом. И так всё явственно встало перед глазами, что я даже запомнил в подробностях…

Вольга, против ожидания, ни слова против не сказал, а глубоко задумался. Молчал он довольно долго, теребя свою рано поседевшую бороду, потом сказал веско:

– Знак это, так я вижу… Уж не знаю пока, от кого, но это явно говорит, что подмога у нас есть. Кто-то хочет, чтобы поход наш победно закончился, чтобы мы узнали, что за лихо в наших землях поселилось. И не человек сие, а нечто свыше. Ты, сотник, примечай все необычности, которые во сне приглядишь или на стороне приметишь. Думается мне, что это только начало. Не зря ведь о Монаре вспомнили, примечали следы странные, события чудны́е вокруг творятся. Вон вишь и Падун знакомца «случайно» встретил…

– Ты думаешь, и э́то неспроста? – вскинулся Белояр. Вольга пожал плечами.

– Да кто ж его знает? Сам видишь: вокруг странное деется, не зря же Милован самолично собрался нас сопровождать. Не часто волхвы свои чертоги покидают, чтобы с простыми смертными походами ходить. На моей памяти второй раз такое.

Белояр согласно кивнул.

– И хочу, чтобы понял ты, сотник: у нас только один путь: вперёд. Дойти до конца и раскрыть тайну племени хазарского. Сложим ли головы или вернёмся с победой – сие тайна великая есть, но тут хоть что-то от нас зависит. И сегодня ты сделал ещё один шаг к тому, чтобы достичь поставленной перед нами цели. Запоминай свои сны, может, в них ключ от победы хранится.

Вольга кивнул и отошёл к костру, от которого уже шёл аппетитный запах каши… Белояр по привычке оглядел бивуак, провёл ладонью по волосам, приглаживая, оправил одежду и вдруг нащупал под складками дорожного кафтана привычный амулет. Сунул руку за пазуху и сжал его в ладони: родовая реликвия показалась непривычно тяжёлой… Некоторое время сотник стоял, прислушиваясь к своим ощущениям, но отметил только, что мысли пришли в порядок, в голове появилась ясность и словно бы обострился слух: казалось, что Белояр может различить даже то, как, раздвигая земляные пласты, лезут наверх к последним островкам снега робкие подснежники… Как где-то далеко через чащобу проламывается сохатый, а в ослепительной голубизне неба ветер свистит в оперении парящего над отдыхающим воинством гордого орла.

Белояр вздохнул и улыбнулся солнечным лучам! Расправил плечи и направился к своему костру. Обеденное время подходило к концу, и он не собирался задерживать выход своего небольшого отряда.


И снова отправились воины в долгий путь. После случая со стрелком-смолянином приказал Белояр Волчку и Живко быть особо внимательными, лучники у хазарского племени отменные, с острым глазом и рукой твёрдой. И жалости они не знают. После такого наказа дозорные каждую кочку проверяли, за каждым кустом поначалу им засады виделись. Но потом понемногу остыли, приспособились.

Днём было уже тепло, и кое-кто посетовал, что пора бы уже и земле просыхать. Снега-то, дескать, уже почти и не видно! Ерёма ехал чуть поодаль и, услышав сетования ратников, только усмехнулся:

– Эх, одно слово – служивый люд… Всё-то вам поперёк природы нужно. И словно не ведомо, что по зиме морозы, а летом жара. И всему свой черёд. Небесные Всадники никогда череду меж собой не меняют. Разве что запаздывают иногда или чуть раньше приезжают…

– Что ещё за Всадники такие? – заинтересовался Тихомир, а Белояр усмехнулся в бороду: молод парень, скучно ему молча ехать… Ну, да пусть потешит его мужичок.

А Ерёма и в правду загорелся:

– А что, Тихомир, не слыхивал ты про Всадников ентих?

Кузнец только головой помотал. И с надеждой вопросил:

– Расскажешь?

– А то, – гордо расправил грудь крестьянин, поправил шапку, запахнул кафтан. – Слушай, дружинник…

Жили-были старик со старухой. Как-то перебирали они горох, так одна горошина и упала наземь. Искали, искали, не могли найти. А через неделю увидали старик да старуха, что горошинка дала росток. Стали её поливать, вырос побег выше избы, а потом и под самое небо.

И полез старик на небо собирать горох. Лез, лез, видит – стоит гора преогромная, на ней деревни с избами, города с зубчатыми стенами, леса и водопады. Солнышко только взошло – появился из-за горы юноша на коне и с тугим луком в руках. Куда ни пошлёт стрелу – там деревья зеленеют, люди земельку пашут.

Ближе к полудню выехал удалый молодец с соколом на руке. Снял колпачок с птичьей головы, подбросил сокола вверх: куда ни полетит птица, везде плоды на ветвях наливаются, нивы колосятся, стада на лужайках пасутся.

Повечеру показался всадник, трубящий в рог. В какую сторону ни протрубит, там груши-яблоки собирают, озимые пашут, свадьбы играют.

А совсем уже в сумраке явился старец седобородый на белом коне. Куда ни укажет трезубцем серебряным – везде ветра завывают, последние листья с деревьев сдирают, снегами леса и поля устилают.

Холодно стало старику, спустился он по стеблю гороховому на землю. А старуха уже его и ждать перестала: целый год он на небесах пропадал. Рассказал старик соседям о чудесах поднебесных. Кинулись те к ростку – каждый на небо попасть норовит, толкают друг друга. А стебель-то гороховый возьми и оборвись!

С тех пор уж никто на небе не бывал, где сутки проходят – как год на земле. И никто больше не встречал небесных всадников – Весну, Лето, Осень и Зиму.


– Эх, – мечтательно проговорил Тихомир, – попасть бы на небо да на тех Всадников в живую полюбоваться! Красота, наверное…

– А ты и любуешься на них, Тихомир, когда времена года меняют друг друга… – засмеялся Белояр. Кузнец помотал головой.

– Это-то я понимаю, но ведь хочется, как старик: сразу за день всё узреть…

Теперь уже засмеялся своим дребезжащим смехом Ерёма.

– Так о том и сказ, что всему своё время. Вон вишь: полезли все сразу, так и обломали ствол-то…

Белояр тоже хотел вставить свою толику в разговор, но заметил летящих к отряду во весь опор Волчка и Живко, те ещё издалека стали подавать какие-то знаки.

– К оружию! – крикнул сотник и споро спешился, одновременно перекидывая щит из-за спины на левую руку, а правой доставая из ножен длинный меч.

Но Волчок, спрыгнув на ходу, замер перед ним и доложил:

– Впереди – Голый Камень, а возле него войско, понимаю я так, что это высланные нам навстречу десятки! Подмога пришла, Белояр! И я видел – ну, мне так кажется – Милована со своими слугами!

– Вот и славно, – вздохнул с облегчением Вольга. Он повернулся к Белояру. – Вот теперь-то наш поход только начинается…

Белояр кивнул и тронул коня. Он о многом хотел расспросить старого волхва. Но не был уверен, что получит ответы на все свои вопросы.

21

Старославянское название Млечного Пути. Назывался он также Становище, Птичий Путь или Соломенный Путь.

22

Пояс Ориона – три звезды в центре зимнего созвездия Орион.

Бремя верных. Книга первая

Подняться наверх