Читать книгу В порывах ветра. Невыдуманная история - - Страница 2

Спустя год, все немного изменилось. Я стала взрослее, мудрее и проще смотрела на жизнь. Раны, что кровоточили внутри, поросли коркой, и теперь я могла продолжать жить дальше. Внешне я тоже изменилась: стала высокой и стройной, на лице появился нежный румянец, щеки чуть округлились, а волосы стали терять цвет колоса и приобретать более темные оттенки. Мне нравилась моя белая, как мрамор, кожа, стройные ноги и аккуратные красивые руки. Я сама себе казалась безумно очаровательной.

Как-то в выходные дни, сидя вечером за уроками, я снова услышала крики. Мама вбежала на кухню, быстрым рывком схватила меня за руку и выставила за дверь. Я сначала не поняла, что происходит, но оказавшись в подъезде, увидела стоящую рядом со мной Лиду. Она смотрела в пол, опустив голову вниз.

– Опять они начали! Словно нет больше других занятий помимо того, как драться друг с другом! – пробурчала Лида.

– Это ненадолго. Дай Бог, зайдем через час или два, а пока давай спокойно посидим под дверью, – тщетно пыталась успокоить я сестру, накрыв ее плечо своей рукой.

– Не надо! Хочешь сидеть, сиди и слушай. Я устала каждый раз терпеть их концерты. Пойду играть на улице, не хочу снова сидеть под дверью, как бездомный щенок, – гневно заявила Лида, стряхнув мою руку с плеча.

– Стой же! Ты не пойдешь на улицу, там темно. Хочешь, иди к соседке, а на улицу не ходи. Вдруг, что случится, а рядом никого не будет, – я попыталась ее остановить.

– Отстань, говорю! Не надо за меня волноваться, вон за них волнуйся, – и махнула головой в сторону двери, за которой кричали родители.

– Давай, и ты не будешь устраивать концерты, Лида!

Вдруг из нашей квартиры донесся надрывный крик мамы:

– Помогите!

Я ринулась к двери и резким движением распахнула ее. На этот раз мама не закрылась на замок. Влетев в дверь, я увидела, искаженное от боли лицо мамы, лежащей на полу, беспомощной и избитой в кровь. Он, как зверь, издевался над ней. Алые капли крови струились отовсюду, стекая на ковер и оставляя следы. Из ее глаз струились слезы, и в этот момент отец прыгнул ей на руку. Послышался хруст костей. Я точно остолбенела от ужаса. Словно ад окружил меня со всех сторон, буря, что закипала внутри меня, разжигалась яростным огнем. Я кинулась на помощь, во мне разгорелась такая злость, что вытеснила всякий страх перед отцом-тираном. Мама, почти бездыханно, лежала на полу, в плену боли и ненависти к своему мучителю. Схватив зонт, который стоял в коридоре, я подлетела к отцу и со всей силы ударила его по голове, вложив в этот удар всю свою ненависть и ярость, отвечая болью на боль. Затем я ударила его еще пару раз, когда он свалился на пол.

– Не смей! Слышишь, не смей ее бить! – орала я на него, возвышаясь над ним с зонтом в руках.

Я повернулась, чтобы помочь маме встать и услышала, как он позади меня поднялся во весь свой рост, а затем наотмашь ударил меня рукой по голове. Вся комната на миг пропала в дымке тумана. Я упала и сквозь размытую призму увидела, как Лида подбежала к нему и пнула его ногой в живот. Затем снова темнота, я пытаюсь подняться, но так тяжело держать свое тело. Оглушенная болью я смотрела, как он бьет Лиду. Мое лицо исказилось от ярости, я снова схватила зонт, который лежал подле меня, и накинулась на него с новой силой, нанося удары куда попало, после которых он уже не смог подняться. Мама была без сознания. Я испугалась и побежала к телефону вызвать скорую помощь, а затем присела рядом с ней.

– Мама… мамочка! Ты слышишь меня? Я знаю тебе больно, но открой свои глаза. Пожалуйста, мамочка, не оставляй нас!

Она вздохнула, и я поняла, что она еще жива. В тот момент я словно состарилась на сто лет вперед, осознавая, какой может стать жизнь, если вдруг мамы не станет. Я сидела и гладила ее по голове, когда увидела, как входят врачи скорой помощи.

– Быстрее! Маме совсем плохо! Помогите ей! – в панике кричала я людям в белых халатах. Их вид вызывал во мне доверие, и в моей голове стучала единственная мысль: «Наконец-то прибыла помощь!». Врачи здесь, а значит теперь с мамой все будет в порядке.

Они быстро осмотрели ее, погрузили на носилки и забрали в больницу. Мы остались дома. Я проводила маму до машины и вернулась. На пороге стояла Лида, на ее лице красовался синяк под глазом, и видно было, что она еле сдерживает слезы. Я кивком поблагодарила ее за помощь и прошла внутрь, где отец уже громко храпел в своем любимом кресле. Благо, нас не было рядом, когда он очнулся. Я не стала его будить от греха подальше. После такой разборки грязь на полу красовалась на самом видном месте, поэтому я решила все убрать, так как мама терпеть не может беспорядок в доме. Отмыла ковер и все, что рядом, от следов крови и прибрала вещи, которые валялись из-за погрома. После этого отправилась в спальню, где уже лежала на кровати Лида, отвернувшись к стене.

– Как думаешь, она выживет? – спросила Лида, поворачиваясь ко мне.

– Надеюсь! Ты спи, завтра будет нелегкий день, – ответила я и присела на кровать.

Лида снова отвернулась, и я, сидя на кровати, ощутила, как болит моя голова. Я сначала и не разобрала откуда такая боль бьет в висках, но затем вспомнила, как получила по голове от отца. Вечер был еще ужасней, чем мы предполагали. Никогда не забуду его дикие глаза и то, как он поступил с нами. Я легла, и медленно проваливаясь в сон, надеялась, что ночью ничего не произойдёт. Волнение за маму зашкаливало, но что-то сделать сейчас я не могла.

Наутро, проснувшись, я сразу же оделась и побежала в больницу, которая находилась в паре кварталов от нашего дома. Я мчалась, как угорелая, чтобы узнать, как там мама. В больнице меня сразу же проводили до ее палаты, видя мое состояние. Она лежала с гипсом на всю руку и спала. Я тихонько подошла к ней и присела на кровать.

– Мама! Ты слышишь меня? Как ты? – обеспокоенно спросила я.

В палату вошел доктор и подошел к нам, окинув меня внимательным взглядом.

– Вы кто?

– Я ее дочь!

– Это хорошо. Ваша мама многое перенесла сегодня ночью. Мы сделали ей операцию. Кто-нибудь еще придет к ней?

Он присел рядом на пустую кровать.

– Нет! Не знаю, то есть… Может, придет отец, – я растерялась. – А что с ней?

– Ничего такого, что могло бы угрожать ее жизни. Сейчас она спит после наркоза, у нее в нескольких местах сломана рука, раздроблены кости в области предплечья. Теперь ей нужна будет ваша помощь, юная леди, – он встал и улыбнулся.

Я не могла смотреть на маму без боли, такую слабую и подавленную. Она всегда казалась мне сильной и волевой, какой-то неземной… а теперь она лежит, беспомощная и несчастная в окружении белых больничных стен. Ей нужна была моя поддержка.

– Вали? – она открыла глаза и посмотрела на меня.

– Да, мама?

– Что ты тут делаешь? – ее голос был слабым и осипшим.

– Я проведать тебя пришла. Ты отдыхай, мам.

– Где отец?

– Он дома спит еще. Я как встала, сразу к тебе прибежала.

– Иди домой, Вал! Отца покорми, дома прибери и в стайку сходи, проведай животных. Не нужно день здесь просиживать.

– Но, мама, я пришла к тебе, дела подождут. Я все успею.

– Иди, давай! Не надо со мной спорить, – она посмотрела на меня, как прежде, со злостью.

– Хорошо.

Мне не хотелось раздражать маму, и я ушла.

Дома отец сидел в своем кресле уже трезвый. Я прошла мимо него в комнату, переоделась и разбудила Лиду. Она нехотя встала и пошла умываться, на лице в ярких красках виднелась картина минувшей ночи. Я прошла на кухню и приготовила завтрак, затем позвала отца и сестру.

– Где ваша мать? – спросил он, усаживаясь за стол.

– Как где? В больнице! – я даже возмутилась.

– Что она там делает?

– Как что? Лежит после операции.

Это было немыслимо. Он делал вид, что ничего не помнит.

– Что? Какая операция? Что ты мелешь? – он начал раздражаться.

– Папа, ты не помнишь, что случилось вчера?

– Нет!

– Так вот! Ты вчера маму сильно избил, она сейчас лежит в больнице с переломом руки в нескольких местах. И нас с Лидой не пожалел… Посмотри на ее лицо! Это след от твоей руки! – мой голос дрожал от негодования.

– Да как ты смеешь со мной так говорить?! – вскричал он, бухнув кулаком по столу так, что посуда жалобно звякнула. – Вон из-за стола, чтобы глаза мои тебя не видели!

Да я и сама не могла больше находиться рядом с этим извергом. Никакого раскаяния за содеянное от него не дождешься. Да как он мог?! Якобы он ничего не помнит… зато я не забуду этого никогда! Вчерашнее событие крепко врезалось в мою память и навсегда оставит там глубокий шрам. Я сидела на кровати, сжав руки в кулаки, и злость кипела во мне, разливаясь по венам.

Я решилась выйти на кухню, чтобы перекусить и убрать со стола только после того, как за ним захлопнулась дверь. Лида сидела необыкновенно тихая и подавленная, не стоило трогать ее сейчас. Ведь я и сама могла справиться со всеми домашними делами без чьей-либо помощи. Лида, итак, натерпелась вчерашним вечером, проявив отчаянную смелость в попытке защитить нас с мамой от озверевшего отца. Пусть отдохнет, придет в себя. До вечера я занималась работой по дому и скотом, приготовила ужин и накрыла на стол, хотя сама есть не стала. Отец вернулся поздно, поел и лег спать.

Последующие две недели я все делала сама, как только прибегала со школы. Маму выписали, и она вернулась домой, но на ее руке красовалась память о минувших выходных. Она не могла делать ничего по дому и не справлялась со скотом.

Как-то мы услышали разговор родителей и поняли, что они собираются продать все хозяйство, так как мама больше не справляется с хозяйством. Отец говорил, что нужно пойти в ЗАГС и расписаться, после чего он получит новую квартиру в недавно построенном доме. Так я узнала, что наши родители не были по закону мужем и женой, а всего лишь сожительствовали.

Отец с мамой расписались и получили новую двухкомнатную квартиру на втором этаже трехэтажного дома, который находился рядом с нашей школой и стадионом. Я тешила себя надеждой, что там наша жизнь хоть немного изменится в лучшую сторону. Мама продала свою стайку, а отец все чаще отправлялся на охоту, так как получил ружье со всеми документами. Теперь мы могли не видеть его по несколько дней в месяц. Пока что он не поднимал руку на мать, потому что выходные проводил вне дома, и у мамы была возможность восстановиться.

Год протекал более или менее спокойно, но я стала замечать, как мама понемногу пристрастилась к выпивке. Теперь и она тоже пьет, то ли от горя в своей жизни, то ли от боли, что терзала ее тело. Я не понимала этого, но сказать ей ничего не могла. Как-то вечером, когда отец остался дома, и они оба сидели за столом в зале, я услышала мамин крик:

– Перестань! Хватит!

Как и прежде субботний вечер превратился в боевой спарринг между выпившим отцом, а теперь еще и выпившей мамой. Так изменилось отношение к спиртному и второго члена в нашей семье. Как говорила мама себе в оправдание: «Я устала бороться с его запоями».

Из зала доносились пьяные крики и ругань. Я сидела, не двигаясь с места, чтобы не накликать беду на себя. Но, увы, в этот вечер без происшествий было не обойтись. От бранных слов родители перешли к драке. Удар за ударом, звон бьющейся посуды и грохот мебели… Внезапно все стихло. И это была та самая пугающая тишина. Я хотела знать, что там произошло, но, в то же время, меня охватило оцепенение, леденящий душу ужас разливался по венам. Воображение рисовало страшные картины, а в голове стучала мысль: «А если все кончено? Что если кого-то из них… О, Боже!». Отчаяние и паника заставили меня зайти к родителям. От увиденного глаза мои расширились, а тело сковал страх. Отец схватил маму за горло, пытаясь задушить. Его обезумевшие глаза налились кровью, а костяшки пальцев побелели от давления. Мама уже практически не сопротивлялась, на шее вздулись вены, из горла вырывались лишь хрипы, и казалось, что жизнь вот-вот уйдет из нее.

–Папааа!

Мой отчаянный крик был настолько громким и пронзительным, что на отца это подействовало, как оплеуха. Он вздрогнул и отпустил маму. Посмотрев на меня ошалевшими глазами, он увидел на моем лице безумную ненависть, боль и страх за то, что он вызывал во мне все эти мерзкие чувства. Это был переломный момент. Воздух в комнате сгустился и смешался с эмоциями и чувствами, которые делали меня глубоко несчастной. Казалось, что все вокруг превращается в дым из отголосков прошлого. Я не знала, что ждет меня в будущем, но именно в тот момент решила для себя, что надо бежать от этого ужаса, как можно дальше. Мне стало страшно за свою жизнь и за то, какой она может стать.

Тот злополучный вечер закончился тем, что родители, как ни в чем не бывало, просто продолжили пить дальше, пока не напились до беспамятства. Когда я пошла проверить их, то увидела, как мама лежит возле стола и ее выворачивает всем, что она съела и выпила за вечер. Картина была крайне неприятной. Я не хотела видеть свою маму в этой пьяной невменяемой женщине, от которой несло рвотой и перегаром. Переборов отчаяние и желание сбежать в эту же минуту, я кое-как подняла ее и потащила в ванную. Ноги не слушались ее, и она навалилась на меня практически всем своим весом в сто килограммов. Мой позвоночник хрустел под такой тяжестью, и все это показалось мне непосильной ношей для хрупкой двенадцатилетней девочки: «Как же я дотащу маму до ванной? Как я вынесу эти постоянные пьянки, скандалы и драки? Неужели я обречена на столь жалкое существование? В чем мое предназначение? Для чего я была рождена на этот свет?!». Видимо злость на свою судьбу и отчаяние придали мне сил, и я все же дотащила маму до ванной, а потом пошла убирать за ней в зал. Лида не осталась в стороне и присматривала за мамой, пока я устраняла последствия очередной пьянки родителей. Я всю ночь не смыкала глаз, опасаясь за маму, которая перебрала с алкоголем, но Лиду я отправила в постель, чтобы дать возможность выспаться хотя бы ей. К сожалению, это были не последние испорченные выходные… У родителей это уже превратилось в своеобразную традицию. После нескольких таких бессонных ночей сестра и вовсе отказалась мне помогать, и пришлось все делать самой.

Так мы привыкли к тому, что теперь еще и мама стала пить. И ко всем моим привычным ежедневным заботам и занятиям прибавились еще и бессонные ночи по выходным. Летом мы все так же уезжали к тете Клаве на целый месяц каторжных работ. Я терпеть не могла эти принудительные работы у той, которую не любила за ее грубость и отстраненность. Меня раздражали ее ленивые дети, с которых Лида брала пример. Со временем отношения с сестрой стали совсем прохладными. Она воспринимала мою доброту к ней, как слабость и пользовалась этим. Как-то мы с ней собрались поехать купаться на мульду, в которой образовался водоем у нас в городке. Я выкатила велосипед, и мы стали решать, как поедем.

–Ты покатишь, я поеду, – сказала мне Лида.

– В смысле? – непонимающе уставилась на нее я.

– Ну по очереди: сначала ты будешь крутить педали, а я сяду на сиденье, а потом поменяемся.

– Ну, хорошо.

Я встала на педали, Лида села позади меня, и мы покатили. Я проехала так минут десять и остановилась, ноги устали и затекли от постоянного напряжения. Лида продолжала сидеть и даже не думала слазить. Тогда я повернулась к ней и сказала:

– Ну что, теперь твоя очередь.

– Нет, давай ты до мульды, а я назад.

Я не стала спорить и покатила дальше. Мы искупались, поиграли с ребятами и поехали домой. На половине дороги, словно под гипнозом, я понимаю, что снова кручу педали, а она просто сидит сзади и держит меня за плечи. Таких случаев, когда она пользовалась моей наивностью, было очень много, и постепенно наши отношения рушились.

К бабушке я по-прежнему ездила с большим удовольствием. Любила ее до безумия! Все неприятные воспоминания постепенно затерлись в памяти. Да и в возрасте двенадцати лет все более осознанно, чем в детстве.

Я уже не была ребенком, но и взрослой еще не стала. Однажды, я пришла со школы домой, и мне вдруг стало как-то не по себе: голова закружилась, ноги подкосились. Я присела на стул и увидела, как по ноге скатилась алая капля крови. Меня охватил страх. Поддавшись панике, я подумала, что умираю. Дома был только отец, и я побежала к нему.

–Папа! Папа! Что со мной?! Мне кажется, я умираю!

Отец, как всегда, сидел в кресле и в недоумении смотрел на меня. Он не мог понять, что произошло, и ждал от меня хоть каких-то объяснений.

–Папа! Ну чего ты молчишь? Я же говорю, что умираю! У меня идет кровь оттуда!

Он посмотрел, куда я указывала, и усмехнулся.

–Ты не умираешь, глупая! За этим тебе к матери, она скоро придет. А пока подложи себе что-нибудь, чтобы ничего не замарать.

Он был так холоден и равнодушен, как будто это было нормой.

Я не знала, что со мной происходит. Впервые в жизни, я была так напугана, что даже боялась сделать неверный шаг. Минуты, оставшиеся до прихода мамы, казались мне целой вечностью. Послушав совет отца, я подложила чистую тряпочку и смирно ждала. Время текло настолько медленно, что за эти полчаса я успела напридумывать себе самое страшное. И когда мама, наконец, появилась на пороге, я уже была на грани нервного срыва в ожидании «приговора», который она мне огласит.

– Мама! Мама, я… у меня тут такое!.. – я не находила слов.

– Ты же видишь, я только вошла! – грубо и холодно оборвала меня она несмотря на то, что в глазах моих стояли слезы.

Но я больше не могла ждать. Для меня жизненно важно было выяснить все прямо сейчас. Поэтому я выхватила из ее рук сумки, отнесла на кухню и снова подскочила к ней. Приблизившись к ее лицу почти вплотную, я прошептала ей:

– Мама, у меня проблема. Папа сказал, что ты мне поможешь.

– Ну что там, говори?! – она начинала нервничать, что я никак не отстаю от нее.

– У меня оттуда идет кровь, – я указала ей ниже пояса.

– И всего-то? – усмехнулась она, обула тапки и прошла на кухню, – Это то, что теперь каждый месяц будет происходить с тобой. Ты стала девушкой.

– Что это значит? – я не понимала, о чем она.

– Вот же глупая! Теперь ты – девушка.

И она подробно рассказала мне то, что должна была объяснить еще пару лет назад, чтобы сейчас, когда время пришло, это не было для меня полной неожиданностью и не заставило со страхом ожидать смерти.

Мой внутренний мир перевернулся. Я пыталась переварить информацию. Единственное, о чем я могла сейчас думать, так это то, что я не умираю. Это радовало больше, чем беспокоило осознание происходящего. Я сделала все, как велела мне мама и ушла в свою комнату, чтобы как-то отвлечься с книгой в руках. Когда пришла Лида, я уже с головой ушла в мир грез и была полностью поглощена увлекательным сюжетом.

– Опять читаешь? – с усмешкой сказала она.

Несмотря на то, что Лида была на год младше меня, она все равно считала меня никчемной заучкой и постоянно подтрунивала надо мной. Я не обращала внимания на ее колкости, но боялась ее кулаков. Бить она умела, да и силы богатырской ей было не занимать. Еще в детстве я поняла, что кулаки родных людей бьют больнее, и никак не могла объяснить поведение своей сестры. Дать сдачи я тоже не могла, она была намного сильнее и отмахивалась от меня, слово от надоедливой мухи.

– Лида! – крикнула мама из кухни.

– Иди, она тебя зовет, – приказным тоном сказала мне Лида.

– Но она звала тебя! – в недоумении ответила я.

– Нет, она звала тебя! Так что иди и не зли ее.

Лида подошла вплотную и угрожающе посмотрела на меня.

– Я не пойду! Мама позвала тебя, так ты и иди, – решительно настаивала я на своем.

После недолгого молчания она резко схватила меня за косу и стащила с кровати. От неожиданности я растерялась и даже не поняла, что произошло. В недоумении хлопая глазами, я попыталась подняться, и тут же получила оплеуху по щеке. От мощного удара в голове зазвенело, и резкая боль пронзила голову.

– Я сказала, иди к ней! Если, конечно, ты не хочешь добавки? – злобно прошипела она мне в лицо, намотав мою косу на кулак.

И я пошла. Что еще мне оставалось делать?.. Конечно, надо было дать сдачи, хорошенько отлупить ее, да так, чтобы она раз и навсегда запомнила, что не стоит связываться со мной. Но я не могла… Честное слово, не могла! Я подумала, что книги, которые я читаю, пишут люди из другого мира: где сестры любят друг друга и делятся секретами, а родители живут в любви и уважении, холят и лелеют своих детей. Чтение было для меня попыткой убежать от суровой реальности в лучший мир.

– Мам, звала? – робко спросила я.

– Да! Почему так долго? И звала я, кстати, не тебя. Где сестра? – мама явно была не в духе.

– Она в комнате, – опустив глаза в пол, ответила я.

– Почему она не пришла?

– Не знаю, мам. Тебе чем-то помочь? – с дрожью в голосе спросила я.

С неким опозданием на меня накатила обида и на глаза навернулись непрошеные слезы. Она повернулась и окинула меня насмешливым взглядом, в котором проскользнуло легкое презрение.

– Снова получила оплеуху? Когда ты уже научишься себя защищать? Ты слабая и рассеянная. Вечно витаешь в облаках, пора спуститься на землю.

– Мама, тебе чем-нибудь помочь? – снова спросила я.

– Да, помой посуду и почисть картошку. Надо готовить на стол. Но если ты продолжишь так жить, то жизнь будет пинать тебя под зад каждый день. Ты все поняла?

Она говорила сухо и без лишних сантиментов. Но я была благодарна ей за эти слова, потому что в них чувствовалась забота обо мне. Я была ей небезразлична, и она, как могла, пыталась научить меня жить и уберечь от лишних ошибок и разочарований.

Я любила свою маму! Помню, как она рассказывала мне о том, что в детстве мечтала стать балериной, и как сразу после ее рождения, врач в роддоме просил у бабули разрешения забрать ее на воспитание. У него не было своих и детей, и они с женой мечтали о дочери. Но баба Дуня отказала ему. Она любила свое дитя несмотря на то, что дочь была у нее восьмым ребенком. Мама же считала, что таким образом баба Дуня испортила ей всю жизнь. А вот вырасти она в семье врача, и стала бы тем, кем мечтала. Вскоре и я начала грезить мечтой стать балериной. Но в нашем городе не было школы балета, и мои надежды стать примой на сцене Большого театра растаяли, как дым.

У каждого из моих родителей были свои способности и таланты. Отец играл на многих музыкальных инструментах, а мог и машину разобрать на детали и собрать заново. Про таких говорят: мастер на все руки. Он никогда не боялся работы, какой бы тяжелой и сложной она ни была. Моя мать обладала необыкновенным голосом и очень красиво пела. Каждая нота в ее устах имела чистое звучание и завораживала, словно вы находитесь в оперном театре Ла Скала. Но родители совершенно не умели дарить нам и показывать свою любовь.

Я так глубоко погрузилась в свои мысли, что уже не слушала слов мамы. Скорее всего она, как всегда, попрекала меня за неловкость и мечтательность. Но мне было все равно, я представляла себя героиней романа.

Мы с мамой приготовили ужин, и все вместе сели за стол. Трапеза, как обычно, проходила в полной тишине: говорить за столом было запрещено строго-настрого. За каждое слово во время еды нас били ложкой по лбу.

После ужина, каждый занялся своими делами, я же, как всегда, осталась убирать со стола. Все просто: есть тот, кто тащит и тот, кто едет верхом. Я была той, кто тащит. Менять привычный распорядок у меня не было сил, тем более что этот день и так принес с собой волнительные события, к которым я была не готова. Конечно же, если бы у меня были подруги, возможно, я бы знала, что такое может произойти со мной в ближайшее время. Некоторым девочкам, мамы все-таки объясняли заранее подобные вещи, чтобы они не пугались и понимали, что с ними происходит.

Закончив уборку на кухне, я пошла в комнату, где меня уже ждала Лида. По ее лицу я сразу поняла, чего она от меня хочет.

– Сделай мое домашнее задание, – нагло заявила она и улеглась на кровать.

Ругаться снова мне не хотелось, поэтому я просто сделала то, что мне сказали, и легла спать.

На следующий день, с непривычки, я все еще чувствовала себя некомфортно, и поэтому не пошла играть с ребятами в хоккей.

Прошло немало времени, и с наступлением холодов зима вступила в законную силу. Вечера наполнились тишиной и мерцанием снега под мягким светом фонарей, а мои дни новыми красочными событиями. Я впервые побывала в кинотеатре, где показывали интересный иностранный фильм. Меня пригласили погулять, и в тот день я разбила свою копилку, в которой был один рубль. Это было целое состояние. На эти деньги я посмотрела фильм, купила мороженое, газировку и еще осталось на следующий раз. Вечер был незабываемым.

Я была молода, красива и популярна за пределами своего дома, ощущала себя полноценной и живой. Каждый парень хотел добиться моего внимания, а девочки мечтали оказаться на моем месте. Их зависть я ощущала так сильно, что порой меня это смущало.

Только выходные дома не менялись и проходили так же мрачно, как и раньше. Так еще один субботний вечер пополнил копилку ужасных и болезненных воспоминаний. Отец, как обычно, после тяжелой трудовой недели пришел домой, поужинал и сел пить свой ядовитый напиток. Рядом с ним присела мама. Мы уже давно привыкли к тому, что по выходным все вечера превращались в попойку. Вскоре до нас донеслись крики и ругань. Мы с Лидой затаились в своей комнате и сидели тихо, как напуганные мыши, отчаянно надеясь на мирное разрешение конфликта между пьяными родителями. Но в этот день не обошлось только скандалом.

В ушах раздался страшный шум, удары сыпались один за другим, мама кричала. Я выбежала к ней. Все происходило, как во сне, замедленно, казалось, я очутилась в другом измерении. Отец стоял в верхней одежде и кирзовых сапогах. Видимо, собрался куда-то уйти, и именно это стало причиной раздора. Его кулаки мелькали в воздухе и нещадно молотили маму, и вот она уже лежит на полу. Отец поднял ногу в кирзовом сапоге, чтобы ударить, забить, запинать маму… Не помня себя от страха и ужаса, я кинулась к ним. Страшный удар! Невыносимая боль, хруст переломанных костей и мое колено словно провалилось. Из моего горла рвался истошный вопль. Хоть и случайно попал по мне, до отца сразу дошло, что он натворил. Мама, забыв о своей боли, поднялась с пола, подхватила меня, и вместе с отцом перенесла меня на диван. Рассудком, замутненным алкоголем, они тщетно пытались сообразить, что делать. После недолгих раздумий, мама сбегала в туалетную комнату, принесла полотенце, смоченное чем-то желтым, приложила его к моей ноге и перевязала тряпками.

Везти меня в больницу посреди ночи никто не собирался. Дожидаться утра было настоящей пыткой, нога горела адским пламенем, боль не утихала ни на секунду. Промучившись всю ночь, я, как наивный ребенок, ждала, что меня отвезут в больницу, где мне помогут. Но мы поехали в другой конец нашего городка к бабке, которая считалась костоправом.

По дороге каждая кочка отдавалась невыносимой болью, и тут уж я не сдерживала себя и орала что есть мочи, пытаясь таким образом облегчить свои страдания. Честно? Это не помогало. Боль не унималась и полностью охватила всю ногу, жгла точно раскаленным железом. Когда мы наконец доехали до бабки, меня занесли в дом, а уже через пять минут она стояла надо мной и что-то говорила. Эта поездка так измотала меня, что, казалось, я вот-вот отключусь. И хорошо, что я действительно так изнемогла, что потеряла сознание. Не знаю, что там происходило, но очнулась я только в машине по дороге домой. Вместе с сознанием ко мне вернулась страшная мучительная боль, как будто меня свозили к бабке просто так, а лечения никакого и не было.

По возвращении домой мне помогли подняться и снова уложили в кровать. Как я поняла позже, та бабка все-таки вправила мне колено на место, чем-то смазала, перевязала и отправила домой. Боль не проходила довольно долго, ходить и двигать этой ногой было невыносимой мукой. Но со временем все раны заживают, хотя их отголоски могут преследовать на протяжении всей жизни.

Единственное что меня радовало в те дни, когда я оставалась дома в ожидании полного заживления, это то, что я могла бесконечно отдаваться чтению. Заставлять делать меня, что-то по дому не могли, так как я была практически недвижима. А я наслаждалась книгами и своими мечтами. Но радовало еще кое – что, моя сестра Лида была вынуждена работать по дому и делать все беспрекословно, так как мама приказала не трогать меня, пока все не заживет. Время было тихим, и даже в выходной все прошло спокойно. Пусть они и пили, но в этот раз все обошлось без разборок.

Я выздоровела и снова вернулась на учебу, конечно же, вместе с тем вернулась и наша прошлая жизнь.

Все выходные проходили ужасно, но были особенно страшные случаи. В один из вечеров, когда отец и мать присели выпить, я спряталась у себя в комнате, читая новый роман, который взяла в школе. Лида была дома и сидела на кухне. Я не поняла, с чего начался сыр-бор, но слышала отрывистые крики, доносящиеся из комнаты, где они сидели.

– Я убью тебя стерва! – кричал отец на мать

– Угрожаешь мне?! Давай, стреляй! Что ты, трус, испугался? – мамин крик сорвался на истерический визг.

Я выбежала из комнаты и увидела, как отец держит ружье, нацелившись маме в голову. Она не боялась его, в ее глазах полыхали лишь боль и ненависть. Я поняла, что если их не остановить, то он точно сделает так, что мы останемся сиротами.

– Папа! – крикнула я. – Убери ружье, не надо, пожалуйста!

– В комнату иди!

Он даже не повернул голову в мою сторону.

– Папа, ну прошу тебя!

– Я сказал, в комнату иди, – и он ударил ее прикладом в лицо.

Я подскочила и закрыла маму собой, но это только взбесило его. Он резко замахнулся и зарядил прикладом мне в голову. Я упала и на мгновение отключилась, но дикий страх быстро вернул меня к страшной действительности. На моих глазах озверевший отец жестоко колотил мать кулаками. Так не бьют, так убивают!

Стало понятно, что на этот раз нам самим не под силу справиться с обезумевшим отцом. Кое-как поднявшись на четвереньки, я поползла к телефону, чтобы вызвать милицию. Кровь из разбитой раны стекала мне на глаза, застилая взор. Отец не останавливался и в драку вмешалась Лида, но тоже получила сполна. Мы отбивались с ней, как могли, пытаясь своими маленькими телами укрыть от побоев маму, которая даже не могла подняться с пола. Мне было безумно страшно. Единственная надежда была на скорейший приезд милиции, которая забрала бы его подальше от нас. Туда, где он протрезвеет. Удары со всех сторон сыпались градом, и боль полыхала по всему телу. Кулаки осатаневшего отца мелькали в воздухе, с силой врезаясь куда попало, будь то голова или тело его жены или детей. Мы в ужасе кричали, но не отступали ни на шаг. Я видела, как у Лиды из носа хлещет кровь, смешиваясь с моей и маминой. Я уже не понимала, что происходит, и лишь какой-то дикий страх за жизнь мамы держал меня в сознании. Казалось, что это не закончится никогда. Но тут в дверь, наконец, вошли два здоровых молодых милиционера и остановили его.

– Дядь Сереж! Что с вами? Успокойтесь, присядьте!

Они с усилием, но достаточно мягко взяли его под руки и усадили в кресло. И только потом приподняли нас.

– Кто вас позвал? – спросил их отец.

– Неважно! Зачем же вы так? Семью калечите, сами вон как напились. Давайте-ка, ложитесь спать, – они говорили с ним в уважительном форме.

– Вы что, не заберете его отсюда? – выкрикнула я.

– Твой отец, милочка, на доске почета в городе. Все ценят его и уважают. Бывает иногда, сорвался он, пройдет. Выспится, а на утро прощения попросит, – говорил один из них.

– Как же так?! Вы что? Он не первый раз такое творит, а вы все ему прощаете? – злилась я.

– Приберись тут, девочка! Негоже на отца своего так…

Они ушли, а мы остались наедине с извергом, в котором я с трудом узнавала отца. Я подняла маму с пола и помогла ей лечь на диван. Лида ушла в ванную, чтобы отмыть кровь и привести себя в порядок. Отец сверлил меня ненавидящим взором.

– Гадина ты какая! Родного отца в милицию сдать решила? Да как ты посмела?! Жалкое отродье, ты мне не дочь! Глаза б мои тебя не видели! – с невероятной злобой выплевывал отец ругательства в мой адрес, и каждое его слово жгло меня, словно каленным железом.

– Прочь отсюда, мразь!

Последние слова он злобно прошипел мне прямо в лицо, и внутри все похолодело от страха, что он снова ударит. Я вся съежилась и невольно прикрылась рукой, но за этим ничего не последовало.

Я поспешно ретировалась в свою комнату, и тут меня накрыла волна ненависти. Меня душили запоздалые рыдания, с хрипом вырываясь из горла. Мне было больно, и боль моя была неизмерима. Кровь из раны струилась по лбу, и с кончика носа капала на пол. Злость во мне росла, ширилась и становилась необъятной. Ненавижу! Его ненавижу! Ее ненавижу! Все ненавижу! Я ненавижу то, чем стала моя жизнь, ненавижу то, кем стала я. Я слаба телом и духом, не могу постоять за себя, и некому мне помочь. Невыносимая тоска поглотила во мне все доброе, хорошее и светлое. В моей душе поселилась тьма и зарыла теплые чувства.

Еще несколько раз то же самое повторялось от субботы к субботе: он угрожал ружьем, избивал, крушил вокруг все и вся. А я вызывала милицию, в тщетной надежде, на иной исход. Они же, как обычно, равнодушно отмахивались от меня, не желая вмешиваться в семейные конфликты. Похоже, наша доблестная милиция искренне верила в то, что такой уважаемый человек, как мой отец, не может совершить ничего предосудительного. Я искренне недоумевала, почему правоохранительные органы бездействуют. Неужели почетное положение и всеобщее уважение в городе дают ему право творить беспредел в семье, подвергать физическому насилию и душевному истязанию своих близких?! Где искать помощи? Как освободиться от отцовского гнета? Никто не мог защитить нас от домашнего насилия. Милиция была слепа к происходящему у нас дома и глуха к моим мольбам. А больше помощи ждать было не от кого.

То, что творилось дома, там и оставалось. Вне домашних передряг я была совсем другим человеком и чувствовала свою значимость. Мне доверяли, ко мне прислушивались. Я стала пионервожатой, любые поручения и задания выполняла четко и своевременно. В школе все учителя хвалили меня и ставили в пример остальным. На улице я была популярной и веселой девчонкой, с которой хотели подружиться все. У меня было пятеро друзей. Мы вместе ездили на мульду и гуляли по скверам. Я старалась отделить себя от того места, которое называла домом. Лишь выйдя за порог, я ощущала свободу. Она пьянила меня, придавая сил и уверенности. За пределами дома я не была беспомощной, неспособной повлиять на что-либо. Ведь я могла контролировать свою жизнь, заниматься тем, что мне нравиться, ставить перед собой цели и задачи и добиваться их. В любом спорте, школьном предмете, соревновании я всегда была первой. Меня пригласили в хор, где я проводила все свободное время. Мы начали ездить по городам и давать концерты. Я отстранилась от того, что казалось мне мукой и жила лишь для себя. Больше не было того ребенка, который верил, что все может измениться. Я потеряла веру в семью, но приобрела веру в себя, которая теплилась глубоко в душе, зародив росток надежды на счастливое будущее.