Читать книгу Золотой век предательства. Тени заезжего балагана - - Страница 4

Глава 2. Тэцудзи

Оглавление

На Дайси́н опустились сумерки, которые принесли с собой живительную прохладу, и принцу Тэ́цудзи впервые за весь день удалось вздохнуть с облегчением.

Ему всегда нравилось солнце, но сегодня очередной жаркий день обернулся настоящей пыткой. Из-за распахнутых настежь ставен не долетало ни единого дуновения ветерка, а от запаха моря, который в Дайсине чувствовался везде, куда бы ты ни отправился, Тэцудзи мутило так сильно, будто он пустился на утлой лодчонке прямиком в разрываемые бурей воды.

Всё началось ещё утром, с того самого чая, о котором принц столько слышал в последнее время. Рецепт этого напитка был придуман аптекарем из какого-то глубокого захолустья, название которого Тэцудзи даже не трудился запомнить. Слухи о чудесных свойствах чая быстро дошли до самого императорского двора. Говорили, что всего один глоток напитка придавал телу и разуму бодрость и силу. А некая благородная госпожа, чьё имя мы не станем упоминать здесь, дабы не подпитывать её и без того раздутое самомнение, клятвенно заверяла всех и каждого, кто готов был её выслушать, что этот чудесный чай вылечил мигрень, от которой она страдала с самого детства.

Разумеется, принц Тэцудзи, который по мере сил своих старался следовать всем новомодным веяниям, то и дело охватывавшим столицу, тут же вознамерился как можно скорее испытать действие этого чая на себе, и потому вскоре по его приказу напиток был доставлен во дворец.

Однако, стоило принцу сделать первый глоток, как лицо его тут же скривилось.

– Редкостное пойло, – проворчал принц, отставляя недопитую чашку в сторону. – И чего все так нахваливали его, ума не приложу!

Напиток оказался жутко кислым и отдавал неприятным душком – словно прежде на чайных листьях извалялось какое-то животное. Поэтому принц приказал немедленно «вылить к демонам» этот чай и принести ему другой.

После завтрака принц намеревался отправиться на охоту вместе с пятью своими приятелями. Все они были людьми молодыми, родовитыми и бессовестно богатыми. С принцем Тэцудзи, который любил проводить время с удовольствием, весельем и порой обильными возлияниями, эти юноши – «цвет нации», как иногда говорили о них собственные отцы, – быстро нашли общий язык. И с подачи самого принца стали называть себя «Шестёркой бессмертных» – в подражание великим поэтам древности, которые снискали вечную славу своими гениальными песнями. Правда, оставалось не до конца ясным, какую славу намеревались оставить по себе эти молодые люди. Если им хотелось, чтобы потомки запомнили их как кутил и бессовестных мотов, то они были на правильном пути.

Тэцудзи, как самому знатному в «Шестёрке» и самому влиятельному, товарищи подражали во всём, что бы он ни затеял. Разгуливать по окрестностям дворца босиком? Раз принцу дозволено, то почему бы и остальным не последовать его примеру! Запустить в приёмную императора с десяток квохчущих куриц, чтобы заставить подобострастно трясущихся министров полдня отлавливать перепуганных птиц? Лучшей забавы и представить трудно!

Что бы принц ни придумывал, ему и его подпевалам всё рано или поздно сходило с рук. Императрица заступалась за сына перед своим царственным супругом, лицо которого темнело всякий раз, стоило в его присутствии упомянуть имя единственного оставшихся в живых наследного принца, Та́йга-но Тэцудзи. Как бы ни хотелось императору преподать хороший урок непутёвому отпрыску, устоять против слёз и мольбы своей супруги он не мог.

Любимым развлечением принца была охота. В последние месяцы он начал охотиться на заморский манер, с собаками, которых светлоглазые северяне из Хьордланда привезли в подарок ко двору императора. И приятели Тэцудзи также были без ума от того, как охота с собаками заиграла новыми красками. Особенно нравилось им, как псы грызлись с лисами – однажды от такой потехи один из «Шестёрки» чуть не надорвал живот от смеха.

Сегодняшней охоты Тэцудзи ждал с большим нетерпением. Он предвкушал, как будет мчаться на своём Громе, как ветер будет трепать чёрную гриву коня и свистеть у принца в ушах, как собаки будут подвывать, беря след, и как будут задорно гикать товарищи из «Шестёрки»…

Но не успел принц Тэцудзи при полном охотничьем облачении выйти из своих покоев, как ему вдруг сделалось дурно.

В северном крыле дворца, где изволил проживать принц, поднялась страшная суматоха. Белые от испуга служанки сновали туда-сюда с вёдрами и тазами, полными воды. Наследный принц всегда отличался отменным здоровьем, и потому теперь, когда он внезапно занемог, все были в смятении.

На́о, личный прислужник принца, сразу же помчался за придворным лекарем. И тот не заставил себя долго ждать. Седой и полнотелый старичок с живыми и блестящими глазами внимательно выслушал все жалобы принца на странный чай, который он выпил перед завтраком.

– Принесите мне этот чай, – велел слугам лекарь, осмотрев принца. – Посмотрим, чего там намешали.

Теперь на уши подняли уже половину дворца, но ни пресловутого чая, ни человека, который доставил его, найти так и не удалось. Начальник стражи, боясь, как бы этот скандал не достиг ушей императора, самолично отправил в город небольшой отряд самых доверенных людей, чтобы разыскать того, кто пытался навредить принцу.

Однако вскоре лекарь заключил, что здоровью и жизни наследного принца ничего не угрожает, и суматоха во дворце немного улеглась. Поиски негодяя к тому времени так и не увенчались успехом, и потому стражников отозвали, дав на отряд пару кувшинов вина и мешочек, полный серебряных сэнов, – лучшего способа замять слухи о том, что произошло сегодня во дворце, и придумать было нельзя.

* * *

Дайсин был столицей империи Тейсэн со времён первого императора Да́йго – родоначальника великой династии, угасшей почти четверть века назад. За свою более чем тысячелетнюю историю Дайсин многое повидал и даже отстраивался заново, как то было после смуты клана Ме́йга, когда почти вся столица выгорела дотла. Неизменным оставалось лишь расположение города – со времён первого из Дайго Дайсин стоял у моря, в тихой гавани, которую с обеих сторон обступали две горы, Ота́цу и Цумэта́цу.

Дайсин напоминал постаревшего, потасканного жизнью, но всё ещё хорошего собой придворного, который одевался в пускай и старые, но дорогие шелка, умащивал свои холёные белые руки ароматными кремами и даже слегка подкрашивал губы, чтобы они выглядели более молодыми и свежими.

По большей части Дайсин не отличался от многих других крупных городов. Всё было предельно просто. Если у тебя в кошеле завалялась пара лишних сэнов и платье не успело сильно истрепаться в дороге, то ты всегда был желанным гостем в рёка́нах и чайных. А если в карманах у тебя было уже с неделю как пусто, и выглядел ты, как Бог Бедности в его лучшие годы, то Дайсин отвращал от тебя свой взор с брезгливым выражением на тонкокостном и бледном лице.

Словно искушённый долгой жизнью при дворе аристократ, Дайсин всегда точно знал, как правильно нужно подать себя, чтобы оказаться в наиболее выигрышном положении. Этот город был хорош в любое время суток – недаром вот уже не одно столетие многие прославленные поэты называли столицу империи Тейсэн «жемчужиной, стоящей у моря».

Что касается блеска и красоты богатых кварталов, то тут мастера художественного слова не покривили душой: чем выше над уровнем моря стояли усадьбы, тем роскошнее они выглядели. Сюда не долетали запахи с рыбных рынков: император и его приближённые наслаждались ароматами цветов и благовоний, которые курились на домашних алтарях.

Бедняцкие же кварталы являли собою зрелище поистине жалкое: лишь во время больших празднеств, будь то Новый год или Обо́н, свет от бумажных фонариков хоть немного скрадывал убожество ветхих деревянных лачуг, потемневших от времени. И люди, и стены их жилищ были насквозь пропитаны рыбной вонью – многие жители этих кварталов промышляли рыболовством, которое хоть как-то могло прокормить их семьи.

Принц никогда не бывал в городе дальше рыночных рядов, да и ни к чему это было. Жизни бедняков его не интересовали: он едва ли вообще сознавал, что они существуют. Лишь во время его восшествия на престол вся столица соберётся посмотреть на своего нового правителя. В этот славный день даже самые опустившиеся доходяги наскребут последние гроши, чтобы хватило на общественную баню. Они будут наравне с остальными жителями Дайсина приветствовать его императорское величество и желать долгих лет жизни, а потом так же радостно кутить в ближайшем кабаке-идзака́я – в дни больших праздников в столице выпивка всегда была бесплатной, так уж повелось.

И больше пути принца и нищих никогда не пересекутся. Тэцудзи вернётся в свой пятиярусный дворец, с высоты которого ему откроется блестящая гладь моря и две горы, между которыми стоит Дайсин.

А бедняки вернутся туда, откуда пришли, в свои провонявшие рыбой лачуги – где им, в чём Тэцудзи нисколько не сомневался, было самое место.

* * *

Промучившись несколько часов от расстройства желудка, только к вечеру принц Тэцудзи, наконец, почувствовал себя гораздо лучше.

Смех и радостные выкрики праздных горожан далеко разносились в напоенном вечерней прохладой воздухе – их отголоски были слышны даже на третьем ярусе дворца, где располагались покои принца. Тэцудзи с нескрываемой завистью вслушивался в ликующие голоса людей и всем сердцем проклинал так некстати навалившуюся на него слабость.

Подумать только, целый день был потерян напрасно! Ни тебе охоты, ни ужина в обществе красивых и уточнённых девушек, которые так и вились вокруг принца и его окружения, словно стайка пёстрых птичек… Будто немощный и всеми позабытый старик, Тэцудзи лежал в своих покоях и предавался сожалениям об упущенных возможностях.

Наконец, когда ему наскучило и это, принц кликнул своего прислужника:

– Эй, Нао, принеси-ка мне одежду! – От расстройства его весь день бросало то в жар, то в холод, и принцу хотелось как можно скорее переодеться во всё чистое.

Но никто не отозвался. Крикнув ещё пару раз и услышав в ответ только глубокую тишину в коридоре, принц побагровел от гнева.

– Да чтоб вас всех! – от души выругался он.

Встать Тэцудзи удалось не сразу. Слабость ещё не до конца отпустила его, и он побрёл к комоду, едва переставляя ноги. По дороге он то и дело искал дополнительную точку опоры: ею с успехом послужила сначала ширма, с трудом устоявшая, когда принц всем весом навалился на неё, а потом и стена, в которую Тэцудзи уткнулся лбом, пытаясь побороть охватившую его дурноту.

После всех мытарств принцу наконец удалось добраться до комода. Стоило ему перевести дух, как он тут же разразился ругательствами: где же демоны носят этого Нао, когда он так нужен? Не иначе как опять улизнул к этой девчонке-прачке, которая в прошлом месяце начала работать во дворце. У принца на подобные дела был нюх, и ещё какой! Неспроста Нао вдруг весь как-то приосанивался, когда эта девчонка со своими вечно хихикающими подружками проходила мимо.

Но любовь любовью, а пренебрежение к собственной особе принц не прощал никому. Скривившись от досады, Тэцудзи твёрдо решил, что прикажет всыпать Нао с десяток ударов палкой, когда тот посмеет приползти обратно. Пусть раз и навсегда запомнит, кому он служит.

На то, чтобы добраться до комода, у принца ушли все силы. Он опустился на пол и раскинул руки в стороны. Ставни были по-прежнему раздвинуты, и ветерок, задувавший в комнату, приятно холодил разгорячённое болезнью тело принца. Он прикрыл глаза.

Зашелестели бумаги на столе. Что-то едва слышно звякнуло в дальнем углу комнаты, и Тэцудзи вдруг отчётливо ощутил на себе чей-то взгляд.

«Ну погоди, Нао, вот я тебе устрою!» – со злорадством подумал принц и открыл глаза.

Над ним склонился какой-то высокий и худощавый человек, одетый во всё чёрное – лишь на широком поясе тускло блеснула серебром какая-то мудрёная вышивка. Лицо незнакомца было почти полностью скрыто под конусообразной соломенной шляпой с длинной кривой трещиной. Из неё на принца уставился немигающий чёрный глаз с едва заметным красным отливом.

Этот странный пришелец был ни капли не похож ни на кого из обитателей дворца, и принц вздрогнул.

– К-кто вы такой? Что вам здесь нужно? – принц постарался придать своей интонации строгость рассерженного будущего императора, но голос его предательски задрожал.

Человек молчал, продолжая буравить принца взглядом из-под старой соломенной шляпы. Откуда он здесь взялся? Тэцудзи готов был поклясться, что не слышал ни шороха отворяемых дверей, ни шуршания шагов по татами.

Не из воздуха же он появился, в конце-то концов?

– Где Фусе́цу? – наконец просипел пришелец, ещё ниже склонившись над принцем.

Фусецу, или «Рассекающий ветер», – так назывался старинный клинок, который был одной из трёх наиважнейших императорских регалий. Говорят, он принадлежал самому императору Дайго – родоначальнику великой династии, которая правила Тейсэном больше тысячи лет.

От неожиданного вопроса принц совершенно растерялся. Имя клинка знали лишь особо приближённые ко двору особы. Откуда этому оборванцу было известно о мече?

– Понятия не имею, как ты узнал о нём, – покачал головой Тэцудзи, – но ты же не думал, что я держу его у себя под подушкой, правда же?

Дерзкий ответ принца незнакомцу явно не понравился: Тэцудзи услышал, как тот заскрипел зубами от едва сдерживаемого гнева. Он схватил принца за грудки.

– Говори, где меч, – на сей раз в голосе вора слышалась неприкрытая угроза, и принц невольно задрожал.

Кем бы ни был этот человек, он явился сюда не ради того, чтобы засвидетельствовать принцу своё почтение. Стараясь не выдавать накатившего на него испуга, Тэцудзи проговорил:

– Отец мне не говорит, где его держит. Но даже если бы я знал, где Фусецу, то тебе сообщил бы об этом в самую последнюю очередь, уж не обессудь.

Издав гневный рык, незнакомец отшвырнул принца в сторону и бросился к комоду. Он выдвигал ящик за ящиком, даже не стараясь вести себя потише. Тэцудзи ждал, что вот-вот в его покои ворвётся стража, но время шло, а никто не спешил ему на выручку.

Пользуясь тем, что грабитель отвлёкся, Тэцудзи потихоньку начал отползать назад, к выходу из покоев. Его тревожила тишина, воцарившаяся во дворце. Даже глубокой ночью в коридоре можно было расслышать осторожные шаги стражников и их тихую беседу во время пересменки.

Теперь же дворец словно вымер. Вдруг у этого ненормального были сообщники, которые незаметно разобрались со стражей? Если так, то надежды выбраться из этой передряги целым и невредимым у Тэцудзи оставалось всё меньше.

Но это не означало, что он не попытается.

Стоило принцу коснуться раздвижных дверей, как грабитель, обшаривавший нижний ящик комода, резко замер. Тэцудзи задержал дыхание, боясь пошевелиться. Однако не успел он порадоваться, что опасность миновала, как в свете недавно взошедшей луны блеснуло лезвие кинжала-та́нто, и человек в соломенной шляпе набросился на принца, как голодный хищник на застигнутую врасплох жертву.

Тэцудзи завопил и откатился в сторону. Но нападавший оказался проворнее. Он успел полоснуть принца по левой руке, и тот сдавленно вскрикнул от боли. По руке, неприятно щекоча кожу, потекла горячая кровь.

Опасность придала принцу новые силы. Он сумел вскочить с пола и бросился к выходу из комнаты.

– Стража! Стража! – завопил Тэцудзи.

Уж эти-то крики и шум назревающей потасовки услышал бы и глухой.

Но и на сей раз никто не отозвался на крик о помощи. До слуха Тэцудзи доносилось лишь его собственное надсадное дыхание да свист танто, которым одноглазый в соломенной шляпе рассекал воздух, пытаясь достать принца.

Долго уворачиваться от атак Тэцудзи не сумеет: вместе с сочившейся из раны кровью его будто бы покидали и силы. И нападавший не замедлил воспользоваться собственным преимуществом. Он сбил Тэцудзи с ног и сгрёб в охапку, словно кучу грязного белья.

– Не дёргайся, – прошипел человек, обжигая лицо принца своим зловонным дыханием. – Тебе всё равно не спастись.

В его безразличном взгляде принц увидел свой бесславный конец. Он потратил на борьбу последние силы, и теперь ничто не могло защитить его от кинжала, который убийца уже занёс над ним…

Вдруг мир вокруг принца резко увеличился в размерах. Лицо человека, нависшего над ним, стало совсем огромным, а запах его тела нестерпимой вонью ударил Тэцудзи в нос, ставший вдруг очень чувствительным. То был жуткий и ни на что не похожий запах: будто что-то давно испорченное попытались присыпать дичайшей смесью горьких специй. Тэцудзи снова замутило.

Убийца замер, выпучив свой единственный глаз. Танто дрогнул в его руке, и принц понял, что другого шанса на побег ему может не представиться.

Тэцудзи вцепился зубами в руку человека, и тот зашипел от боли. Он на мгновение ослабил хватку, и принц рванул в сторону окна что было сил.

Он и не подумал встать на ноги – почему-то сейчас передвигаться на четвереньках получалось гораздо удобнее. Всё тело принца переполняла какая-то новая, доселе невиданная сила – и она гнала его вперёд, как можно дальше от смерти, из когтей которой ему с таким трудом удалось вырваться.

Запрыгнув на подоконник, принц, недолго думая, сиганул вниз. Тело его вдруг стало лёгким и невероятно ловким, и лишь приземление на больную руку заставило на миг забыть обо всём остальном. Он завопил не своим голосом, на глазах выступили слёзы.

Но пути назад не было. Ногти уже скрежетали по черепице, покрывавшей крышу второго яруса дворца. Всего их было пять, и первый был самым широким. Наверное, если бы не это, принцу вряд ли удалось бы оказаться на земле и не переломать себе все конечности.

С черепичной крыши принц перепрыгнул прямо на высокую стену, опоясывающую замок, а оттуда сиганул в кусты жасмина, растущие по другую её сторону. Сломанные ветки жалобно затрещали, а некоторые из них мстительно впились принцу в бок, но он едва ли обратил на это внимание. Всё, чего ему сейчас хотелось, – это как можно дальше убраться от человека в чёрном и его кинжала.

Чтобы остаться незамеченным, принц под прикрытием деревьев что есть духу припустил к выходу из сада, который со всех сторон окружал императорский дворец.

* * *

Грабитель, тайно пробравшийся в покои принца, тихо ругнулся. Он оторвал кусок ткани от одного из рукавов рубахи и замотал ею повреждённую руку. Ткань сразу пропиталась чем-то тёмным – но то была вовсе не кровь.

Спрятав танто в ножны, грабитель склонился над пятном крови, которое осталось последним немым свидетельством ранения принца. Затем провёл над ним раскрытой левой ладонью – в глазах его на миг полыхнул отблеск алого пламени, – и пятно исчезло.

Потом он сделал замысловатое движение руками, словно отжимал особенно плотную и только что выстиранную одежду, и все ящики комода и их содержимое вернулись на свои места, словно их никто не трогал.

В последний раз окинув комнату цепким взглядом – не осталось ли каких следов, – человек в чёрном что-то прошептал себе под нос, четыре раза повернулся на одном месте против движения солнца. Силуэт его вдруг подёрнулся рябью, словно он был собственным отражением в стоячей воде. Ещё миг – и вместо незнакомца в чёрном посреди комнаты стоял принц Тэцудзи. Точнее, почти идеальная его копия.

Вот только в глазах двойника не было ни следа привычного блеска, свойственного наследному принцу империи Тейсэн.

Золотой век предательства. Тени заезжего балагана

Подняться наверх