Читать книгу Русская нация в ХХ веке (русское, советское, российское в этнополитической истории России) - - Страница 2

Большевистская революция в России 1917 года означала (если иметь в виду национальный вопрос и сферу взаимоотношений этносов с политикой, т. е. этнополитологию), что пришедшая к власти партия получила возможность направлять, в соответствии со своими политическими программами, процессы сближения и слияния наций в стране и мире. Курс на мировую революцию означал разрыв с идеями патриотизма, начало строительства единой мировой социалистической республики и, соответственно, новой мировой социалистической общности людей, призванной ликвидировать со временем былые государственные и национальные различия (соответственно – межнациональные противоречия) на планете. Представления о безнациональном будущем человечества были свойственны не только большевикам. Они издавна питались космополитическими и интернационалистскими идеями, слабо различавшимися между собой. Эти идеи были присущи значительной части российских интеллигентов, оппозиционных дореволюционному политическому режиму.

Один из первых приверженцев таких идей, молодой Ф. М. Достоевский утверждал: «Социалисты происходили от петрашевцев»[1], от кружка российских интеллигентов, существовавшего в 1844–1849 годах. Вслед за М. В. Буташевичем-Петрашевским многие из них полагали, что «социализм есть доктрина космополитическая, стоящая выше национальностей: для социалиста различие народностей исчезает, есть только люди»[2]. Книга «Философские и общественно-политические произведения петрашевцев» содержит пояснение, что-де термин «космополитизм» употребляется в смысле «интернационализма и гуманизма»[3]. Однако это не совсем так. Лидер петрашевцев был убежден, что в исторической перспективе в мире исчезнут не только вражда, но и различия между народами, что нации по мере своего развития утрачивают свои признаки и что, только утрачивая эти свои отличительные, прирожденные свойства, они могут стать «на высоту человеческого, космополитического развития»[4].

Подобные представления о национализме и космополитизме развивали и ближайшие предшественники российских социал-демократов и большевиков, например, идеологи народничества П. Л. Лавров и П. Н. Ткачев. Последний, по определению Н. А. Бердяева, «более чем кто-либо должен быть признан предшественником Ленина»[5].

Согласно Лаврову, в 40-х годах XIX века интернационалисты в лице К. Маркса и его последователей возродили космополитическую традицию энциклопедистов XVIII века, придав ей иной характер и найдя себе иную социальную базу. Подобно космополитам новые интернационалисты не видели в нациях какой-либо самостоятельной исторической ценности. Напротив, они полагали, что национальности есть лишь «остатки доисторического периода человечества или бессознательные продукты его истории». Сама по себе национальность, говорил Лавров, «не враг социализма, как современное государство; это не более, как случайное пособие или случайная помеха деятельности социализма». Вместе с тем сторонникам социализма поневоле приходилось действовать в национальной среде, и для успеха этой деятельности социалист, по Лаврову, в сущности, был обязан выступать как «самый ревностный националист»[6].

В наши дни в наиболее доходчивом виде феномены «национализм» и «националист» объясняются следующим образом: «Национализм – это идеология, которая провозглашает нацию, как бы эта нация ни понималась, высшей ценностью. Таким образом, националисты – это те, кто говорят, что благо моего народа, мой народ, точнее, являются высшей ценностью, и все действия должны соизмеряться с этим критерием. Более того, национализм – это не только политическая идеология; более важно, что национализм – это психическая культурная норма. Быть националистом – это значит быть нормальным человеком»[7]. Между национализмом и патриотизмом много общего, но есть и различие. «Патриотизм чаще всего требует лояльности и даже преданности существующему государству (со всем его аппаратом управления, принуждения и т. д.), национализм же будет настаивать на трансформации государства в национальных интересах. Для националиста первичен народ, нация, а патриот-государственник, ведомый этатизмом, оправдывает зачастую преступления, совершенные своим государством (наши “сталинисты” – нагляднейший пример)»[8]. Соответственно, русский национализм как политическое и идейное течение стремится к тому, чтобы Россия была национальным государством русского народа. «Национальное государство русского народа – это государство, которое признает, что оно а) создано русским народом, б) существует в интересах его процветания и развития, в) не может ставить какие-то другие интересы и ценности выше интересов и ценностей русского народа»[9].

В понимании П. Л. Лаврова, деятельность националиста прямо противоположна по своим целям. Он стремится ввести людей своей нации как можно лучше в работу социалистических идей с тем, чтобы в конце концов национальные различия между людьми были преодолены и позабылись[10].

«Социальный вопрос есть для нас вопрос первостепенный», – значилось в программном документе П. Л. Лаврова (1873), национальный же вопрос должен совершенно исчезнуть перед важными задачами социальной борьбы, для которой границ, языков, преданий не существует, «есть только люди и общие им всем цели». Эти принципы неизбежно требовали самой решительной борьбы против национальной раздельности: «Каждая нация должна делать свое дело, сходясь в общем стремлении к общечеловеческим целям». Считалось, что по достижении этих целей национальности «вступят равноправными членами в будущий строй федерационной Европы», внутренние границы в которой с самого начала будут иметь крайне мало значения, а по мере дальнейшего развития и само различие национальностей станет лишь «бледным преданием истории, без практического смысла»[11].

Еще определеннее и резче по национальному вопросу высказывался П. Н. Ткачев, выступая против тех, кто пытался сочетать приверженность к социализму с приверженностью к национальности. Наиболее значимые мысли, изложенные в этой связи Ткачевым в обширной статье-рецензии «Революция и принцип национальности» (1878), в кратком изложении сводятся к следующему. Между образованными людьми, между людьми психически развитыми нет и не может быть ни эллинов, ни иудеев, есть только люди. Интеллектуальный прогресс стремится уничтожить национальные особенности, которые именно и слагаются из бессознательных чувств, привычек, традиционных идей и унаследованных предрасположений. Все главнейшие факторы буржуазного прогресса – государство, наука, торговля, промышленность – имеют одну и ту же общую тенденцию: все они в большей или меньшей степени стремятся сгладить национальные особенности, когда-то резко разделявшие между собой людей, стремятся смешать последних в одну общую однородную и одноформенную массу и вылить их в один общенациональный, общечеловеческий тип. Восставать против этого нивелирующего и космополитизирующего влияния прогресса могут лишь «социалисты по недоразумению». Принцип национальности несовместим с принципом социальной революции, и он должен быть принесен в жертву последнему – это одно из элементарных требований настоящего социалиста. Заключая рассуждение, Ткачев вновь подчеркивал: невозможно в одно и то же время быть социалистом и оставаться националистом; между принципом социализма и принципом национальности существует непримиримый антагонизм[12].

Носители подобных взглядов искренне не замечали, что их космополитизм может быть истолкован в националистическом духе и восприниматься со стороны как великодержавный шовинизм численно и культурно доминирующего народа. Напротив, они всячески пропагандировали необходимость уважения каждой народности. Социалист, как подчеркивал Ткачев, обязан был действовать, «не оскорбляя ничьего национального чувства, напротив, пользуясь им во всех тех случаях, где это может быть полезно для дела революции, он не должен, однако же, раздувать его какими бы то ни было искусственными мерами; с одной стороны, он должен содействовать всему, что благоприятствует устранению перегородок, разделяющих народы, всему, что сглаживает и ослабляет национальные особенности; с другой – он должен самым энергическим образом противодействовать всему, что усиливает и развивает эти особенности. И он не может поступать иначе»[13]. На наш взгляд, лекция П. Л. Лаврова и урок, преподанный П. Н. Ткачевым автору «Записок южнорусского социалиста», были особенно хорошо усвоены и применены позже на практике Лениным и Сталиным.

Враждебностью к национальным идеям и национализму отличалось масонство – религиозно-этическое и политическое движение, известное в Западной Европе со Средних веков. Оно было занесено в Россию со времен Петра Первого и резко политизировалось с начала XX в. Согласно Конституции Великой ложи Франции, «конечное стремление масонов – объединение на основе свободы, равенства и братства всех людей, без различия рас, племен, наций, религий и культур в один всемирный союз для достижения царства Астреи [богиня справедливости в мифологии Греции], царства всеобщей справедливости и земного Эдема»[14]. С точки зрения этой космополитической идеологии препятствием к раю на земле служат национальные государства, которые должны пасть перед единым сверхгосударством, в котором мерилом всех вещей станет человеческий разум[15]. Известно, что масонами были 23 из 27 (85 %) преданных суду декабристов[16], а ко времени Февральской революции сеть масонских лож покрывала всю Россию, захватив высшие и даже придворные круги. Из 26 членов временных правительств, унаследовавших царскую власть, 22 (85 %) были масонами, включая председателей правительства князя Г. Е. Львова и А. Ф. Керенского. В Петроградском совете и председатель, и оба его заместителя являлись масонами. Поистине в феврале 1917 года «в России свершилась масонская революция»[17]. Несомненно, космополитизация населения России получила бы развитие при удержании масонской власти на длительное время.

Ленин и большевики вслед за своими учителями считали себя не космополитами, а интернационалистами, которым полагалось не отрицать национальности как таковые и даже за малейшей национальностью признавать право на свободное и самостоятельное существование. Тем не менее Ленин видел задачу своей пролетарской партии в том, что она «стремится к сближению и дальнейшему слиянию наций»[18], что никакого противоречия между пропагандой свободы отделения наций и пропагандой их слияния «нет и быть не может»[19]. В марте 1919 года он солидаризировался с Г. Л. Пятаковым в том, что мир без наций – «это великолепная вещь и это будет», и сожалел лишь о том, что будет это не скоро[20].

В сознании социал-демократов быть интернационалистом значило отрешиться не только от национальных пристрастий и антипатий, но и от национальности как таковой. Многие из видных большевиков открыто кичились своей анациональностью. Считалось, что В. И. Ленин при заполнении формуляра паспорта якобы «демонстративно написал о себе: «Без национальности», а национальный вопрос сдал на откуп своему верному генсеку»[21]. Л. Д. Троцкий, поясняя свою позицию в национальном вопросе, писал в своей автобиографии «Моя жизнь» (1930): «Национальный момент, столь важный в жизни России, не играл в моей личной жизни почти никакой роли. Уже в ранней молодости национальные пристрастия или предубеждения вызывали во мне рационалистическое недоумение, переходившее в известных случаях в брезгливость, даже в нравственную тошноту. Марксистское воспитание углубило эти настроения, превратив их в активный интернационализм»[22]. Отвечая на вопрос, кем он себя считает – евреем или русским, Троцкий говорил: «Ни тем, ни другим. Я социал-демократ, интернационалист»[23]. Л. Б. Каменев тоже не считал себя евреем[24]. Л. М. Каганович подчеркивал, что евреем был только по рождению, но «никогда не руководствовался в своей работе национальными мотивами. Я интернационалист»[25]. Л. З. Мехлис утверждал: «Я не еврей, я – коммунист»[26]. По свидетельству коллег, известный историк, профессор Московского университета А. Я. Аврех гордился тем, что был «ни евреем, ни русским, а только марксистом-интернационалистом»[27].

В этом отношении можно обратить внимание на любопытную характеристику К. Радека, приведенную в книге современного автора, с симпатией относящегося к этому историческому персонажу. «Карл Радек, – пишет В. А. Фрадкин, – был человеком незаурядным, заметным, любопытным, одаренным, одним из самых известных и влиятельных журналистов СССР того времени. А с другой стороны, Карл Радек – типичный деятель международного авантюрного толка, приверженец космополитизма, воспринимаемого часто как интернационализм. При чтении всевозможных материалов и воспоминаний о Радеке складывается впечатление, что он не верил ни в Бога, ни в черта, ни в Маркса, ни в мировую революцию»[28]. Как видим, «космополитизм» здесь выступает родовым понятием, а интернационализм – одним из видов последнего. «Среди большевиков нет евреев, есть лишь интернационалисты», – эту фразу и различные ее вариации твердили десятки русских большевиков, родившихся евреями. Считается, что отношение к России, к русской нации, продемонстрированное лидерами большевиков и ультраинтернационалистами в послереволюционные годы, было следствием не их этнического происхождения, а «интернационально-космополитического мировоззрения»[29].

Здесь уместно сделать пояснение о характере связи, существующей между понятиями «интернационализм» и «космополитизм». На наш взгляд, она обнаруживает себя в следующем. В определенном смысле различие между этими понятиями существенно и принципиально, поскольку базируется на различном классовом основании. Можно сказать, космополитизм – это интернационализм капитала, интернационализм буржуазии. Интернационализм – это космополитизм рабочего класса, «красный космополитизм». В другом отношении, особенно важном для анализируемой нами проблемы, различия между интернационализмом и космополитизмом не существует; они преследуют одну и ту же цель – слияние наций. Возможно, этим можно объяснить позицию одного из свидетелей «последнего сталинского злодеяния». Осмысливая в течение многих лет «дело врачей» и предшествующую ему борьбу с космополитизмом, Я. Л. Рапопорт в своей книге «На рубеже двух эпох» отметил: «Борьба с космополитизмом не имела ничего общего с теоретической принципиальной дифференциацией двух понятий: космополитизм и интернационализм. Когда-то в трудах теоретиков марксизма они мирно уживались, научно анализировались и не были в такой острой непримиримой вражде, как в описываемый период 1940-х годов»[30].

Некоторые основания для такого утверждения имеются. Составители выпущенного в 1926 году «Настольного энциклопедического словаря-справочника» во главе с П. И. Стучкой полагали, например, что «в основе идеологии фашизма лежит националистический патриотизм, резко противопоставляемый социалистическому космополитизму»[31]. Без каких-либо изменений это положение включено во второе издание[32]. В третьем издании (1929) «националистический патриотизм» в той же словарной статье о фашизме противопоставлен уже «социалистическому интернационализму»[33]. Каких-либо объяснений необходимости такого уточнения справочник не содержит. Надо полагать, самые широкие читательские круги, которым эти издания предназначались, на весьма авторитетном «энциклопедическом» основании могли отождествлять социалистический интернационализм с социалистическим космополитизмом.

«Диаметрально противоположные позиции», на которых якобы стоят космополиты и интернационалисты, в специальной работе Е. Д. Модржинской, первом обстоятельном исследовании проблем космополитизма в советской литературе, изображаются так: «Космополитизм, отрицающий национальный суверенитет, попирающий права народов на свободу и независимость, призывает к слиянию наций насильственным путем, требуя фактически порабощения и закабаления всех народов мира империализмом»[34]. Но здесь же читаем: «Слияние наций является целью коммунистов, но на совершенно иной основе. Перспективу слияния наций марксистско-ленинская теория рассматривает с точки зрения объективного процесса общественного развития. Слияние наций может наступить только в результате длительного исторического развития, в результате освобождения наций и расцвета национальных культур»[35]. Однако утверждения насчет демагогии и лицемерия космополитов, которыми прикрывается негодная цель – ликвидация наций и национальных культур, и идиллия будто бы полного доверия и добровольного согласия народов, шествующих за пролетарскими интернационалистами по мирному пути слияния наций, в наши дни могут служить разве что примером того, как философы в недавние времена могли выдавать желаемое за действительное.

Космополиты и интернационалисты по общим основаниям и целям их доктрин враждебны национальной идее и нации как таковой. Например, когда представители евреев, ратовавшие за создание условий «возрождения и расцвета» своего народа, обратились в апреле 1920 года за поддержкой к Ленину (ходатаем выступал М. Горький), они встретили полное непонимание. Ленин категорически заявил, что к сионизму он относится крайне отрицательно. Во-первых, сказал Ленин, национальные движения реакционны, ибо история человечества есть история классовой борьбы, в то время как нации – выдумка буржуазии; и потом, главное зло современности – государства с их армиями. Государство является орудием, с помощью которого меньшинство властвует над большинством и правит всем светом. Основная цель – уничтожение всех государств и организация на их месте союза коммун. Сионисты же мечтают, как бы прибавить еще одно национальное государство к уже существующим[36].

Враждебность космополитов и интернационалистов национальной идее находила свое крайнее выражение в попытках игнорирования, «отмены», нигилистическом отношении к нации. Можно назвать это ультраинтернационализмом, вульгарным интернационализмом. Общность космополитизма и интернационализма проявляется в попытках форсирования интеграционных, объединительных процессов в многонациональных сообществах, в ускорении сближения и слияния наций (это – «нормальный», «правильный» интернационализм). При угасании революционного запала и классового шовинизма интернационализм начинает трактоваться как «дружба» и «братство» народов без учета и безотносительно к их классовой структуре и характеру межнационального сближения. Такой интернационализм, по Ленину, ничего общего с настоящим, пролетарским не имеет. И называл он его не иначе как «мелкобуржуазный национализм»[37].

Формулируя тезисы ко II конгрессу Коминтерна (июнь 1920 г.), Ленин призывал к борьбе с «наиболее закоренелыми мелкобуржуазно-национальными предрассудками», которая «тем более выдвигается на первый план, чем злободневнее становится задача превращения диктатуры пролетариата из национальной (т. е. существующей в одной стране и неспособной определять всемирную политику) в интернациональную (т. е. диктатуру пролетариата по крайней мере нескольких передовых стран, способную иметь решающее влияние на всю мировую политику)»[38]. Соответственно определялся и пролетарский интернационализм, требующий: 1) подчинения интересов пролетарской борьбы в одной стране интересам этой борьбы во всемирном масштабе; 2) способности и готовности со стороны нации, осуществляющей победу над буржуазией, идти на величайшие национальные жертвы ради свержения международного капитала[39]. Трактовка же интернационализма в духе равноправия и дружбы народов, как тогда же отмечал Ленин, соответствовала мелкобуржуазным представлениям об этом феномене. «Мелкобуржуазный национализм, – писал он, – объявляет интернационализмом признание равноправия наций и только, сохраняя… неприкосновенным национальный эгоизм»[40]. Подлинный же интернационалист, по Ленину, обязан считать националистическими мещанами всех, кто защищает лозунг национальной культуры[41], и должен следовать императиву: «Не “национальная культура” написано на нашем знамени, а интернациональная (международная), сливающая все нации в высшем социалистическом единстве»[42].

С этой точки зрения известную формулу о расцвете при социализме национальной по форме и социалистической по содержанию культуры следует понимать как национальную по форме и денационализированную по содержанию. В результате этого процесса нации должны были исчезнуть. С отказом от социализма оставшиеся от советских времен «национальные формы» наполняются реальным, несоциалистическим содержанием. В действительности социалистическое денационализированное содержание вытесняется воскресающим родоплеменным, феодальным и буржуазным (национальным и космополитическим) содержанием.

Таким образом, можно утверждать, что русскому человеку и всему российскому обществу на протяжении всего XX века в идейном плане постоянно предлагался выбор жизненных ориентиров – национализм (приверженность ценностям и интересам нации) и космополитизм, интернационализм в его социалистическом варианте. Главный выбор нашего времени заключается также в выборе между национализмом и космополитизмом в исконных значениях.

Книга является переработанным и дополненным вариантом издания: Вдовин А. И. Русские в XX веке. (М.: Вече, 2013).