Читать книгу Русская нация в ХХ веке (русское, советское, российское в этнополитической истории России) - - Страница 19

Историки – зоологические националисты?

Между тем, что касается собственно России, то в официозной исторической науке вплоть до начала 1930-х годов укреплялось основание для национального нигилизма и нигилистического прочтения ее дореволюционной истории. Русская историческая литература XIX века, как и русская классическая литература, подвергалась шельмованию на том основании, что была якобы насквозь великодержавна. Главным националистом изображался выдающийся русский историк В. О. Ключевский. К стоявшим на великодержавно-буржуазных националистических позициях причислялись крупнейшие дореволюционные историки – С. М. Соловьев и Б. Н. Чичерин, а из современников – В. В. Бартольд, В. И. Пичета, Ю. В. Готье, А. А. Кизеветтер, П. Г. Любомиров и другие. В зоологическом национализме обвинялись академики С. Ф. Платонов, М. К. Любавский, С. В. Бахрушин и другие историки, осужденные по так называемому делу Академии наук (1929–1931)[319].

«Дело Академии наук» современники называли по-разному: «дело Платонова»[320], «монархический заговор», «дело Платонова – Тарле», «дело Платонова – Богословского», «дело четырех академиков» (Платонова – Тарле – Лихачева – Любавского). Называлось оно и «делом историков», поскольку из 150 осужденных две трети составляли историки дореволюционной школы, музееведы, архивисты, краеведы, этнографы. «Дело» знаменовало собой один из наиболее острых этапов борьбы историков-марксистов с буржуазной школой историков и одновременно – укрощение большевиками строптивой Академии наук, в составе действительных членов которой вплоть до конца 1920-х годов не было ни одного коммуниста.

При подведении в 1931 году итогов этой борьбы «против явных и скрытых врагов пролетарской диктатуры и идеологии» наиболее крупные плоды (как считали сами историки-марксисты) принесла «борьба с противниками национальной политики советской власти, с представителями великодержавного и национального шовинизма (разоблачение Яворского, буржуазных великорусских историков и прочих)», а также «разоблачение антантофильских и интервенционистских историков (Тарле, Платонова и других)»[321]. Объединенные усилия следователей от науки и от политической полиции привели к серии приговоров, вынесенных по «делу» русских историков. Значительная часть подследственных были осуждена на срок от 3 до 10 лет, «участники» военной секции заговора расстреляны (В. Ф. Пузинский, А. С. Путилов, заведовавший ранее Архивом АН СССР, и другие).

15 главных участников «монархического заговора», в том числе и Платонов, по постановлению коллегии ОГПУ от 8 августа 1931 года получили по пять лет ссылки. В относительно мягких наказаниях, по-видимому, сказался намечавшийся поворот в ситуации с изучением отечественной истории. Тем не менее ущерб, нанесенный «заговором» исторической науке, был огромен. В ссылке скончались С. Ф. Платонов (1933), Д. Н. Егоров (1931), С. В. Рождественский (1934), М. К. Любавский (1936). В 1936 году, вскоре после возвращения из ссылки умер Н. П. Лихачев. Так или иначе, большинство представителей русской исторической мысли к началу 1930-х годов были насильственно отстранены от своих занятий из-за их якобы великорусского шовинизма, а значит, и контрреволюционности. Из всех осужденных по «делу» историков к активной научной деятельности удалось вернуться немногим (А. И. Андреев, С. В. Бахрушин, Ю. В. Готье, В. И. Пичета, Б. А. Романов, Е. В. Тарле, А. И. Яковлев и др.). В Библиотеке Академии наук, Археографической комиссии крупных специалистов практически не оставалось. Из старой профессуры уцелел лишь Б. Д. Греков, которого тоже арестовывали в 1930 году. Поводом для ареста стали ложные обвинения в том, что Греков, находясь в Крыму в 1918–1920 гг., служил в армии Врангеля. В действительности в армии Врангеля Греков не служил, как и не служил в армии вообще, но был среди профессуры Таврического университета, приветствующей Врангеля после его вступления в Крым. Благодаря поручительству С. Г. Томсинского, директора Историко-археографического института, в котором те годы работал Греков, ученый был освобожден, проведя в заключении один месяц и три дня[322]

319

См.: Кривошеев Ю. В., Дворниченко А. Ю. Изгнание науки: Российская историография в 20 – начале 30-х годов XX века // Отечественная история. 1994. № 3; Дубровский А. М. С. В. Бахрушин и его время. М., 1992.

320

См.: Брачев В. С. «Дело» академика С. Ф. Платонова // Вопросы истории. 1989; Горяинов А. Н. Еще раз об «академической истории» // Вопросы истории. 1990. № 1; Брачев В. С. Укрощение строптивой, или Как АН СССР учили послушанию // Вестник Академии наук СССР. 1990; № 5; Перченок Ф. Ф. «Дело Академии наук» // Природа. 1991. № 4. С. 96, 99; Академическое дело 1929–1931 гг. Документы и материалы следственного дела, сфабрикованного ОГПУ. Вып. 1. Дело по обвинению академика С. Ф. Платонова. СПб., 1993; № 4. С. 120; Рахматуллин М. А. Дело по обвинению академика С. Ф. Платонова // Отечественная история. 1994. № 6; In memoriam: Исторический сборник памяти Ф. Ф. Перченка. М.; СПб., 1995; Трагические судьбы: репрессированные ученые Академии наук СССР: сб. статей. М., 1995; Шмидт С. О. Сергей Федорович Платонов и «Дело» Платонова // Советская историография / под ред. А. Ю. Афанасьева. М., 1996; Брачев В. С. «Дело историков» 1929–1931 гг. СПб., 1997. 2-е изд. СПб., 1998.

321

«Историк-марксист» за пять лет (1926–1930 гг.) // Историк-марксист. 1931. № 21. С. 136.

322

См.: Брачев В. С. «Дело» академика С. Ф. Платонова. С. 12; Горская Н. А. Борис Дмитриевич Греков. М., 1999.