Читать книгу Арский. Доктор без имени. Книга первая - - Страница 4

Согнувшись пополам при пробуждении, в кровати Антон обнаруживает, что оказался в своей квартире на третьем этаже. Пот градом катится с лба, дыхание тяжелое. Оглядевшись по сторонам, он смотрит на электронные часы – время пять утра. Восстановив дыхание, встает и идет в ванную, его продолжительно тошнит. Добравшись до раковины, умывается холодной водой, всматриваясь в свое отражение в зеркале и вспоминая самый худший кошмар в деталях.

Взяв полотенце, с удивлением обнаруживает на левой руке ту самую пробу крови из своего кошмара. Уже затянувшаяся рана в форме угла перед его глазами такая же реальная, как и в его кошмаре. Понимая, что это был не простой кошмар, он испытывает ни с чем не сравнимое, немое и неописуемое чувство утраты.

Достаточно умывшись, Антон проходит на кухню и включает чайник, чтобы заварить себе чаю, который его всегда успокаивал. Привыкая к реальности, он обдумывает план действий на сегодняшний день, что и как будет делать на работе.

«Сегодня же тот самый день, я должен быть как штык на общей линейке, – вспоминает он. Одеваясь, он ищет рубашку с длинным рукавом, чтобы скрыть ту самую пробу. Обнаружив рубашку, одевается и оценивает, как выглядит в зеркале. – Вроде все как обычно, только чего-то не хватает, но чего?» – думает он.

Посмотрев по квартире все ли в порядке, обращает внимание на часы – время шесть утра. Собравшись выходить из квартиры на работу, он проверяет, не забыл ли что-нибудь важное.

«Так, телефон, документы, кошелек – все на месте. Можно идти».

Обдумывая ежедневный маршрут до работы, он отмечает – в октябре месяце что-то особенно прохладно по утрам. Пятнадцатиминутная ходьба до станции метро бодрит как никогда. Проходя мимо магазина, он ловит странный взгляд старой женщины, которая сидит около магазина и просит милостыню. Женщина пристально смотрит в его глаза, от взгляда ему становится не по себе. Он недоверчиво отворачивается. Обычно он дает какие-то деньги таким людям, но в этот раз некое чувство отталкивает его подойти к старой женщине.

Доходит до метро. В метро слишком людно.

«Какое непростое утро, – глядя на экран своего телефона, думает Антон. – Время еще есть в запасе. Кажется, я успеваю к нужному часу. Нужно пересесть на другую ветку, а там и до работы недалеко. Надо же, какой необычный сон, – размышляет под гул составов, вспоминая фрагменты кошмара и желтые высокие стекла в здании. – Почему я не могу вспомнить, как я туда попал?»

– Здравствуй, Антон, – слышит он баритон, исходящий сверху.

Протягивая руку, перед ним стоит Гуськин. Человек невысокого роста, но крайне вспыльчивого характера. Антон знает его пару лет, но за это время встречал его в метро раз, да и только. С удивлением отмечая необычное утро, Антон предугадывает – ведь еще даже не начался рабочий день. Менее всего хотелось ему слышать Гуськина с утра, особенно его недовольство по поводу того, что цены на бензин растут, а зарплату за сверхпереработанную норму не доплачивают вовремя у них в отделении. Медперсонал не доволен этим.

– Эх, вот если бы я мог получать в полтора раза больше, я бы не ездил на метро. Что ты об этом думаешь, Антон, а?

Собираясь что-нибудь ответить ему, чтобы он успокоился и смотрел под ноги, Антон слышит телефонный звонок. Гуськину кто-то звонит, кажется, это его жена, да хоть кто.

«Спасибо ей», – думает Антон.

Вот виднеется крыльцо больницы, место, куда Антон входит почти каждый день с мыслями надежды на лучшее. Лучшее на то, что когда-нибудь он сможет сделать что-то большее для людей, которые туда обращаются. Перешагнув двери больницы, он обменивается приветствиями с женщинами в регистратуре. Гуськин идет за ним, им пора разминуться. Гуськин не здоровается с женщинами. Желая Антону удачного дня, он сворачивает налево на второй этаж своего отделения. Пройдя до раздевалки, Антон слышит, что сегодня особый день.

«Особым днем называют тот день, когда у главврача есть приказ что-то изложить для медперсонала», – вспоминает он. Переодевшись в рабочую форму медбрата, Антон идет узнать у заведующей отделения, какой сегодня план действий. Женщина средних лет, на вид примерно пятидесяти, Светлана Аркадьевна Любова, светловолоса, характер прямой, местами добрый; взгляд ее говорит о том, что на работе от медперсонала она ждет понимания и выполнения действий.

– Добрый день, Светлана Аркадьевна.

– Здравствуй, Арский.

– Светлана Аркадьевна, сегодня какой план выполнения работы? Тот же, что на прошлой неделе?

– Надеюсь, что тот же, осталось дождаться общего собрания на линейке медперсонала, после будет видно. К Георгию Петровичу приезжала делегация, у него для нас кое-какое важное сообщение. Будь готов, хорошо?

– К чему быть готовым, Светлана Аркадьевна?

– Как это к чему? К сообщению Георгия Петровича, – оглядев Антона с головы до ног, она спрашивает его. – Ты что, не выспался, что ли, что с твоим-то видом? Приободрись, есть еще полчаса до сообщения, сходи выпей кофе.

– Извините, так и сделаю, Светлана Аркадьевна.

Заглянув в ординаторскую, он приготавливает себе чашку быстрорастворимого кофе, мыслями находясь все так же в своем кошмаре, а телом в ординаторской. Не слушая местных слухов среди медперсонала, он отправляется взглянуть на свой внешний вид, думая при этом об особом дне. Взглянув в зеркало, отмечает, что вид вполне сносный. Несколько раз умывшись, Антон решает украдкой взглянуть на свою отметину на левой руке.

«И каким образом она осталась на руке? А если кто увидит, что я им скажу? – послышался шум и голос Светланы Аркадьевны. – Пора собираться».

Покинув уборную, Антон направляется к коридору. Собравшись на общем собрании, медперсонал ожидает дальнейших действий. В конце коридора слышны шаги Георгия Петровича, они все ближе звучат эхом по коридору. Георгий Петрович Досс, весьма умный мужчина, ему около шестидесяти лет, но выглядит моложе своих лет. Антон всегда отмечал особенности его внешнего вида. Ему нравилось, что у главврача исключительная выправка и элегантная обувь, характер строгий, голос вкрадчивый, что при общении с ним Антон чувствовал себя иногда неловко, словно перед ним стоит его отец. Георгий Петрович напоминал Антону некоторыми чертами фигуры и манерами своего отца.

– Всем доброго дня, – поприветствовал Георгий Петрович.

– Добрый день, Георгий Петрович, – ответил медперсонал.

– У меня к вам особая просьба. Будьте аккуратны во всем, что вы здесь делаете. Вы же помните, где вы находитесь? Просто напоминаю, что сегодня еще один день в нашей больнице. Еще один день неизвестно когда и как несовершенных подвигов, между прочим, вами. Хочу вам пересказать одно высказывание: «Тот, кто относится аккуратно к себе и своему здоровью, так же относится и к окружающему его миру». Предлагаю вам взять на помощь это высказывание, в нашем деле главное что, Светлана Аркадьевна? – подходил к ней Георгий Петрович.

– Главное в нашем деле не ошибаться, Георгий Петрович.

– Тоже верно, Светлана Аркадьевна, ошибок у нас быть не должно, – проходя вдоль линейки носков обуви вглубь коридора, Георгий Петрович задумчиво осматривал снизу вверх каждого человека медперсонала. Остановившись напротив молодой медсестры, он задал ей вопрос по поводу ее ногтей:

– Скажите, почему у вас на правой руке один ноготь длиннее, чем другие, и имеет цвет, отличный от других?

– Прошу прощения, Георгий Петрович, я забыла снять вчера вечером этот лак, а на утро очень спешила.

– Напоминаю вам, что ногти у медсестры должны иметь аккуратный, коротко подстриженный внешний вид, без всевозможных красящих элементов на ногтях. Настоятельно рекомендую вам привести в порядок свой внешний вид, – дойдя до Антона, Георгий Петрович внимательно осматривает его внешний вид. Помолчав с несколько секунд, добавляет. – В медучреждении изменяется дресс-код, о деталях узнаете у Светланы Аркадьевны, – обращался он ко всему медперсоналу.

Георгий Петрович удалился по своим делам, и на его место перед медперсоналом встала Светлана Аркадьевна. Объяснив медперсоналу, что теперь в медучреждении меняется цвет формы и ее дресс-код, она просит зайти к ней медсестру, которая краснела перед Георгием Петровичем.

Мыслями Антон думал о том, как скрыть свою царапину от лишних глаз. На ум ему приходила идея лишь заклеить ее пластырем.

«Ведь по новому дресс-коду нужно будет ходить в рубашке с открытым рукавом, – размышлял он. – Что ж, никто и не догадается, что если я расскажу, что поцарапал руку о шляпку шурупа, которая торчала из полоски плинтуса. Перенося коробку из одной комнаты в другую, я не заметил препятствие и упал. Благо одной рукой успел припасть к полу и сохранил равновесие, но вот вторая рука пострадала».

Светлана Аркадьевна, кажется, была рада изменениям в дресс-коде. Антон тоже делал отличия об изменениях.

«А мне то, что я и так не жаловался на форму, и теперь не буду, – думал он, получив форму, затем пошёл переодеваться. – Получилось практично и хорошо: стандартная рубашка с коротким рукавом и брюки синего цвета и, конечно, моя царапина».

Выйдя в коридор, он прошел в ординаторскую, чтобы взять пластырь. Там его и встретили вопросительные взгляды.

– Антон, как тебе новая форма, нравится? – спрашивала операционная медсестра.

– Форма как форма.

– Ой, а что у тебя такое на руке?

– Вот как раз ищу пластырь, чтобы заклеить эту царапину.

– Слушай, вот это рана. Где же ты так смог?

– Подумаешь, это всего лишь царапина, затянется за неделю, – пройдя к шкафу с различным инвентарем для медперсонала, медсестра взяла пузырек обеззараживающей жидкости, вату, бинт и пластырь. Ловко обработав царапину, она продолжала удивляться необычайности раны и ее формы. Перевязав руку под пластырь, она объяснила, чтобы он был осторожней, не отрывая свой взгляд от Антона.

Он поблагодарил ее за перевязку и поймал себя на мысли, что теперь поползут слухи.

«Ну и пусть ползут слухи, версия случившегося происшествия, которую я подготовил для работников медперсонала, вполне подходит под описание. Мне не о чем переживать, скрывая свою нервозность, – думал он. – Как только об этом узнает Светлана Аркадьевна, никаких слухов уже не будет».

Проверив взглядом, что все в порядке, он вышел с указаниями, что делать дальше: обойти нескольких пациентов, сделав перевязку.

«Задача, к которой нельзя относиться спустя рукава», – настраивался на рабочее настроение он.

Решив в какой-то момент проверить свой дар на работоспособность, Антон мысленно визуализировал образ посланника и изъявил желание о связи с ним, произнеся тихо два слова вслух. Голос посланника не заставил его долго ждать. Остановившись на мгновение, он услышал знакомый голос, отчетливо спрашивающий:

– Зачем позвал, и для чего? – общаться с посланником Антону пришлось и мысленно.

Ведя с ним диалог, его первые ощущения от такого общения вызывали страх вперемешку с пониманием возможностей от такого взаимодействия с посланником. Он спросил его, как он может с ним общаться и взаимодействовать, скажем, когда нужно действовать по ситуации? Посланник ответил ему, чтобы он помимо его голоса слушал чувства, которые он посылает через определенные сигналы его телу. Эти сигналы или импульсы сообщат больше, чем сказанные им слова о ситуации. Останется лишь действовать так, как будто посланник и он – одно целое. Чувства Антона и эмоции по ситуации должны резонировать с его так, чтобы он знал безошибочно его посылаемые сигналы.

Антон захотел проверить на чем-нибудь свой дар. Посланник спросил его:

– Куда ты собираешься направляться?

Антон, не успев ответить ему, ощутил, словно через его глаза тоже кто-то смотрит. Направив взгляд сначала вправо, он увидел свою переносицу; после, направив его влево, увидел ее с другой стороны, но ощущения были такие, словно он и посланник вдвоем могли смотреть таким образом. Посланник объяснил мысленным потоком, что это еще не все его фокусы. Добавил, что теперь тоже видит через его глаза. Посланник отметил необычайность места, в котором находился Антон и он.

– В таком месте я еще не был, – шутя, сообщил он Антону, добавив после рекомендацию, чтобы он не терял контроль над собой, ведь дальше он собирается научить его ходить вместе с ним.

– Что значит «ходить вместе»?

– Представь, что я и ты вдруг оказались в одном и том же теле и нам теперь с тобой предстоит познакомиться поближе.

– Поближе? Что ты имеешь в виду?

– Ну как что, мы с тобой как два сапога – пара, понимаешь меня? Проделай несколько шагов, давай, пройди несколько метров.

Антон попытался пройти несколько метров, после чего почувствовал мысленно чувственный приказ остановиться, но не послушался и свалился на пол. Посланник смеялся над ним.

– Не надо тебе сапога, а? Я же тебе указывал, как и что нужно сделать, чтобы остановиться, но ты не послушал меня, – продолжая мысленный диалог, Антон огляделся по сторонам и постарался побыстрей встать, встав он спросил его.

– В чем моя ошибка, почему я упал?

– Понимаешь ли ты меня или нет, но когда я с тобой одно целое, мы должны действовать, как две одинаково мыслящих руки, исполняющих сложный комплекс действий одновременно, без всяческих затруднений, оказываемых тобой. Если твоя правая рука переворачивается на открытую ладонь, то другая должна вытянуться вперед, понимаешь?

Антон почувствовал, как его левая голень ноги вдруг заныла на секунду от дикой боли.

– За что?

– Чтобы ты понимал меня лучше, – ответил посланник тоном учителя. – Давай, сделай еще попытку, пройдись несколько метров, – Антон попытался пройтись, практически не сопротивляясь ему. – Уверенней, уверенней. Двигай ногами, теперь остановись, встань и почеши левой рукой свою голову, но не забывай, что у нас и голова одна на двоих.

– Что мне нужно делать дальше?

– Сейчас я объясню тебе еще один урок.

– Какой?

– Выпрями спину и иди так какое-то время, пока я не прикажу остановиться. Слушай мои команды через свое тело, чувствуй напряжение. Ты когда-нибудь водил автомобиль?

– Нет, не водил, но хотел бы. А почему ты спросил меня именно про автомобиль?

– Ты чем-то мне напоминаешь автомобиль, – хихикнул посланник. – Урок номер один: чувствуй свое тело. Когда я и ты – одно целое, сцепление с моими импульсами, посылаемые тебе, должны быть выучены твоим телом как команды. Если я резко отдаю команду, то ты должен остановиться. Однако если я тебе объясняю, чтобы ты был медленнее и более плавным, то остановись так и делай, – Антон почувствовал, как его левая рука вдруг поднялась и согнулась в локте. Он почувствовал, как ладонь повернулась ребром, и ощутил пощечину. – Получи и распишись.

– Как ты смог сделать это, обойдя мою волю чувств и движений? Было больно, если что.

– А ты меня повеселил. Все просто – ты расслабился, и я смог взять контроль на какое-то время над тобой. Будь со мной на одной волне, и ты не заметишь, как научишься тому, о чем и не подозреваешь.

Антон спросил посланника, может ли он как-то отвлекаться и двигаться самостоятельно, при этом мысленно находясь в контакте с ним, и в определенный момент спросить о том, что ему нужно о происходящей ситуации. Посланник ответил Антону, что он может действовать таким образом, но чтобы Антон не забывал при этом, что он и посланник – одно целое.

– Лучший способ научить тебя, как действовать со мной, состоит в том, чтобы чаще практиковаться в чем-либо тому, чему я учу твое тело, или точнее выразиться – моим урокам. Сначала ты учишься ходьбе, которой я тебя учу, после ты учишься бегать, как я тебя учу. Понимаешь меня?

– Кажется, понимаю. Могу я спросить у тебя кое-что?

– Да, спрашивай.

– Я почувствовал, как понял что-то важное про уверенность. Мое тело откликнулось на твое объяснение. Что значит «уверенность» и как ее чувствовать?

– Представь, что ты освоил какое-то мое действие, которому я тебя научил. Ты использовал уверенность, как нечто, что чувствуешь и знаешь на секунды вперед; как что-то, что тебе подсказывает безошибочно действовать. Действуй именно таким образом, потому что я тебя учу так, чтобы ты понимал, что можешь это повторить, применив уверенность и достигнув результата. Уверенность в том, что касается действий, должна быть хорошо освоена тобой. Твоей уверенности пока недостаточно для освоения множества масштабов действий, которым я тебя могу обучить.

– Как мне развить уверенность для действий?

– Ты должен верить в свои силы, а они у тебя имеются. Я объясню тебе еще кое-что важное. Ты знаешь, как ходить. Твоя уверенность, что ты можешь ходить, не вызывает у тебя сомнений, ты довел ее до автоматизма. Теперь тебе нужно выпрямить спину и пройтись с прямой спиной настолько, насколько это возможно. Не беспокойся о том, что о тебе подумают окружающие люди, слушай свое тело. Ты двигаешься так, словно твоя осанка имеет деформацию, поэтому у тебя есть проблемы с ней. Чем лучше твоя спина, и ты поймешь о том, что ходьба с прямой спиной – это для правильного образа жизни, тем будет лучше для тебя. Отныне ты будешь стараться применять уверенность. Твоя спина – это ключ к твоему правильному равновесию и координации, понимаешь? Нет спины, нет равновесия, – посланник сделал серию импульсов, объясняя ему, каким образом он должен действовать, и как это будет выглядеть на деле, когда он решит это проверить. – Мне не очень нравится твоя голова, – сделав выжидающую паузу, отметил посланник.

– Что ты имеешь в виду?

– Подбородок и нос должны быть продолжением прямой осанки. Ты можешь слегка склонить голову, чтобы дать глазам больше обзора, но не держи ее в состоянии деформации. Позволь своим глазам блуждать для обзора, при этом смотри так, как я научу тебя это делать, – приняв очередную серию импульсов, Антон научился смотреть, как учит его посланник, меняя дальнозоркость и близорукость и останавливая взгляд на правой стороне переносицы, после переводя взгляд вдаль и вблизь.

– Почему я не знал этого раньше? Ведь это так просто.

– Знал ты раньше этого или нет, какое это имеет значение, если ты не знал про уверенность?

Антон согласился. Про уверенность он знал только по каким-то шаблонам, которым его научило общество. Те, с кем ему приходилось контактировать, не отличались хорошим примером уверенности. Он часто путал уверенность с дерзостью, с необдуманной резкостью, и действовал сгоряча, считая себя правым в ситуации. При этом его действия выходили за пределы спокойствия и холодной расчетливости.

«Так ошибался я, убеждая себя в правоте действий в течение моей жизни, что и не заметил, как стал более неуверенным в себе и оброс щитами в виде глупости и твердолобости», – раздумывал Антон, обдумывая свои ошибки, которые совершал в жизни.

– Какой у тебя рост? – спросил посланник.

– Приблизительно 190 сантиметров.

– Твой рост является твоим комплексом. Именно из-за него ты начал деформировать свою осанку, и твоя голова стала похожа на что-то такое, что не соответствует продолжению твоей правильной осанки. Ее деформированное положение сказывается на твоей спине. Понимаешь меня?

– Кажется, понимаю. Ответь, почему мой рост так важен для тебя сейчас?

– Потому что я хочу тебе кое-что объяснить про твое отношение к людям и про их отношение к тебе. Благодаря этому объяснению ты поймешь кое-что про свой рост, – делая акцент на объяснении отношения, посланник отвлекся на несколько секунд и предупредил, что за ним начали наблюдать. Кто-то из медперсонала вышел из-за двери и осматривал Антона одного, стоящего около металлических стульев вблизи стены. Вид у него был такой, что ему не по себе. Посланник резонировал с его ощущениями и мыслями, он сказал ему, чтобы Антон обернулся, выпрямив спину. Поднял голову, как он обучил его, затем спросил с серьезным видом в чем дело у этой медсестры.

Делая, как объяснил посланник, Антон спросил медсестру:

– В чем дело?

– Здесь что-то случилось или мне показалось? Я слышала какой-то шум, – беспокоилась недоуменно медсестра. Посланник объяснил ему, чтобы он заверил, смотря ей в глаза, что ничего не случилось.

– Ничего не случилось, все в порядке, – посмотрев какое-то время на него и по сторонам, медсестра недоверчиво скрылась за дверью.

– Нужно ли нам уйти из этого места куда-нибудь подальше? – спросил Антон посланника.

– Иди по коридору, после сверни. Твоя задача – замести свои следы.

– Какие следы, о чем ты?

– То есть, по-твоему, ты упал на ровном месте просто из-за скользкого пола?

– Думаю, мы оба знаем, почему я упал.

– Действуй по принципу вопроса относительно меня. Просто иди и сверни куда-нибудь из этого коридора, доберись до того места, где тебя особо никто не побеспокоит. И не забывай держать прямо спину и голову.

Пройдя до поворота на другой этаж прямо по коридору, Антон поднялся на один пролет. Осмотревшись и убедившись, что никого поблизости нет, спросил про то объяснение у посланника. Посланник пояснил:

– Объяснение заключается в том, что ты искал признания и понимания в реакции окружающих. Тебе казалось, что ты их смущаешь своим ростом, именно поэтому хотел подстроиться под них, под их рост и угодить им, деформируя свою осанку таким образом. При этом твое здоровье со временем ухудшалось, твоя жертва для людей оказалась выше твоего здоровья.

– Понимаю твое объяснение. Принесенная мною жертва сказалась на мне. До сих пор я чувствую себя тем, кто не может держать голову прямо и смотреть уверенно.

– Это пройдет со временем, если ты поймешь, что происходит вокруг тебя.

– А как же отношение людей ко мне, что с этим делать?

– Существует два способа принять их отношение. Первый – не принимать их отношения дальше тобою выставленного барьера. Предоставь их самим себе, делая допустимое ограничение, повлиять на тебя простые люди тогда будут уже не в силах, потому что тебе станет все равно на них. Ты сам решаешь, как тебе ставить допустимый барьер для них. Второй – верить их чувствам и их характеру, перенимать их идеи, независимо какими эти идеи являются, правильными или ошибочными. Перед ними ты человек, из которого они могут вить веревки. Если они захотят сделать что-то, чтобы проверить тебя, каков ты есть на самом деле. Они спросят, как тебе больше нравится быть ими, понимаешь? И найдут множество способов, чтобы сделать тебя для этого мягким – таким, каким им нужно.

Я молчал. Посланник оставил серию импульсов, после которых я почувствовал себя в глубокой задумчивости относительно своей жизни. Задумавшись, я спросил посланника:

– Почему второй способ такой бесчувственный?

– Потому что для тебя существует только один способ, как вести себя с людьми – это первый способ. Второй способ ограничивает тебя как личность самостоятельную и независимую. Ты вынужден забыть себя благодаря этому способу и стать чужим даже для себя самого, понимаешь? Ведь ты становишься кем-то другим. Согласись, ведь по большому счету тебе нет дела до людей. Ты их никогда не сможешь в состоянии полностью узнать, кто они и что из себя представляют. Для чего они тебе нужны?

– Ну а как же люди, которым я могу доверять, как мне быть с ними? – посланник одновременно бросил взгляд с моим куда-то выше лба, сказав мне, что это последний вопрос от меня на сегодня, так как дальше нас ждет дело, которое я собирался сделать до его призыва.

– Если в твоей жизни существуют такие люди, то ты должен их научить первому способу, потому что второй способ не годится для жизни настоящей. Если бы кто-нибудь смог действовать исходя из первого способа, он бы наблюдал за тем, как человек, который собрался вить веревки из тебя, был бы подобен дыму для тебя, потому что он разговаривает только сам с собой: себя же обольщает, себя же обманывает.

Твоя задача – лишь дать ему, такому человеку, оказавшемуся перед тобой, на время уверенность, что он все делает правильно, подкидывая ему чувства и объяснения из одной из надетых тобой масок. Если человек, которому ты доверяешь, знает о первом способе, то он станет для тебя твоим другом или кем-то больше, настоящим, живым, – посланник сделал очередь из мысле-импульсов, напоминающих мне и объясняющих о том, как это происходит, и что моя задача – усвоить это и применять. Сделав паузу, посланник сообщил, что после следующего его призыва он объяснит, что значит быть настоящим, живым.

Оставив меня одного на какое-то время наедине со своими мыслями, он сказал, что времени осталось маловато для уроков на сегодня, поэтому мне нужно поспешить со своими перевязками пациентов. Вернувшись в коридор, я пошел в хирургическое отделение, в палату, куда после реанимационной переводят пациентов. Зайдя в палату, поздоровался с пациентом, мужчиной средних лет.

– Здравствуйте, Сергей Борисович, как себя чувствуете? Беспокоят ли вас какие-нибудь боли? – мужчина посмотрел на меня и ответил, что чувствует себя некомфортно и устал, что хотел бы сходить в душ.

Спросив мысленно посланника, что он об этом думает, ответил:

– У людей чудесный организм, он восстанавливается гораздо быстрей, чем, скажем, у животных или других млекопитающих, напоминающих человека. Знал ли ты, что человеческий организм после серьезной операции, или скажем, травмы, нуждается в восстановлении гораздо больше, чем человек, не имеющий травм, потому что его организм требует больших ресурсов для заживления? Представь губку, которая впитывает воду. Организм действует подобно губке, впитывая каждый шанс выздороветь, он ищет возможность это сделать. Подбодри этого мужчину, его организм в этом нуждается, в нем есть силы сопротивляться, он молодец.

– Сергей Борисович, вы молодец. Сейчас я вас осмотрю более детально для смены повязки.

– Скажите, когда я смогу принять душ, здесь ведь есть душ?

– Да, конечно есть, но только пока, Сергей Борисович, вам положено обтирание. Пройдет несколько дней и, вы обязательно примите душ.

– Эх, понятно, могу я еще кое-что спросить?

– Что?

– Еда, она на вкус кажется странной и вязкой. Почему так? Приходится ее есть через силу.

Посланник порекомендовал мне рассказать ему про свойство человеческого организма восстанавливаться со временем благодаря эффекту накопления. Сила жизни берет верх и восстановление требует большего приема пищи, а это значит, что энергия, которая будет поступать с приемом пищи, впоследствии расходуется на восстановление с удвоенной скоростью. Поначалу его организму тяжело бороться после операции, каждое его усилие дается ему с трудом, организму необходимо как восстановление, так и правильное перераспределение ресурсов.

– Скажи ему, если он будет кушать через силу, то через несколько дней, возможно, не только примет душ, но и будет передвигаться самостоятельно.

Мне это и так известно, изучая курс по методичке в медуниверситете много лет тому назад, но то, как видит происходящее посланник, я не смог понять бы, так как раньше понимал это.

Я обратился к пациенту:

– Сергей Борисович, кушайте понемногу. У вас не простое питание, а диетическое, организму сейчас нужно восстанавливаться. Поэтому, если будете кушать через силу, то удивитесь, как через несколько дней сможете даже принять душ. В еде есть нужное количество полезных веществ и к тому же энергия.

– Ну хорошо, ради душа я буду кушать.

– Сейчас мне нужно сделать перевязку вам. Сняв повязку, я сменю ее. Если где-то будут чувствоваться неприятные боли, говорите, – оттянув немного кожу в районе крепления пластыря, я начал снимать полоски пластыря. После увидел присохшую старую повязку, состоящую из марли под антисептиком.

Обработав антисептиком рану, я спросил посланника мысленно, какого ему наблюдать за людьми в таком необычном месте для него? Посланник молчал и дал сигнал, что пристально наблюдает за моими действиями.

Я спросил Сергея Борисовича, аккуратно снимая повязку:

– Не обижаю, Сергей Борисович?

– Да нет, вы что, неприятно только, когда пластырь отдирается, и немного щекотно от этой жидкости.

– Понятно, сейчас сменю вам марлю и после закреплю ее на пластырь, и можете продолжать заниматься вашими делами.

– Да какие у меня дела, я здесь лежу и жду. Понимаете, дача у меня есть, вот там дела.

Сняв аккуратно марлю, я убрал остатки марли и ваты из рубцов от наложенных швов. Далее, обработав повторно антисептиком участок кожи, приложил стерильную марлю, закрепив ее на пластырь, и удалил остатки старой повязки в корзину.

– Итак, Сергей Борисович, если что-то вас будет беспокоить – дайте знать.

– Спасибо, если что и беспокоит меня, то это мой зуб по ночам.

– Зуб? Сейчас схожу за обезболивающими, и зуб ваш перестанет беспокоить на какое-то время.

Посланник сказал, что пациенту необходимо спать по ночам для лучшего выздоровления, потому что сон – это лучшее лекарство.

– Порекомендуй ему выпить обезболивающее не во время боли зуба при пробуждении, а перед тем, как он ляжет спать.

Заверив Сергея Борисовича, что скоро вернусь, я вышел в коридор, направляясь к Светлане Аркадьевне.

Неплохо бы чего-нибудь выпить – подумал я по пути. Например, кофе и обдумать сегодняшние утренние и дневные события. Мне нужно было остаться наедине со своими мыслями, так как я не совсем понимал, что происходит. Дойдя до кабинета заведующей отделением, я обратился к ней с вопросом про зуб.

– Антон, возьми, какие нужно таблетки и выдай пациенту, я разрешаю. А что с твоей рукой случилось? – объяснив ситуацию, как я поранил руку, перетаскивая коробку из комнаты в комнату, сделал виноватый вид. Посмотрев на меня некоторое время, Светлана Аркадьевна встала и подошла к окну, немного приоткрыв его, после она повернулась ко мне и сказала. – Я, конечно, понимаю, что ты ответственный мужчина, но скажи, о чем ты думал, когда перетаскивал коробку и не заметил препятствие перед ногами?

– Я был уставший и хотел быстрее завершить дела, как-то на автоматизме получилось, не ожидал этого, просто шел и думал о том, что приготовить на ужин и тут споткнулся и упал.

Вздохнув, Светлана Аркадьевна сказала, чтобы я был осторожней и смотрел под ноги, потому что так недолго и шею себе свернуть. На этом она закончила, и я вышел из ее кабинета. Спросив посланника о том, правильно ли я сделал, что соврал ей по поводу пробы крови, посланник ответил, что правильно.

– Скажи ты ей, откуда эта проба появилась на самом деле на моей руке, она бы тебя отправила отдыхать с собственноручным заявлением об увольнении. Теперь мне нужно удалиться по своим делам. Ты остаешься один на один сам с собой, помни о тех уроках и применяй их, – прозвучал хлопок, как будто лопнул шарик, накачанный гелием. На какое-то время я почувствовал себя оглушенным им. Посмотрев по сторонам, хотел спросить посланника, что это было, но он уже исчез.

Весь оставшийся день я выполнял различные поручения. Сделав еще несколько перевязок, я помогал в коридоре принимать прибывших пациентов. В конце своего рабочего дня чувствовал себя уставшим, но меня грела мысль, что впереди целых два выходных дня, которые я собираюсь провести с пользой. Я ждал изменений в своей жизни и, кажется, с появлением посланника, она наконец-то трансформируется.

Мысль о посланнике тревожила. Я не знал о нем практически ничего, но он знал обо мне многое, как такое может быть? Я оставался в глубокой задумчивости. Пока что посланник для меня остается загадкой, ведь он с другого мира. Что он или кто он, откуда появился и как существует, а главное, почему я был выбран им для высшей цели? Эти вопросы не давали мне покоя, однажды мне предстоит это выяснить.

Покинув больницу, я двигался домой в сторону метро. По дороге к метро я обратил внимание на усиление ветра. Ускорив шаг, меня беспокоило странное чувство относительно той старой женщины, которую я встретил с утра. Почему я к ней не смог подойти? Какая-то сила меня к ней не подпускала. Разве такие люди существуют? Сам себя накручивая, начал представлять различных медиумов и тому подобных людей с особым взглядом на мир, сравнивая их с той старой женщиной. Наверняка посланник знает, что происходит с ней и почему она так смотрела на меня. Однако сейчас у него свои дела, возможно, такие же темные, как и он сам.

От этой мысли внутри меня пробежал холодок. Я начал быстро бросать взгляды, осматривая, что происходит вокруг. При этом мне казалось, что кто-то за мной наблюдает.

Нужно сбавить шаг, так я чувствую себя неуверенно – говорил я себе, осматриваясь. Вспомнив про уроки посланника, я выпрямился, насколько считал допустимым, поднял голову и продолжил шаг на неспешном ходу. До метро оставалось пройти несколько десятков метров. В метро было теплее, последний порыв ветра остался за его дверями. Прошагав несколько метров к эскалатору, я искал взглядом в рядах людей что-то, что мне бы позволило отвлечься от мыслей о преследовании. Выдохнув и успокоившись, я отвлекся.

Пересев на другую ветку, подумал о выходных и как их провести. Вспомнив про свою мать, и как она выглядит, поймал себя на мысли, что соскучился по ней. Мы с ней так похожи, неплохо бы ее навестить на выходных. Она единственный близкий человек, который у меня остался в этом мире, отца мы давно схоронили.

Вот и моя станция, осталось купить чего-нибудь в магазине. Ветер не утихал, видимо, на улице что-то с погодой не так. Как такое может быть? Я недоумевал, при этом шагал, пригнув голову от встречного ветра рукой. Что это за ураган поднялся? Мой плащ развивался от порывов ветра и его вибрации. Нырнув в тот самый магазин за углом, я заметил, что свет в нем немного мерцает. Донесся откуда-то справа голос мужчины, он вел разговор по телефону с удивленно возмущенным видом:

– Нет, ну ты только представь! Как вырвало дерево у нас во дворе? Наша машина не пострадала? Посмотри на обочину дороги, где она стоит, пожалуйста, я беспокоюсь.

Настроение в рядах людей тревожное. Когда такое было с погодой в последний раз, не помню. Возможно, пару лет назад, и то случаи со сломанными деревьями – это уникальность. Взяв вкусностей к чаю и продуктов на пару дней вперед, я направился уже было к очереди, как вдруг забыл кое-что из молочных продуктов. Вернувшись и взяв молоко с творогом, завершил покупки.

Добравшись до квартиры, хотелось одного – согреться и отдохнуть. Что могло повлиять на меня в жизни, как не события, произошедшие со мной? Задаваясь вопросом о смысле текущих событий, меня интересовало – кто же я теперь? Однозначно остался человеком, вспомнив про слова посланника о том, что я обладал чем-то таким, чему не придавал значения, я делал выводы, основываясь на логике своего ума.

Получается, есть что-то связанное с чувствами, нечто сильное, придающее смысл жизни. Посланник не глуп, ему интересно только то, что важно. Что-то от меня он получил, хорошо, и получает ли что-то дальше, зачем этот дар? Этот взаимообмен с посланником значит что-то большее, что скрывается от меня пока за завесой? Хорошо, на сегодня достаточно мыслей о посланнике, нужно научиться скрывать от него мои настоящие мысли, благо сейчас он и я не одно целое.

Сделав звонок матери, я начал с ней давно запланированный разговор:

– Здравствуй, мама, давно не слышал твой голос, как поживаешь?

– Ой, Антоша, добрый вечер. Все хорошо, ты как?

– В порядке вроде как, работаю. Скажи, мама, давно ли мы последний раз с тобой созванивались?

– Давно.

– Прошло, по моим подсчетам, около двух месяцев. Как ты, жива-здорова?

– Да жива-то жива, вроде более-менее себя чувствую, но ноги иногда так болят, что и не описать словами. Я думаю о тебе вечерами. Как ты? Переживаю.

– Скажи, у тебя на завтра нет запланированных дел? Хотел бы приехать к тебе, у меня два выходных, вот планирую завтра повидаться.

– Ой, да ты что, какие могут быть дела? Важнее встреча с тобой, а вообще знаешь, есть кое-какие дела с утра. Планирую сходить на местный рынок и прикупить продуктов, приготовлю твое любимое блюдо.

– Хорошо, тогда договорились, я приеду к полудню.

– Отлично, буду ждать. Ты так давно не звонил и теперь хочешь приехать завтра, у тебя все хорошо?

– Все хорошо, не беспокойся, просто давно не виделись. Я соскучился.

– Антоша, я так рада, что ты позвонил, сынок. Приезжай, конечно.

– Приеду обязательно. Мама, ты смотрела прогноз погоды, что там?

– Да смотрю вот, на беззвучный режим переключила телевизор. Обещают ночью, что утихнет ураган.

– Ну и отлично. Тогда до завтра, мама, целую.

– До завтра, сынок, приезжай, – договорив с матерью, я чувствовал себя виноватым перед ней.

Последние несколько лет я вел себя по отношению к ней как сын, которому нет дела до того, как она живет. Во мне оставалось что-то такое с моих молодых лет, о чем я и не думал всерьез по отношению к ней. Это было чем-то таким отталкивающим по отношению к ней, чему я слушался. Отсутствовало желание видеться с ней. Весомой причины для этого не было, но я хранил в себе какие-то обиды на нее. Топил эмоции, накатывающие на меня, как поток чувств.

О том, что она одна, и нет никого у нее кроме меня теперь, как она живет и что с ней – всё это меня не беспокоило. Мой внутренний голос подсказывал мне, что нужно перестать держать на нее обиды и вычеркнуть их из своей жизни, так как жизнь не такая уж и длинная, чтобы держать обиды на тех, кого по-настоящему любишь и ценишь. Теперь в моей жизни должно быть свободно место для тех людей, которые смогут его занять в ней и прочно остаться там.

Я увидел, как потоки событий и явлений изменяются в ней. Там не было настоящего смысла для меня до тех пор, пока со мной не случились события, открывшие многое для моих глаз. Знаю, что вел себя как эгоист. Могу оправдывать себя способами, исходящими от вечной мерзлоты сердца. Однако эта эгоистичность забирает у меня сердце, взамен оставляя пустоту, которую я вынужден отражать, двигаясь по жизни. Не могу жить так больше, я изменюсь вопреки этому.