Читать книгу Лунный свет и дочь охотника за жемчугом - - Страница 9

На окраине города есть одно дерево – баобаб, похожий на слона. Много лет Элиза наблюдала затем, как он растёт, гладила его шершавую серебристую кору, ловила ладонями опадающие белоснежные цветы. Теперь, вглядываясь в крону, ей чудится, будто ветви извиваются, пытаясь дотянуться до безжалостного солнца. Ходили слухи, что на этом дереве вешали людей – водолазов, сбегавших с люггеров, аборигенов из лесных племен, охотившихся с копьями на скот. Она делает шаг назад, от этой мысли ей становится не по себе. В этот момент из-за ствола показывается голова, покрытая перьями. Вслед за ней в поле зрения появляется когтистая лапа, а потом бесформенным ярко-белым пятном из-за дерева вылетает какаду. С пронзительным криком он кружит вокруг Элизы и пикирует ей на плечо, пронзая длинными когтями хлопковую ткань.

– Слухи разбредаются на ленивых ногах, – гаркает он и, подпрыгнув, начинает грызть ее ленту на волосах. Элиза поднимает голову, чтобы рассмотреть, что это за зверь такой, хотя уже знает, кто это и кому он принадлежит.

– Золотце, извини за него. – К ней навстречу выходит боцман Рейнольд Грант. – К дамам Конфуций неравнодушен, не так ли, старина? – Грант прячет широкую ухмылку в похожих на метлу усах.

У него обветренная кожа и глубокие морщины вокруг глаз. Он протягивает вперёд грубые мозолистые руки, чтобы согнать птицу. Этого какаду хорошо знают все в окрестностях Баннина. Всегда болтливый, но когда мужчины угощали его ромом, он ещё и переходил границы приличия. Его часто можно было заметить над городом, пролетающим над рабочими бараками. Лети он в другую сторону, мог бы пролететь над лагерями, предназначенными для содержания туземцев. Ещё дальше – стойла для скота, которые они построили на земле, украденной у тех, кого содержали в этих лагерях. Как бы там ни было, у большинства людей были подозрения, что птицу отправляли потихоньку подслушивать. И Грант определенно в курсе множества секретов. Он знает, у кого из жён какие любовники, кто из ловцов ходит к шлюхам. В действительности он до такой степени проницателен, что некоторые считают, что он практикует чёрную магию и колдовство. Хотелось бы Элизе владеть таким колдовством, чтобы превращаться в птицу и, сидя на крыше, подслушивать сплетни.

«Что они сказали бы об отце? – задавалась она вопросом. – Может ли кто-то что-то знать?»

– Что привело тебя сюда, прекрасная Элиза? – спрашивает Грант, посасывая глиняную трубку, пока птичка устраивается у него на плече.

– Они думают, что Баларри виновен в исчезновении отца. – Она бросает взгляд на дорожку, ведущую к тюрьме. – Его арестовал Паркер.

Грант качает головой.

– Невозможно. Я слышал, твой отец вчера пропал без вести в море? – Она кивает. – Я видел Баларри в лагере до того, как пришёл «Скворец». Его не было на этом судне. Это не мог быть он, никак нет.

Ее пульс учащается. Она знала это. Томас сказал, что он покинул судно раньше, ведь так? Торопливо кивнув и поблагодарив боцмана, она направляется прямиком к тюрьме. Если Баларри арестовали, значит, тот, кто действительно виноват, все ещё на свободе. Значит, отец до сих пор может быть у них. Она спешит в мрачные объятия переулков.

* * *

Тюрьма представляла собой обожжённую солнцем груду железа. Когда-то это был хлев, где заключённых держали на цепи рядом с лошадьми, а вороны заглядывали сквозь дыры в соломенной крыше. Теперь же под надзором констеблей, пыхтящих в плотных синих мундирах с перевязью, здесь царила пугающая атмосфера неизбежности. Насколько ей известно, в камеры сажали только таких, как Баларри. Исключение составляли лишь разбуянившиеся сквоттеры[11], которых закрывали, когда в город врывался патруль из Рейборна. За совершенные преступления в Баннин-Бей европейцев наказывали нечасто, даже если из-за их действий проливалась кровь аборигенов. В этой части страны законы, принятые в далёком Перте, практически неэффективны, а поскольку любой мировой судья в радиусе трёхсот миль вовлечён в жемчужный промысел, возбуждать дела против тех, кто его добывает, не в его интересах.

Единственного на сегодня заключённого в тюрьме колонисты чаще звали Билли. Когда-то он был одним из самых выносливых ловцов в городе. Но к тому времени, как встретил ее отца, уже был стар и не погружался на дно вместе с командой. Иногда он помогал на «Скворце» вычищать ракушки или продавал в городе дрова. Во всяком случае, так все считали.

Поначалу Элизу со страшной силой тянуло на причал. Она подкрадывалась к надежно привязанным к нему лодкам и заглядывала внутрь в надежде посмотреть, что за товары в них спрятаны. В одну из тихих темных ночей она поднялась на борт и обнаружила, что под палубой спит странный незнакомец. Элиза испуганно вскрикнула, и он проснулся, вскочил и начал бешено размахивать кулаками. Он яростно вопил, пытаясь отогнать незваного духа, принявшего облик маленького, бледного, чумазого ребёнка. Пока он махался, дух схватил оловянную тарелку и запустил прямиком ему в голову. Ударившись об него, тарелка упала и с глухим стуком покатилась по полу. В темноте замерли две фигуры, уставившись друг на друга. Когда до Баларри дошло, кто перед ним, он злобно фыркнул. Элизе показалось, что звук, который издал мужчина, заполнил всю лодку.

К тому времени Баларри уже выяснил, что может сделать его незаменимым для ее отца и в свою очередь позволит свободно передвигаться по улицам Баннина. Он покажет торговцу жемчугом то, о чем тот напишет в своих книгах. О месторождениях особо не распространялись, но такие сокровища сами шли к Баларри в руки. В русле ручья он мог найти раковины столь же прекрасные, как каплевидный жемчуг, за которым гонялись русские. Знал такие места, где после шторма в стволах деревьев можно было найти зелёные камни. Большую часть своих знаний он хранил при себе, но за определенную плату мог убедить колониста, что тот видит лишь верхушку айсберга.

Вместе с торговцем жемчугом приехала его дочь, и когда Чарльз понял, что может поручить Баларри поиск образцов, попросил его брать с собой и Элизу. Баларри согласился, но с условием: он займёт девочку, а ее отец повысит ему жалованье.

Что делать с этими монетами, он пока не знал. Таким, как он, деньги платили нечасто, к тому же в Баннине в большинстве заведений ему просто не разрешили бы ими расплатиться. Однако он понимал, какую власть имеют эти блестяшки, потому что видел, что они делают со всеми людьми в заливе.

Элиза понимала, что для него унизительна необходимость сопровождать ее, но не он ли говорил, чтобы выжить в таком месте, как Баннин-Бей, вам приходится сталкиваться с самыми разными людьми? Она часами ходила за ним по пятам, чтобы найти выброшенную на илистую отмель черепаху, или водоросли, которые, если их пошевелить пальцем, светились в воде ярко-голубым светом. Она с детства была сильной и понимала, что, благодаря своей ловкости, была ему полезна. Она могла забираться на любую высоту в поисках яиц, цепляясь руками и ногами за узкие расщелины. Он боялся тесноты, замкнутые пространства внушали ему дикий ужас, но для Элизы не составляло никакого труда пробраться через узкое отверстие внутрь пещеры. Конечно, были и абсолютно запретные места, откуда Баларри не позволял брать никаких образцов. На такой случай Элиза стала таскать с собой блокнот, чтобы сделать карандашом наброски того, что они находили.

Поначалу их вылазки были эпизодическими, но со временем превратились в постоянные. Казалось, ее любознательность ему почти не мешала, принимая во внимание то, что сам он не имел привычки задавать много вопросов. Она расспрашивала его о любимых блюдах – от еды он явно получал невероятное удовольствие: семена акации, слива какаду, суп с лапшой, ливер. Ее интересовало, почему вместо джентльменского жилета он предпочитает короткие штаны и рубашку и сколько ему на самом деле лет. Каждый раз он отвечал по-разному. В один день «Двадцать пять», в другой – «Двести пятьдесят». Ей оставалось лишь завидовать тому, как легко у него все получалось. Он ловил кефаль во время отлива, используя только камни и ветви мангровых деревьев. Выброшенная на мель рыба барахталась, жадно хватая ртом воздух, пока он не заносил над головой копье и не протыкал ее насквозь. Затем подносил ее к солнцу, и они вместе любовались тем, как в его лучах, подобно драгоценным каменьям, сверкает окровавленная чешуя.

Она огибает тюремное здание с его людской суетой и облаками пыли. Мужчины сыплют ругательствами, вызывая у нее паническую дрожь. У ступеней веранды сидит на своём мерине абориген-проводник. Облачённый в форму сержант торопливо набивает седельную сумку. Когда он сердито смотрит на нее из-под полей шляпы, Элиза замечает, что глаз у него налился кровью и заплыл.

– Брайтвелл, что вам надо? – рявкает Арчибальд Паркер. У бешеной кошки больше вежливости, чем у этого офицера. И это набожный человек, вот как его испортила власть. Под палящим солнцем он выводил закованных в колодки заключенных, заставляя их сгребать ракушечник. Бывало, она видела их, этот ужас: вереница на цепи, лязгающая и шаркающая, окутанная клубами белой пыли, превращающей тела людей в мерцающие призраки.

Она делает шаг вперёд.

– Вы знаете, что мне надо, – отвечает она. – Его не должны были арестовывать.

Вблизи видно, что у Паркера такая же сухая кожа, как у всех колонистов. Белёсые губы, обветренные и шершавые, с омертвевшими чешуйками. На шее болтается тонкая цепочка с приоткрытым старым кулоном, в котором виднеется маленькая зернистая фотография женщины.

– И вы туда же? – Паркер застегивает сумку. – У меня уже с утра здесь околачивалась половина чертового лагеря аборигенов, чтобы рассказать мне, как делать мою чёртову работу. – Ему на веко садится муха, но он даже не вздрагивает. – Им я уже сказал то же самое: вы опоздали. – Муха переползает ему на нос. – Его нет. Сбежал. Имейте в виду, ненадолго.

Ее внимание привлекает револьвер на бедре проводника, сидящего верхом. Она знает, что в тюремные офицеры берут людей со знанием местности и охотничьими навыками. При мысли о том, что Баларри где-то там, у неё по спине ползёт холодок. Без лошади он не сможет от них оторваться.

– Не нужно его искать, – говорит она. – Он тут ни при чем.

Паркер обходит лошадь, и Элиза идёт вслед за ним.

– Он вернулся раньше, на шхуне. Грант видел его в лагере.

Сержант моргает. Муха неспешно отползает и улетает.

– Когда мой отец пропал, его даже не было на люггере. – Его отсутствующий вид ее пугает. – Есть свидетель, который может подтвердить, что в то время он находился здесь. – Теперь разочарование буквально обжигает. – Сэр, разве это не ваша работа – защищать в этом городе всех людей?

– Ты про Гранта? – Паркер не останавливает свои сборы. – Да мне плевать. Как по мне, чёрный свидетель – все равно что никакого свидетеля. Тем более, если тот замешан в колдовстве. – Он делает паузу, чтобы откашляться, сплёвывает мокроту в платок и вытирает платком сапог. – В любом случае, как только я поймаю этого аборигена, его будут судить за нападение на сержанта полиции. Накажут по всей строгости закона. – Подняв голову, он как будто удивлён, что она не уходит. – Брайтвелл, вы только напрасно тратите время. Ступайте своей дорогой.

Она беззвучно открывает и закрывает рот. Перед глазами все плывет. Не только Баларри грозит опасность. Если Паркер бросит все силы на эти бессмысленные поиски, здесь не останется никого, кто мог бы отыскать отца.

– Что ж, тогда я докажу, что он этого не делал!

Хмыкнув, сержант останавливается.

– И как вы собираетесь это сделать?

Элиза опускает глаза, отмечая про себя, что его засаленная борода касается пуговиц на мундире.

– Я знаю, что он ничего не сделал! – Не уверенная, как ответить на его вопрос, она тянет время. – Он бы не стал. Это бесполезная трата ресурсов, в то время как вы должны выяснить, что в действительности произошло с моим отцом. Нет оснований считать, что он умер.

Паркер разражается дребезжащим хохотом, забрызгивая ее блузку ошмётками табака.

– Если вы верите в это, то вы ещё глупее, чем все остальные в этом проклятом городишке.

Она пытается не думать о безжизненном теле отца на дне океана. Пока кто-нибудь не докажет обратное, она будет верить, что он по-прежнему жив. Должна верить в то, что он жив.

Паркер хлопает лошадь по крупу, и животное встает на дыбы, чуть не скинуть проводника на пыльную землю. Сержант подходит к своей лошади. Элиза должна остановить его. Обрывки мыслей крутятся в голове. Горячо. Лихорадочно.

– Я это докажу, – заявляет она с вызовом, пока он осматривает свою винтовку. – Я узнаю, что случилось с моим отцом. Я… я приведу его сюда. Тогда вам придётся отменить поиски. Это докажет, что никакого убийства не было.

Паркер скучающе вздыхает.

– Что ж, Брайтвелл, сделайте одолжение, порыскайте в этом городишке, как какая-то сорвавшаяся с привязи шавка. Найдите мне какого-нибудь ублюдка, который захочет признаться, – фыркает он. – А ещё лучше, как предлагали, приведите своего отца прямо сюда, на эту самую веранду. Вам, наверное, придётся насадить его труп на шест, чтобы он стоял прямо.

Элиза стискивает зубы, но сержант ещё не закончил.

– Заставьте его дышать, мисс Брайтвелл, и тогда, разумеется, я отменю розыск. – Его голос становится елейным. – Кстати, заодно принесите мне золотого гуся. И пусть он будет пожирнее, мне до смерти надоело грызть хрящи опоссума.

Его взгляд сочится ядом, но Элиза полна решимости. Если не поможет сержант, она сама выяснит, что случилось с отцом, и как можно быстрее. Она сжимает кулаки. Мужчины уносятся галопом, исчезая в облаке красной пыли.