Читать книгу Легенда о Саргоне. Путешествие в Сирамарг. Том I - - Страница 3

Глава 2. Пустошь Дагаб

Оглавление

– И вышла Праматерь Рештаретете из вечной тьмы, из звёздной пыли и густого газа, и ступила в тёмный новорождённый мир, содрогаемый землетрясениями, покрытый голым камнем и исполинскими горами, выплёвывающими к небу огонь. Долго жила в своём одиноком мире Праматерь Рештаретете, пока не решилась всё изменить, – голос Саргона затих, он поднял глаза на белокурую Галлу, отдыхающую под огромным дубом в царском саду.

Девочка возлежала на изумрудной траве и водила по ней босыми ногами, с аппетитом грызя огромное спелое яблоко и слушая чтение Саргона. Он улыбнулся, вновь мягко и таинственно повёл свою историю:

– Она дунула на одну плюющуюся огнём гору, дунула на другую, и вулканы начали остывать. Из застывающей лавы и горных пород Рештаретете создала своего первого сына, Нергала. И стал он землёю. Собой покрыл он весь мир. Из того же куска лавы и звёздной пыли Рештаретете создала своего второго сына, Шамаша, и поднялся он солнцем на чёрный небосвод, и развеял он тьму, и небо стало лазурным, а мир позолотил солнечный свет…

– Боги, как скучно, – вздохнула девочка, села и прислонилась спиной к грубой коре дуба.

– Это легенда твоего края, слушай и не перебивай, – Саргон вновь поднял на Галлу свои миндалевидные светло-серые глаза, затем продолжил читать: – И сказала она сыновьям своим: «Я дала жизнь вам. Дайте ныне вы жизнь этому миру». Братья тотчас принялись за дело. Рештаретете положила руки на плечи своим сыновьям. Шамаш взмахнул рукой, и наполнился новорождённый мир, названный Элассаром, солнечным светом. И заискрились золотом реки и волны морские, и воздух потеплел. Взмахнул рукой Нергал. И сквозь камни начали пробиваться изумрудные травы, стволы деревьев, цветы. И наполнился воздух густым ароматом хвои. Затрепетали листья на тёплом ветру, заблагоухали цветы. Элассар увидел свою первую весну.

Галла поднялась и начала медленно пританцовывать вокруг Саргона, задумчиво опустив голову. Девочка продолжала слушать его.

– Полюбил Нергал свою землю, и из глины, лесной почвы, камней, воды пресной и морской…

– Ох, хватит! – отмахнулась Галла.

– Твой учитель велел тебе выучить легенду о сотворении мира, – спокойно ответил Саргон. – Как ты её выучишь, если даже не читала?

– Ничего не хочу учить. Мне это не нужно.

Галла, двенадцатилетняя красивая девочка, засмеялась и закружилась в лёгком танце. На ней было лёгкое платье из светлого шёлка с короткими рукавами, на щиколотке тонкий золотой браслет с пятью подвесками в виде роз. На запястье ещё два браслета. В ушах – золотые серьги. Саргону не хотелось отводить от неё глаз.

Зимой ему исполнилось тринадцать лет. Он был крепок и хорошо сложен. Волосы чёрные, как у матери, иламской царевны Хамаль. Это был спокойный, молчаливый, замкнутый мальчик. Учитель Заккур оставался строгим, но справедливым другом, и он многое передал мальчику, чего не могли дать Асаг и Шеду, которые только и делали, что доносили царю Мамагалу на любого, кто был им неугоден, в том числе и на ни в чём не повинного сироту Саргона.


Саргон продолжал заниматься грамотой, счётом, историей, географией Элассара, астрономией, забросил лишь музыку. Асмар научил его превосходно держаться в седле и хорошо управляться с оружием. Однако, опасаясь мести Мамагала, придворные боялись открыто поддерживать и доброжелательно относиться к его племяннику.

Златокудрая Галла много времени проводила с Саргоном. Он помогал девочке с уроками, в то время как сама Галла считала, что обучение ей ни к чему. Она умела читать, писать и считать, учиться большему не хотелось, а родители, занятые доносами, лишь поощряли её лень. Галла должна была уметь красиво танцевать и улыбаться, чтобы наследник престола, сын царя Мамагала, здоровый и избалованный пятнадцатилетний Талар, не передумал жениться на ней.

Как только Саргон представлял Талара на троне Эреду, ему становилось тревожно за свою родину, а когда он думал о том, как красивая Галла становится супругой Талара, ему делалось горько. Беспринципный Талар мог обидеть её. Поговаривали, что наследник страдает умственным расстройством. Как такой человек мог сесть на трон? Саргону не хотелось, чтобы Галла досталась безумцу.

– Не тебе думать об этом, – тихо и грустно посоветовал учитель Заккур, когда Саргон поделился с ним тревожными мыслями. – Оставь это царю.

– Это мой дом, я тоже из рода Уту, мои предки царствовали здесь! Как не думать о будущем своей земли? – возмутился Саргон.

Заккур стукнул жилистым кулаком по столу, и мальчик замолчал, удивлённо глядя на строгого учителя. Мужчина подался вперёд через стол, за которым они сидели, и процедил:

– Не смей говорить такие слова никому, если хочешь жить! Асаг и Шеду следят за тобою постоянно. Они докладывают царю каждый шаг твой. А почему Галла, их дочь, крутится вокруг тебя целыми днями? По их же указке!

– Галла – мой друг, – уверенно и с достоинством возразил Саргон.

– Галлу прочат в жены Талару. Но Мамагал не забывает присматривать дочерей владык других земель для своего сына. Ищет, как бы выгоднее женить его. Армия Эреду ослабела без железных рук твоего отца. Мамагалу нужен надёжный союзник. Такой, у кого воинов побольше и земля побогаче. Асаг и Шеду мечтают услужить Мамагалу, чтобы он женил на их дочери своего сына. Сколько выгод сулит им этот брак!

– Все это так низко, учитель, – выдохнул Саргон, помрачнев.

– Это жизнь при дворе, Саргон. И не забывай, что ты ходишь по слишком тонкой и туго натянутой нити. У Мамагала нет других сыновей. И ты – второй наследник престола после Талара.

– Я не собирался отнимать трон у брата и дяди.

– Ты и не сможешь, – отозвался Заккур. – Мамагал скоро найдёт сыну достойную невесту, и она родит ему сына, продолжит прямой царский род. И тогда ты нужен более не будешь. Даже если ты отыщешь сторонников в Эреду, долго противостоять царю тебе не удастся.

– Талар не принесёт счастья и богатств народу, – уверенно заявил Саргон. – Он думает только о своих личных удовольствиях.

– Тогда у тебя будет два пути: попытаться заявить свои права на трон Эреду, быть обвинённым в заговоре и сложить голову на плахе либо жить в изгнании в чужих землях. Твоя мать хорошо понимала, какая опасность тебе грозит, и увезла тебя в Илам к своему отцу, едва ты родился. Но в Иламе тебе не будут рады: ты внук царя, который был убит другим царём, ныне восседающем на том троне. Я обещал твоей матери, что защищу тебя, не усложняй мне задачу, ибо больше за тебя некому заступиться: судьба лишила тебя родителей, а Мамагал – верных друзей. Есть только я и Асмар.

– Почему царь так ненавидит меня? Я – сын его брата. Мы одной крови, – горечь в голосе Саргона была настолько искренней и детской, что Заккуру стало жаль его, хотя он дал себе обещание никогда не жалеть мальчика.

– В тебе есть то, чего нет в его сыне – достоинство, сила и мужество. Таким качествам не научить. Они либо есть, либо их нет. В тебе из царского рода Уту гораздо больше, чем в самом Мамагале и Таларе. Но не смей возгордиться этим.

– Я не чувствую в себе ни достоинства, ни силы, ни мужества, – горько ответил Саргон. – Как могу я быть сильным, достойным и мужественным, если вы научили меня жить в страхе перед моим дядей?

– Твоя мать наказывала мне заботиться о тебе, чтобы ты выжил. Я всегда верно служил её отцу, её брату и ей самой. Я любил их. И я буду служить единственному потомку истинного царя Иламского, пока не испущу дух. Я не учу тебя жить в страхе. Я учу тебя осторожности и осмотрительности.

– Вчера я столкнулся в коридоре с царской ведьмой, – сказал Саргон. – Она назвала меня солнцеликим. Ко мне не впервые обращают такие слова. Что это значит?

Заккур вздохнул и ответил:

– Есть легенда о солнцеликом царе Эреду. Он спасёт Эреду и весь Элассар от страшной войны, примирив восточные и западные земли, будет править долгие годы и станет родоначальником великих царей и героев. Враги будут бояться его, а подданные любить. Выкинь из головы, Саргон. Этот нелепый слух принесёт тебе больше бед, чем пользы. Да и западные земли просто так не сделать союзниками востока. Там, в Кунабуле, согласно легендам, живёт Нергал, брат Шамаша, и супруга Нергала, воинственная и коварная Эрешкигаль. Они живут в подземном дворце из ляпис-лазури, Иркалле, и повелевают целой армией демонических порождений. Когда-нибудь Нергал и Эрешкигаль натравят армию эту на Элассар. И тогда земли людей покроют их же останки и прах. Всё это легенды, мой мальчик. И тебе лучше о них забыть.

Так и жил Саргон царской крови, из домов Уту и Илама, в тени родственников своих. Мамагал однако всегда заставлял племянника сопровождать его во всех поездках и во многих делах. Мальчик всегда сидел по левую руку от Мамагала и Талара на празднованиях, службах в храмах, присутствовал на важных собраниях. В отличие от старшего брата своего, Саргон внимательно вслушивался во все донесения царю, во все новости и переговоры. Так учил его мудрый Заккур.

Саргон выезжал с дядей, братом и многочисленными придворными на охоту. Рядом с ним всегда держался доблестный Асмар и охранял от неприятностей. Если Саргону удавалось подстрелить косулю, утку или кролика, а Талар при этом возвращался с пустыми руками, то Саргону приходилось прятаться от безудержного гнева старшего брата. Если Талару не удавалось побить младшего брата, доставалось слугам. Кулак у царского сына был тяжёл.

– В чём я провинился перед братом? – однажды спросил Саргон Заккура, вытирая кровь, ручьём лившуюся из подбитого носа. – Свою добычу я сам хотел отдать Талару, чтобы он не злился.

– Это зависть, друг мой, – со вздохом отвечал Заккур, засовывая ему в ноздри обрывки материи, чтобы остановить кровь. – Чудовищное чувство! Оно разъедает душу заживо. Уничтожает всё, до чего коснётся.

– Почему возникает это чувство?

– Зависть – это злость за то, что у тебя есть что-то, чего нет у Талара. И он отчаянно желает это иметь, но не признается себе в этом.

– Но у меня ничего нет! – искренне удивился Саргон. – У Талара есть отец и мать. Мои мать и отец умерли. У него много друзей. У меня – только Галла, ты и Асмар.

– Уважение и любовь окружающих, – вот что у тебя есть, – последовал загадочный ответ. – Многие помнят отца твоего и мать, видят, с каким достоинством ты держишь себя, и относятся к тебе соответствующе. Они готовы услужить тебе, даже если ты этого не просишь, и они не льстят тебе, не заискивают перед тобою, не раболепствуют. Им приятно служить тебе. Избалованного Талара они боятся. Боятся его непредсказуемости, его отца, втайне ненавидят их обоих. Талара окружают не друзья, а льстецы и трусы. Как и Мамагала.

Саргон мрачно усмехнулся и сказал:

– Даже если они уважают меня, они никогда не пойдут против царя и сына его, не встанут на сторону мою. Пока у меня не будет армии и достаточно золота.

– Если Талар не перерастёт своё безумие, а Мамагал не будет помогать народу выбраться из бедности, в которую Эреду катится, как знать, Саргон… Как знать…

Саргон всегда внимательно слушал своего учителя. Но Заккур иногда забывал, что говорит с юным учеником, заговаривался, и Саргон переставал его понимать.

Порой мальчику снились сияющие волны могучих и прозрачных вод Тиамуль. По белому песку шла босоногая красавица Хамаль, царевна Иламская, распустив тёмные толстые косы свои. Льняная юбка, как у простолюдинки, белая рубашка с закатанными рукавами, загорелая на солнце кожа. В руках несла она корзину со спелыми апельсинами, улыбалась сыну через плечо белозубой улыбкою. Сын нёс в руках её сандалии с тонкими кожаными ремешками и торопливо перебирал маленьким ножками, чтобы поспеть за ней.

«Если однажды меня не станет, Саргон, – слышал он голос матери, – я хочу, чтобы ты помнил всё, чему я учила тебя и чему учили тебя твои учителя. Всё, что я делаю в этой жизни, я делаю ради тебя. Ибо нет никого в этой жизни для меня дороже…Помни, кто ты. Помни имя своё, ибо в имени твоём – главная твоя сила…»

Солёные воды морские намочили юбку её. Саргон бежал за ней, едва поспевая. В каждом сне своём останавливался он у воды. Хамаль поднималась по тропе на пригорок ко дворцу отца своего, исчезая в хвойной рощице. Там она всегда любила отдохнуть от дневного зноя, на мгновение появляясь наверху, входя во дворец. В здание ударила яростная молния, его охватило пламя, и Саргон, вздрагивая, просыпался в поту и с дорожкой слёз на щеках…

Саргону часто снилось падение Илама, царства его деда. И возжаждал он мести в столь юном возрасте за убийство деда и дяди, родных его матери, которых он не помнил. И чувство это порой не давало ему покоя.

– Что такое война? – спросил Саргон однажды своего учителя.

Заккур удивлённо посмотрел на ученика.

– Ты знаешь, – последовал ответ. – Конфликт между царствами, применение военной силы.

– Почему убили моего деда и дядю, царя и царевича Илама?

– Дабы захватить власть над Иламом.

– Зачем им нужна была эта власть?

– Чтобы овладеть и распоряжаться богатствами Илама, его ресурсами, землёю благословенной. Ныне Илам подчиняется Калаха́ру. Царь Калахара, завоевавший Илам, посадил младшего брата своего наместником.

– И теперь дядя Мамагал желает установить с Иламом, а значит, с Калахаром, торговые отношения? – процедил Саргон. – Торговые отношения с убийцей моего деда и дяди?

– Верно, Саргон, – кивнул Заккур, пристально глядя на мальчика. – Такова политика. Мамагал – царь, а царство переживает не самые удачные времена, ему нужен достойный союзник. Да и младшая дочь калахарского царя может составить Талару хорошую партию.

– Неужели мой брат женится на дочери убийцы моих родных?

– Женится. И глазом не моргнёт.

– Но я не понимаю… – возмутился Саргон.

– И не поймёшь. Ты не готов это понять. И не готов мстить. Смирись. Будет утро – будет пища.

«Если я приму это, я предам свою мать, её отца и её брата, – день и ночь думал мальчик. – Я предам все заветы её и любовь её».

И Саргон решился на отчаянный шаг. Обо всём поговорить со своим венценосным дядей.

Мамагал принял племянника, нежась в бассейне одного из внутренних дворов царского дворца. День был знойный, розовые кусты цвели пышным цветом вокруг. Рядом стоял бессменный виночерпий, трое слуг готовили полотенца и чистую одежду, музыкант мягко и зыбко перебирал струны кануна, второй – в такт тихо бил в думбек. Рядом мешал угли наргиле́ – тот, кто заведовал кальяном. Мамагал любил кальян. Царь мог курить его, купаясь в бассейне, завтракая, обедая или ужиная, читая важные документы, отдавая приказы. Особенно любил он великолепный кальян, привезённый из города-государства Сирамарга. Шахта его была украшена платиной, мундштук – из чистого серебра, шланг декорирован бархатом, колба – из ярко-синего стекла, инкрустированного золотом. Драгоценность, а не кальян.

Мамагал курил и сейчас, пока нежился в воде с душистыми травами. Если бы помещение было закрытым, Саргон тотчас бы задохнулся от дыма и обилия сильных ароматов. Дядя возлежал в воде с царским величием и безмятежностью. Под головой у него лежала мягкая белая подушечка, расшитая серебристыми нитями. Иссиня-чёрные длинные кудри рассыпались по мощным плечам. Брови чёрными горными массивами выступали над глазами и настолько казались густыми, насколько сильно царь хмурился. Их длинная красивая линия заканчивалась у виска. Роскошная чёрная борода, предмет особой гордости Мамагала, искусно завитая мелкими правильными волнами, спускалась почти до широкой груди, а в ней – одинокая лента седых волос и драгоценные кольца из золота, как и в ухе – массивная золотая серьга в виде восьмиконечной звезды Шамаша. На длинных пальцах сильных рук блестели украшения – три кольца на левой руке и массивный перстень с квадратной печатью из чёрного алмаза на правом указательном пальце. С перстнем этим Мамагал не расставался. У изголовья на специальной бархатистой подушечке лежал толстый широкий обруч из кожи с золотыми тяжёлыми вставками – его он носил на своём мощном предплечье.

Вот царь открыл свои большие глаза. Верхние и нижние стрелы ресниц его распахнулись, словно врата Балават в райские кущи Эшарру. Глаза эти были чернее, чем алмаз на царском перстне. На празднествах и службах в главном храме Эреду царь красиво удлинял свои глаза чёрной краской. Но когда и придворные стали удлинять свои глаза по царской моде, Саргону показалось, что это перебор.

Расслабленный Мамагал повёл глазами, не поворачивая головы, заметил мальчика, плавно шевельнул рукою, молча приглашая его войти и присесть в большое мягкое кресло у бассейна, в котором от воды обычно отдыхал он сам.

– Приветствую тебя, Саргон, – молвил царь. Он взял в руки мундштук, сделал глубокую затяжку. Вода в колбе мягко забурлила, и Мамагал выпустил ввысь столб белого ароматного дыма, затанцевавшего на лёгком ветру под шелест струн кануна.

«Опять лимон и мята», – подумал Саргон, почувствовав аромат, и с отвращением поёжился. Его затошнило.

– Доброе утро, Ваше Величество, – почтительно ответил мальчик и присел, куда ему было велено.

– Угостись, – Мамагал указал на поднос с фруктами: крупным виноградом, упругими сливами, бархатистыми абрикосами, финиками, инжиром и россыпью солёных орешков.

– Благодарю, Ваше Величество, я завтракал.

– Угостись, – с нажимом повторил Мамагал, и Саргон повиновался, взяв маленькую фисташковую горсть. – С чем пришёл ты ко мне, кровь от крови моей?

– Прошу не гневайся на меня, царь мой, – повёл речь свою юный Саргон, хорошо зная, как любит дядя его сладкие речи. – Я пришёл с вопросом. Ты знаешь, я люблю задавать вопросы тебе, царь мой, ибо мудрее ответов твоих нет на свете.

– Я дам тебе ответ, коего ты заслуживаешь, сын брата моего, – Мамагал снова выпустил ароматный белый дым изо рта. Глаза его были открыты. Царь закрывал глаза только в присутствии тех, кому доверял и кого любил. Рука его покоилась на мозаичном бортике бассейна ладонью вниз, пальцы широко расставлены и напряжены.

– Ты будешь торговать с Иламом, дядя? – Саргон пристально поглядел Мамагалу в глаза.

– Да, я буду торговать с Иламом, – царь снова затянулся.

– Они убили моего деда, истинного царя Илама, – заявил Саргон.

– Твоего деда убил царь Калахара, а не наместник Илама.

– На троне Илама сидит брат царя Калахара. Он тоже убивал подданных моего деда той ночью. Они убили бы и меня, и мою мать, если бы мы не сбежали.

– Ты ждёшь извинений от них обоих?

– Про них я всё понял, – заявил Саргон. – Но я не понимаю тебя.

– Тебе нет нужды понимать меня, мальчик, – в низком голосе Мамагала появились затемнённые нотки. – Иламу нужен надёжный союзник, Илам его получит. Если царь Калахара отдаст замуж за Талара свою младшую дочь, я буду рад.

– А как же Галла? – спросил Саргон, однако ему бы хотелось, чтобы Талар думать забыл о Галле. Он хорошо знал Талара и был уверен, что царевич будет обижать девочку.

– Брак с Галлой не даст того, что даст брак с царевной Калахара. Не даст золота, воинов, колесниц, копий и мечей. Всё это надобно для защиты государства и народа, живущего в этом государстве. Царь всегда должен думать о своём государстве. Мы должны прощать наших врагов, Саргон. И ты прости их, избавься от душевного груза.

– Кто я в семье этой? – вдруг спросил Саргон.

Царь повернул к нему голову, пристально поглядел своими огромными, тёмными, как беспросветная ночь, глазами и тихо произнёс:

– Я полагал, ты знаешь. Если нет, я напомню тебе. Ты – сын брата моего. Брата, до конца верного мне и Эреду, народу его и законам. За кровь его, заслуги, в память о нём и матери твоей я решил, что твоё благополучие – мой долг. У меня есть и другие долги – перед страной. Если я должен сделать шаг в ущерб убеждениям твоим и принципам, но шаг, необходимый для процветания Эреду, я сделаю этот шаг. Дед твой и дядя не были кровью моей. Но дочь их врага может войти в семью мою. И я с радостью и почтением приму её. А ты, племянник, – взгляд Мамагала стал ещё более тяжёлым, – ответь мне, помнишь ли ты Тиба?

– Помню, царь, – Саргону захотелось скрыться от мрачного взгляда дяди.

– Кем он был?

– Твоим советником.

– Что сделал он?

– Усомнился в решениях твоих и деяниях.

– Что стало с ним?

– Его отвезли в пустошь Дагаб, зарыли по плечи, забросали камнями и оставили голову его гнить на солнце.

– Череп его до сих пор лежит в том месте. Завтра утром у меня есть несколько свободных часов, мне не жаль подарить их тебе. Мы съездим туда, и я покажу тебе просторы той пустоши.

Саргон промолчал и потупил взор.

– Не хочешь?

– Не хочу, царь.

Мамагал вновь положил голову свою на подушку. Взял мундштук, затянулся.

– Ты разумен, кровь от крови моей, – наконец промолвил он после долгой паузы. – В следующий раз, когда задумаешь прервать отдых мой глупыми вопросами своими, когда решишься посмотреть в глаза мои столь зло и неблагодарно, тебя отвезут в Дагаб на одной из лучших колесниц моих, с большими почестями. Тринадцать воинов в золочёных доспехах сопроводят тебя и будут твоей охраной. И вместо покоев моего дворца Дагаб станет твоим домом. Добрые деяния отца твоего и доброе имя царевны Хамаль однажды забудутся, и я буду ждать от тебя добрых деяний. Пока ты только ешь еду мою, носишь мою одежду и беспокоишь меня вопросами. Пора приносить пользу, Саргон, быть достойным сыном отца своего, достойным племянником и потомком великого рода Уту и Шамаша, Владыки Дня.

– Я понял тебя, царь.

– «Я понял тебя, мой царь», – поправил Мамагал.

– Я понял тебя, мой царь.

Мамагал протянул племяннику правую руку. Саргон поднялся, склонился и на мгновение прислонился губами к царской печати с чёрным алмазом.

– Покинь меня немедленно.

Саргон молча развернулся и скрылся за тяжёлыми дверьми из драгоценного кедра.

– Привести ко мне его учителя Заккура, – процедил Мамагал после недолгого раздумья. – Немедля.

Легенда о Саргоне. Путешествие в Сирамарг. Том I

Подняться наверх