Читать книгу Черное озеро - - Страница 9

Тогда

Пытаюсь поднять руки, но ничего не выходит. Нет веревок, сдавливающих кисти. Только слабость. Вязкая, удушающая, грозящая утащить в небытие. Справа раздаётся недовольный голос. Что-то между тихим пением и бормотанием. Меня охватывает паника. Старуха сгорбилась над миской. Узловатые пальцы вцепились в каменную ступу. Седые волосы распущены. Гладкие блестящие пряди спадают серебряным водопадом до поясницы. Пучки сухой травы под потолком наталкивают воображение на интересную мысль.

Ведьма.

Заметив моё пробуждение, старуха откладывает приготовление порошка в сторону.

– Попутный ветер коварен, занёс много гостей. – голос звучит зловеще, как скрежет сухих ветвей. – Во славу Триединой Богини, у Собирательниц душ будет много работы.

Сейчас

Гнилые потемневшие балки заглядывают в моё сонное лицо. С них, тут и там, свисает паутина. Потолок черный, из досок. Между ними, местами, можно увидеть торчащее сено. Ни пучков с травой, ни ведьмы.

Где я?

Всю ночь я ворочалась с бока на бок. Куталась в одежду не в силах подняться на поиски пледа и еды. Бессилие не было плодом разыгравшегося воображения.

Склад, охранник, шкаф. Они тоже были. Или нет?

Чем они меня накачали?

Тело словно онемело, как если бы стало чужим. Лёгким и неповоротливым, как облако.

Где бы я ни была, это место заметно отличается от склада. Здесь холоднее и даже воздух ощущается иначе. Он чище. Все попытки вспомнить обстоятельства, заставившие меня оказаться в чужом доме, бестолковы. Клочки воспоминаний обрываются на пыльном шкафу и жутком отражении моего лица. Сейчас оно кажется мне чужим.

Даже злиться на себя сил нет.

Оглядываюсь. Никого. Облезлая печка посреди единственной комнаты тонко намекает, что я далеко за пределами Москвы.

Эта мысль не такая страшная, скорее, мозг находится в будоражащем предвкушении.

Какая разница что произошло, если теперь я в безопасности? Или нет? Меня вывезли за город? Почему не сдали в полицию? Они хотят меня убить?

Время тянулось, как назло, медленно. В метаниях между сном и бодрствованием я успела пожалеть, что меня не арестовали. Стало легче с рассветом, окрасившим небо за маленькими деревяными окнами в огненно-рыжий. Ноги с трудом разгибаются, когда сажусь на кровати из досок, покрытой тонким, как бумага, одеялом вместо матраса. Колени щелкают.

– Ну, вот, пожили и хватит. – бубню, когда укрепляюсь в мысли о том, что помимо меня здесь давно никого не было. Пыльно и слишком много паутины, свисающей с потолка, словно мишура на Новый год. Обвожу взглядом комнату и нахожу причудливый лиловый шкаф, несколько старых сундуков подле трёхногого обеденного стола и громадные оленьи рога, прибитые возле единственной двери. На них небрежно накинули бесформенные серые тряпки.

Кто-то здесь жил, и он вполне может пожелать вернуться. Судя по вещам, хозяин достаточно внушительных размеров.

Впервые за все время прибывания черт знает где мне становится страшно. По-настоящему. Хлопаю ладонями по карманам и быстро нахожу телефон. И украшения. Камни и металл холодят пальцы. Приятная тяжесть в ладони зажигает искру надежды.

Раз эти олухи не додумались обыскать меня, то уйти отсюда будто легко.

Сжимаю телефон в руках в ожидании.

Сейчас посмотрю, где нахожусь на картах и закажу такси. Меня ждет самая лучшая поездка в моей жизни.

Но телефон не включается. Судорожно жму на кнопки, но ничего не происходит. Черный экран блестит, не желая загораться. Делаю глубокий вдох и приступаю к совершенно непривычному для меня занятию – успокаиваюсь.

Сколько себя помню, я всегда слишком много нервничала. Дома и в школе, обворовывая чужие дома и даже когда всё было просто прекрасно я боялась того, что это затишье перед бурей.

Но, кажется, то, что я проснулась Бог знает где, не шторм, а лишь передышка перед ураганом.

Инстинкты молили рвать когти куда угодно и в сию же секунду, но я просидела несколько часов у окна, разглядывая прохожих.

Мне нельзя выделяться. Вдруг кто-то из них добродушный сосед-стукач? Если домишка настолько запущенный и здесь давно никого не было, не обязательно, что хозяин вернется прямо сейчас – успокаиваю себя.

Живот сводит от голода, но я продолжаю следить, цепляясь за каждую деталь.

Горбатые от тяжкой работы женщины и измученные бородатые мужчины в серые и черных одеждах. Их прикиды по крою напоминают старые строгие наряды. Платья в пол, платки на волосах, безликие костюмы и фуражки. Местные жители сосредоточены на извилистой брусчатой дороге и почти не смотрят по сторонам. Я будто оказалась на сцене в разгар представления.

Быть может, я просто сошла с ума? Безумна или нет, нужно как можно скорее уходить отсюда.

Руки дрожат то ли от холода, то ли от нарастающей паники. Моя одежда и внешность выделяется среди прохожих.

Пора сделать то, что я умею лучше всего.

Плакать.

Издаю нервный смешок, запуская пальцы в волосы.

Пора затеряться.

Откопав в потрепанном сундуке брючный костюм пепельного цвета, натягиваю его поверх своей одежды. Штанины пришлось закатать и запихнуть в кроссовки. Небольшие пуговицы едва поддаются окоченевшим пальцам и с трудом попадают в петли пиджака. У самой двери хватаю бесцветный плащ с рогов. Дверь позади меня закрывается без единого звука, будто ей было не от чего предостерегать меня за пределами ветхой лачуги.

Весна весной, но вчера было нестерпимо жарко, а сегодня лужа перед порогом покрылась льдом. Хватаю черенок, приставленный к заиндевевшей бревенчатой стене.

Теперь у меня есть оружие.

Мышцы отзываются ноющей болью при каждом шаге, но я заставляю себя двигаться вперед. Крадусь между бедными и кособокими сельскими домами с несвойственной мне сноровкой, с легкостью скрываясь от редких прохожих за сараями и в тени плетёных заборов из ивовых прутьев. У меня уходя часы на то, чтобы преодолеть одну улицу за другой. Солнце стояло уже высоко над головой, сокрытое от глаз мутной пеленой светло серых облаков, когда я наконец обошла последние дворики и вышла в поседевшее инеем поле. Трава серая и пожухлая, напоминает космы ведьмы из моего сна. Грунтовая дорога – две глубокие колеи.

Три проблемы в стране – дураки, дороги и потерявшиеся дураки на разбитой дороге.

На пустыре ничего кроме камней и редких чахлых деревьев, покрытых слоем прозрачного, будто стекло, льда. Никогда не видела ничего подобного. Небо, затянутое бесцветными тучами, плавно перетекает в тропу. Будто у моего пути больше нет конца. Пальцы в кроссовках замерзли быстрее, чем я рассчитывала. Холодный ветер скользит толкает в спину, проникая под плащ. Ноги так и норовят разъехаться в стороны. Опираюсь на черенок, чтобы не убиться, когда в очередной раз поскальзываюсь на ровном месте. Секунды растягиваются в минуты, а те в мучительно долгие часы. Конца моего пути действительно не было. После нескольких часов ходьбы все, что меня ждало – это обрыв, за небольшой плетеной оградой. Местами пологий, в других настолько крутой, что более походит на шершавую каменную стенку, нежели горный спуск. Черный камень, заключенный в объятия блестящего льда, исчезает в дымке.

Как далеко земля?

Сердце трусливо сбегает в пятки. Поднимаю глаза, чтоб высмотреть хоть что-то на горизонте, но и там меня ждала лишь бледная пустота. Абсолютно серое ничего. Мир исчез в густом тумане.

Теперь я одна. Одна на краю мира.

–Эй, ты кто такая? Чего забыла на границе?

Слышится мужской голос позади. Оборачиваюсь, отскакивая от пропасти. Трое мужчин в алых одеждах сжимают ружья с плеч. Одетые в одинаковую форму, напоминающую балахон, незнакомцы даже не пытаются казаться дружелюбными. Как я могла пропустить их на таком открытом пространстве? Самый нетерпеливый шагает вперед, направляя раздвоенное серебристое дуло на меня.

Одна на краю мира. Мертвая.

– Дружина истинного князя Западного, Кегала Крупского. – представляется самый старший. На вид ему неплохо так за сорок. Серые глаза мечутся между мной и его подельниками. Отступаю.

Бред какой-то… Какие к черту князья…Кегли?

Мужчины, как один, медленно двигаются навстречу. Они шагают нога в ногу, рассредоточиваясь. Окружают. Их можно принять за братьев. Усатые, в высоких меховых шапках. Я как будто оказалась в фильме с, несомненно, отвратительной актерской игрой.

Дураки, возомнившие себя дружинниками при князе, наигранно злы. Хмурые настолько, что густые выцветшие брови едва ли не смыкаются в одну мохнатую гусеницу на переносице. Они кричат друг другу короткие фразы, зачастую не имеющие никакого смысла. «Берите дуру с печи, пока она тепла», «Она могла пройти сквозь пещеры с Диких Земель и потерялась» и «В Соли за её тщедушную тушку не дадут и семи серебряников».

Солнышки, рубли – валюта мира. Какие к черту серебряники?

Смеюсь. Кризис больно ударил по карманам, отбив всякое желание шутить о экономике. В ней, как и в истории, я ничего не смыслю.

Еще один шаг. Язык будто прилип к небу, не позволяя мне выдавить из себя ни слова.

Да и что я скажу? Всем привет, меня зовут Инесса и я так лихо обнесла склад, что очнулась от дома за три пи…

Нет. Лучше молчать.

Холодный ветер пробирает до костей. Отступать больше некуда. Слёзы сдавливают горло не хуже веревки.

– Кто ты? – повторяет один из незваных гостей, и меня прорвало. Слова полились сами, сумбурно и без остановки.

– Не знаю, как сюда попала. Я из столицы. Я…я…я не знаю, как я здесь оказалась. Тут все такие странные. Я не местная. Я не знаю где я и я хочу домой. Мне нужно домой, понимаете?

– Пора заканчивать это представление.

Двое перезаряжают ружья, пока самый старший рывком бросается ко мне. Трава скрипит под его ботинками. Раскинув руки в стороны, мужчина настигает меня на краю обрыва.

Мгновение. Такое долгое и такое быстрое одновременно.Земля уходит из-под ног, и я падаю в бездну.

Я не хочу умирать. Я не хочу умирать!

Перед глазами раскидывается безжизненное серое небо. Холодный ветер свистит в ушах и раздувает плащ, словно парашют. Воротник больно хлещет по лицу. Туман висит кусками сахарной ваты на небольших выступах в скале.

Всё замерло, а я наблюдаю ускользающие сквозь пальцы последние секунды жизни.

Переворачиваюсь на бок и едва успеваю обхватить руками голову, прежде чем приземлиться. Падение прерывается мерзким хрустом. Не чувствую земли под собой. Есть только боль, окутавшая все тело. Хватаю ртом морозный воздух, но не могу сделать вдох. Легкие горят, но с губ не слетает ни звуков, ни облачков пара. Скатываюсь с выступа и вновь меня подхватывает ветер. На этот раз падение совсем недолгое. С размаху бьюсь о склон и качусь вниз вперед ногами. Снег и мелкие льдинки летят в лицо и царапают щеки. Плащ скользит по наледи и из груди вырывается протяжный крик, наполненный ужасом. Поворот. Еще один. Я ненадолго подлетаю и вновь жесткая посадка. Все повторяется, снова и снова.

Вечные американские горки. Что ждет меня в конце этого сумасшедшего пути? Смерть?

Жмурюсь и последнее, что чувствую – снег в рукавах и жгучую боль в пояснице. Потом – темнота.

Просыпаюсь. С трепетом замечаю, что больше не двигаюсь. С трудом открываю глаза. Мир раскачивается, словно вагон в метро. Поле. Пустое и безжизненно белое. К горлу подступает тошнота. Присматриваюсь к размытому пятну в паре метрах. Сердце неприятно шумит в ушах. Меня не мучает страх или паника. Скорее, неприятное удивление и пустота…? Мужчина, представившийся дружинником, лежит повернутый заиндевевшим лицом ко мне. На посиневших губах застыла тонкая струйка крови.

Он мертв. А я нет.

Кряхчу, переворачиваясь на спину. Каждое движение неловкое и неповоротливое. На до мной нависает иссиня-черная груда обледенелых камней. Если бы гора была живой, то она бы удивилась не меньше меня.

Я жива.

Смех вырывается из груди, пока по щекам ручьём бегут слезы. Жгучая боль сковывает ребра, не позволяют сделать глубоко вдохнуть. Приходится довольствоваться тяжкими и короткими вздохами, поднимающими за собой клубы густого пара.

Этого просто не может быть. Я выжила! С ума сойти!

Я смеялась, как сумасшедшая, до спазмов в пустом животе.

Когда приступ истерии закончился мне пришлось заставить себя подняться.

Не хватало только пережить такое грандиозное падение и помереть от воспаления лёгких.

Этот человек… Я могу ему помочь или уже поздно?

Переступаю через отвращение и страх и оглядываю мужчину.

Сомнений в том, что он мертв больше не остаётся.

Бандит лежит на животе, его руки и ноги неестественно выгнуты в суставах. Русая борода потемнела от крови. Рот мужчины открыт в предсмертном крике. Теперь его мольба о помощи запечатлена на расцарапанном посиневшем лице. Ружье все еще висит на его груди. Замечаю обломанный конец моей палки, торчащий из-под алого плаща.

Я должна забрать его вещи.

К горлу подступает тошнота. На языке чувствуется горечь желчи.

Обокрасть покойника? Я никогда не обчищала неимущих. Скорее, заимствовала у людей то, что они в состоянии приобрести снова. Во всяком случае, так я себя всегда утешала.

Но оно же ему больше не пригодится.

Никто не узнает. Он уже никому никогда не расскажет о том, как низко я пала в собственных глазах.

– Это необходимость, чтобы выжить. Мой поступок не делает меня плохим человеком.

И всё равно мне отвратительно от себя самой. Подхожу к телу на подгибающихся ногах и плюхаюсь рядом с трупом. Дрожащие пальцы онемевают от холода, когда я пытаюсь уцепиться за ремень на груди мужчины.

Что если он ещё жив?

Разглядываю его бледное лицо, готовая в любую секунду умереть от страха, если в пустых глазах промелькнёт жизнь. Но он не шевелится. Радужка светлая, будто выцветшая, как у стариков. Подношу ладони к лицу и согреваю их дыханием. Растираю пальцы. Два сломанных ногтя из десяти.

Кажется, я женюсь на своей мастерице, когда выберусь.

Ремень легко поддаётся. Разношенный и мягкий, он приятно ложится в руку. Стягиваю с мужчины ружье и, прежде чем подняться, замечаю причудливую резьбу на деревянном прикладе.

Это что, медведь? Прелесть.

Дальше всё как в тумане. Холод, пронизывающий до костей, тишина и беспорядочные мысли, переплетающиеся с неуверенными действиями.

Оружие привлечет ко мне внимание. Стягиваю с штанов мужчины ремень и затягиваю его на бедре, как подвязку для чулок. Закрепляю оружие на себе, просунув его через пояс от своих джинсов и ремень на ноге. Дуло заканчивается у колена, а приклад упирается в подмышку и мешает наклоняться. Обшарив карманы красного балахона, я нахожу в карманах мужчины три небольших и увесистых ножа и немного самых настоящих золотых монет. С медведями.

Бред какой-то.

Мужчины представились княжескими дружинниками. Как бы плохо не было у меня с курсом географии в школе, если бы по сей день существовали княжества, то я точно бы об этом знала. Княжества с настоящими золотыми монетами и дружинниками.

Может, меня чем-то накачали на складе? Или я что-то не так поняла?

Заворачиваю в кусок красной тряпки ножи и прячу их в кроссовки, положив под ступни. Жилет с вещами, что я так старательно собирала на аукцион смягчил падение, но я всё равно что-то повредила. Чем больше времени проходит, тем хуже самочувствие. Кровь стучит в ушах, глаза застилает пелена слез.

Надо идти. Я должна двигаться дальше.

Подвываю, ковыляя по полю. Труп мужчины остается позади. На горизонте чернеет полоса леса. Шаг за шагом, за мной крадётся смерть, обдавая холодны дыханием. Коротаю часы, жалея себя.

Глупая, никчемная клуша. Как меня угораздило вляпаться по уши в это дерьмо?

Опираясь на палку, я шагала по хрустящей траве, ориентируясь на восходящую над лесом луну. Обернуться мне хватило сил лишь когда солнце садилось за спиной, прячась в камнях. За мной никто не шел. Поле сменилось небольшими березняками. Ветки, покрытые льдом, издавали причудливые звуки, стукаясь друг об друга при малейшем дуновении ветра. На небе появились первые звёзды и далеко впереди показались тонкие столбики серого дыма, лениво тянущегося вверх.

Я не ощутила внезапно проснувшегося второго дыхания или надежды. Ускорила шаг, просто от того, что с каждой секундой промедлений вера в то, что я смогу идти дальше, угасала всё стремительнее.

Время идёт ещё медленнее, чем я. Трудно это представить, но так и есть.

Каждый новый шаг даётся труднее предыдущего. Усталость, ноющая боль и голод смешались в одно уродливое чувство отчаяния.

Я никогда не выберусь из леса. Ночью вылезет голодная живность и на утро моих костей и след простынет. Разве мало подобных примеров я слышала? Тайга, густые леса, полные ягод, грибники, медведи и ничего общего с сказкой Маша и Медведь.

Замираю, тяжело дыша, будто пробежала кросс, а не протащилась вразвалочку несколько часов.

Почему я подумала про тайгу? И какого черта так холодно?

Ещё вчера на улицах буйствовал май. Снег давно сошел и парки позеленели, усыпанные мелкими липкими листочками, едва проклюнувшимися из почек. Почему кругом снег? С чего так холодно?

Где бы я ни была, это далеко не Подмосковье. Не думаю, что это вообще средняя полоса России. Где вообще сейчас, на границе весны и лета, может быть настолько холодно? В Мурманской области, кажется, были горы. Ну почему я такая дура и спала на географии вместо того, чтобы слушать?

– Прости иди. Это же не сложно. – вру себе вместо того, чтобы проклинать.

В любом случае, я уже проклята.

Лес неспеша расступается передо мной. Сама того не ведая, я выхожу на грунтовую дорогу. Впотьмах, спотыкаясь о узловатые корни, что тянут свои руки хватаясь за полы плаща, я напеваю себе под нос глупые стишки, создавая иллюзию нормальности.

– В лесу пропала Инесса, но все хорошо.

Я приду домой и отмокну в ванной.

Оплачу квартиру и мне будет смешно,

Что оказалась в такой ситуации странной.

Ветер завывает раненым зверем, плутая в верхушках сосен. Из-за шершавых стройных стволов показываются одноэтажные бревенчатые дома. Сердце гулко колотится внутри, едва поспевая за мелкими и частыми шагами. Волосы растрепались и кудри назойливо лезут в глаза. Стены потемнели от времени и местами покрылась пушистым бледно-голубым мхом. Не Новая Москва. На улицах пусто. Осматриваюсь. Окна заглядывают в душу побелевшими на морозе стеклами. Их украшает причудливая резьба и ставни. Кажется, большая часть домов пустует. Бреду мимо не огражденных домов и загонов для скота в сопровождении душащей тишины.

Где весь народ?

Поднимаю глаза к потемневшему небу в попытках сдержать слёзы и замечаю тонкую нить дыма. Наваливаюсь на палку и ковыляю по двору мимо кривых яблонь. Местами на ветках еще висят гнилые яблоки и листья. Выхожу на параллельную улицу и не верю своему счастью. Мужчина и женщина средних лет грузят плетеные корзины и ящики в повозку, запряженную парой гнедых коней. Сокрушенно плетусь к местным. Мысли путаются друг с другом. Мне с трудом удаётся подобрать слова:

– Извините, но мне нужно в столицу.

Пара удивленно переглядывается. Только подобравшись достаточно близко я понимаю, насколько эти двое несуразно высокие. Каждый из них минимум на голову, а то и на полторы выше. Они даже наклоняются вперед, чтобы расслышать мое неуверенное лепетание.

– Ты чья тут ходишь? – недовольно хрипит незнакомец. Его лицо едва тронуто морщинками, собравшимися между бровей и в уголках глаз. Он потирает обветренные красные руки, стряхивая опилки. Его спутница расправляет длинную юбку и кутается в короткое красное пальто с меховым воротником. Они одеты как деревенские. На её плечах пуховый платок с витиеватым красным узором, бережно вышитым нитками. Цветы и змеи.

– Сиротка? – вмешивается дама. Я кратко киваю, боясь сказать лишнего. Женщина грустно улыбается и, обернувшись к мужчине, шепчет:

– Давай отвезем ее до Тургуса? – последнее сказанное женщиной слово ощутимо режет слух. Мужчина отвечает, не задумываясь ни на секунду:

– Нет.

– Она не доберется одна от Даребета до столицы пешком! Там хоть есть возможность того, что найдутся небезучастные люди.

Женщина всплеснула руками. Круглолицая и румяная, она с жалостью поглядывает в мою сторону, избегая встречи с зареванными глазами. Поджимаю дрожащие губы, растрескавшиеся до крови на колючем морозе.

Я так устала. Когда я ела последний раз? Как долго пробыла на холоде, лежа в снегу? Сколько я проспала в доме, где очнулась?

– Я…я потерялась. – говорю с трудом, едва ворочая языком. Тело отказывается мне подчиняться. Колени подогнулись сами собой, и я заваливаюсь на бок. Последнее, что вижу – посиневшие от холода пальцы, выпускающие палку.

Семь дней прошли как в тумане: я много спала, укутавшись в плащ с головой. Скрывалась от холода и сквозняка, свободно гулявших по повозке, при помощи доисторического масляного фонаря. Женщина, представившаяся Ишлей, с завидным постоянством интересовалась моим самочувствием.

Спрашивать про странное имя не было желания. Как и про князя, дружину и золотые монеты.

Семейная пара забрала один из ножей, что я оставила в кармане плаща. Два других и ружье они не нашли.

Биологические часы сломались, иначе, при всем желании, я никак не смогла бы объяснить постоянную слабость и лишь небольшие урывки времени, когда я бодрствовала. Наша совместная поездка закончилась в небольшой деревушке недалеко от портового города. Мне было велено идти прямо, через всю деревню и реку. В знак благодарности я оставила им массивное изумрудное кольцо, что успела утащить с аукциона.

Они были удивлены, я же уже устала поражаться чему-либо.

Ковыляя по промерзшей земле, я опираюсь на палку, готовая взвыть в любую секунду от боли в ребрах. Кажется, я сломала одно. Надеюсь, что только одно.

Деревня, куда я пришла, ничем не примечательная копией той, где очнулась и куда приползла после падения с горы. Ее можно было бы спутать с любым захолустьем из моего прошлого, если бы не местные жители. Во дворах и по дорогам пестрят вышиванки, меховые жилетки, фуражки и самые настоящие кокошники.

Безумие.

В промерзшем воздухе витает смесь из множества запахов. Три из них ни с чем нельзя спутать – дым, пироги и навоз.

Зубы стучат в такт ударов обезумевшего от горя сердца.

Куда я всё-таки попала? Что если я умру здесь?

Меня вновь душат слёзы. Опираюсь на палку и утыкаюсь носом в обледенелый рукав плаща.

Не смей плакать. За лесом наверняка меня уже ждёт цивилизация. Я доберусь до дома и буду вспоминать весь этот бред со смехом. Надо просто выбраться отсюда.

С трудом поднимаю голову и разглядываю раскинувшийся пейзаж. Множество маленьких лачуг и ветхих сараев, накренившихся и без крыш. Почти в каждом доме из труб в небо поднимается дым. Шагаю по грунтовой дороге, исследуя одну безликую улочку за другой, пока взгляд не натыкается на него.

Сначала я даже подумала, будто мне показалось.

По параллельной улице вальяжно вышагивает парень. Он не похож на всех встретившихся мне ранее работяг в крестьянских обносках. В длинном черном пальто, распахнутом навстречу ветру, он поправляет волосы, подстриженные на манер зарубежных красавчиков-актёров из девяностых, когда длинная челка едва ли не достает до носа, а бока выбриты.

Может он отморозок? Или пингвин?

Незнакомец то исчезает, то появлялся из-за домов и курятников, не обращая на меня внимание. Спешу за ним.

Этот тип точно не местный.

Чем я ближе к цели, тем больше деталей отмечаю. В правой руке тлеет сигара. На длинных пальцах много шрамов. Прямо как у меня.

Наверное, тоже вор. Может это какое-то извращенное место ссылки всех воришек-неудачников?

Нас разделяет не больше семи метров и один небольшой курятник с галдящими птицами, когда я спотыкаюсь о полы плаща и с шумом валюсь на колени. Незнакомец оборачивается. Половина его лица исполосована старыми рубцами, побелевшими от времени.

Он напоминает мне пришедшего за отмщением шаблонного злодея, получившего увечье от главного героя. Только я далеко не герой, а этот парень слишком смазлив для главного козла.

Незнакомец замирает. Зеленые глаза блуждают между дворами. Никого не найдя, мужчина достаёт из кармана что-то вроде часов. Золотых часов на цепочке.

Золото. Я смогу купить на них все, что захочу. Билет домой. Подальше от этого дурдома. А как приеду домой, то оплачу себе психотерапевта. Уверена, стоимость часов покроет расходы с лихвой. Отчаянные времена требуют отчаянных мер. Пусть он и больше, но у меня преимущество – палка. На крайний случай – пальну в него из ружья.

Мужчина неторопливо продолжает свой путь, брезгливо бросив напоследок:

– Медяков нет. Проваливай.

И всё-таки он меня заметил. Какой козел! Разве я похожа на попрошайку? Да у меня в карманах столько драгоценностей, что я могу купить его семью и его самого с потрохами. Но зачем тратиться, если можно стащить ещё?

– Постой!

Он отвечает, не оборачиваясь:

– Не заинтересован в низкосортных шлюхах. Сегодня не твой день, милая.

Открываю рот от удивления и закрываю, так и не найдя достойного ответа. В груди разгорается злость. Она грозит спалить дотла меня и обидчика вместе взятых. И всё-таки он главный козел!

Я никогда не применяла грубую физическую силу, чтобы получить желаемое. С низким ростом и абсолютной нелюбовью ко всем видам спорта, связанным с борьбой, я отдаю предпочтение хитрости.

Но эта неделя во многом потрепала мои моральные принципы.

Когда крепкая мужская фигура едва не исчезает между избами я срываюсь с места и бегу через дворик. Перепрыгиваю через плетеные оградки и прикрытые сосновыми ветками грядки, вцепившись в черенок. Трава хрустит под кроссовками, что грозятся примерзнуть к ступням навсегда. Приближаюсь к незнакомцу и, размахнувшись, со всей силы бью его по спине. Он выше меня головы на три. Издалека он казался меньше. Руки трясутся от сильной отдачи.

Парень даже не пошатнулся!

Резко обернувшись, он опешил, увидев меня. Ему приходится опустить голову, чтобы встретиться со мной взглядом. Размахиваюсь и бью его еще раз. Парень слегка наклоняется в бок, зажимая большой бледной ладонью место, где встретился его торс и черенок от лопаты. Ударяю в третий раз.

Ему всё нипочем!

Пытаюсь замахнуться в четвертый раз, но незнакомец ловко перехватывает палку, все так же ошарашенно оглядывая меня с ног до головы. В попытках скрыть ужас я действую необдуманно быстро. Пока он не тронул меня в ответ с размаху пинаю его в пах. Парень сгибается пополам. Он рычит что-то под нос, но я не могу разобрать ни слова, кроме одной-единственной фразы. Кажется, он повторил её пару раз.

– Какого беса? – Его голос хриплый и низкий, походит на шепот. Мы стали приблизительно одного роста. Вырываю палку из его рук, облаченных в перчатки, и бью по боку наотмашь. Трясусь от страха, уверенно протягивая:

– Я не шлюха, а воровка, но это не помешает мне поиметь тебя.

Ещё несколько ударов и молодой мужчина падает на колени. Одной рукой он обнимает себя за правый бок, второй упирается в заледеневшую грязь. Темные волосы разметались в стороны, скрывая лицо. Меня подхватывают чьи-то руки и оттаскивают от него. Палку выбивают из рук, больно стукнув по кисти.

– Что это? – Смеется второй незнакомец, крепче сжимая мои руки за спиной. – Дикая карлица!

Впереди откуда ни возьмись появляется третий парень. Он чуть выше меня ростом, обритый наголо, загорелый и с азиатским разрезом глаз. Одетый в легкую жилетку поверх серой рубашки, он презрительно поджимает губы, поглядывая то на меня, то на козла, которого я пыталась обокрасть. Прихрамывает, подходя ближе. Мужчина с размаху ударят меня под дых. С губ вместе с паром срывает крик. От боли из глаз сыплются искры. Мужчина отвешивает мне несколько оплеух. Во рту – вкус крови. Она стекает с губ по подбородку. Тот, что в шрамах, поднимается и отряхивает пальто. Его болезненно-белое лицо не выражает ни единой эмоции.

– Кто ты такая? – С вызовом кричит азиат, замахиваясь. Напрягаюсь всем телом, готовая вновь получить, но ничего не происходит. Открываю глаза, когда избитый мной незнакомец строго оговаривает своего подельника:

– Не трогай её.

Не верю собственным ушам. Может я ему по голове попала?

Вот и вскрылась моя поганая натура. Я бы никогда не стала защищать того, кто сделал мне что-то плохое. Я злопамятная и никогда не раздаю вторых шансов.

Парень со шрамами наклоняется вперед, внимательно разглядывая мое лицо.

Я выбила из него всю надменность, иначе как объяснить азартный огонь, разгоревшийся в глубокой зелени глаз?

Он выглядит удивленным, хоть и всячески пытается скрыть это за идиотской ухмылкой.

– Воровка, говоришь? – раздаётся громогласный голос из-за спины. Человек трясёт меня в воздухе, с такой легкостью, как будто взбивает подушку. Ноги отрываются от земли и ребра жалобно скрипят с новой силой. Вою, трепыхаясь, как рыбешка.

– Воровка, воровка. – тяжело пыхчу, с трудом сдерживая рвотные позывы.

– Поздравляю. Это было твое последнее ограбление. – самодовольно, не скрывая издевки, обращается ко мне азиат. – Амур, давай вздёрнем её у рынка?

Они убьют меня. В страхе за свою жизнь можно сделать много непростительных вещей. Например, убить кого-то. Но ножи в кроссовках и мне их не достать. Так же, как и ружьё.

Всё происходит слишком быстро. Азиат тычет пальцем мне в бедро, и я бездумно пинаю его в лицо. Раздаётся отвратительный хруст. Он отшатывается, схватившись руками за лицо и щедро осыпает меня оскорблениями:

– Маленькая грязная…

Его прерывает человек, держащий меня позади. Раскатистый смех прокатывается волной по моему телу. Чувствую, как он дергается позади, подталкиваю меня в спину.

– Решила испачкать подошву в Хастахе? Дорогая, не отмоешься.

У них тоже эти странные клички. Азиат – Хастах. Кто-то из них – Амур. Амур – как река?

– Именем царской дружины мы производим задержание. – слышится крик и со всех сторон показываются бандиты в красных тряпках. Их не менее десяти. Они выползают как черти из табакерки, расцветая алыми цветами на унылой улице, между домами и в окнах. Минуту назад я была готова поклясться, что мы здесь совершенно одни.

Кажется, те трое с горы тоже назвали себя дружинниками.

Мужчины хватают азиата. Внезапно, громила, стоявший позади меня, исчезает. Падаю на колени. Кругом снуют ноги в красных накидках, задевая и толкая меня из стороны в сторону. В суматохе прикрываю голову руками. Дружинники переговариваются между собой, шуршит трава и топот сотрясает землю. Нос чьего-то ботинка влетает мне по животу, выбивая воздух из лёгких.

Мужчина в красном валится на землю совсем рядом и больше не двигается. Жмурюсь, когда взгляд натыкается на темнеющее пятно на его спине, чуть ниже шеи. Кровь. Его пырнули в толпе. Кто-то резко дергает меня в сторону и рывком поднимает на ноги. Парень в шрамах одной рукой прижимает меня к себе, а вторую вытягивает перед собой, ловко лавируя между нападавшими.

– Кто это? – Пытаюсь докричаться, задирая голову наверх.

– Солдаты. – Отрывисто отвечает Амур, крепче прижимая меня к себе. От него пахнет мятой и порохом. Утыкаюсь носом в его грудь, бесцельно бултыхая ногами в воздухе в поисках опоры.

– Зачем ты спас меня?

Дважды, хотелось добавить мне, но я промолчала.

Мой вопрос остался незамеченным в гуле голосов. Толчок. Мой спаситель делает еще несколько неуверенных шагов и теряет равновесие. Мы оба падаем на землю. Ударяюсь головой о замерзшие комки грязи. Амур прикрывает меня собой, слегка навалившись. Чьи-то руки бесцеремонно выдергивают меня из-под него и ставят на ноги. Дружинник до боли скручивает мои руки за спиной. Ноги подкашиваются от боли, но я вынуждена стоять.

– Отпустите, мне больно! Вы не понимаете! Я не знаю, как оказалась в этом гадюшнике! – кричу, отбиваясь от солдата. Тщетно. Их больше, и они гораздо сильнее.

– Эй, полегче с выражениями. Я, конечно, не патриот, Боги уберегли меня от этого, но следи за языком. – с угрозой обращается ко мне высокий, как баскетболист, мужчина в дредах. Кожа цвета молочного шоколада делает его самым заметным среди всех. Двое солдат топчутся вокруг, пытаясь его повязать. Они хватаются за пиджак, настолько узкий, что он вот-вот лопнет на широких плечах здоровенного мужика. Я узнаю его голос. Это он держал меня, пока Хастах отвешивал мне затрещины.

– Арестовать Амура Разумовского и его псов. Живыми. – кричит мужчина, стоящий поодаль, нервно постукивая тростью по замерзшей земле. Командир. Его форма черная, на груди – красная лента с золотой вышивкой. Солдаты мечутся, окружая нас.

Темнокожий здоровяк вяло отбивается, обращаясь к Хастаху:

– Лапать царевича не благочестиво, господа!

Суматоха усугубляется. Подозреваю, это был сигнал.

– Катунь! – кричит Хастах, отбиваясь от солдат. Катунь бросает ему длинный изогнутый нож. Хастах вонзает его в шею одного из дружинников. Прямо на моих глазах он убил человека! Голова идёт кругом.

Катунь резко дергает руками, и дружинники повисают на его плечах, как блохи на собаке. Хастах пробегает мимо меня, уводя за собой троих солдат. Пока дружинники пытаются арестовывать двух парней, ко мне подходит небезызвестный в этом дурдоме Амур Разумовский, которого я наивно пыталась ограбить. Скручивать его никто не спешит.

Он же безоружен, чего они медлят?

Мельком вижу Хастаха, бьющего ногами одного из мужчин в красном одеянии.

А он неплохо держится для того, кто поцеловал мою подошву.

В толпе раздаётся выстрел. Все замирают. Этого хватает, чтобы кольцо сомкнулось. Нас окружают. Оглядываюсь и принимаюсь считать красные силуэты. Бросаю глупое занятие дойдя, когда цифра переваливает за двадцать.

От них не убежишь.

Разворачиваюсь к Амуру. Он усмехается, расправляет плечи и тяжело вздыхает, кивая на человека с тростью.

– Не пропусти торжественную часть. Фиагдон будет стараться произвести впечатление на даму.

Я не отвечаю, а лишь следую его наставлению, глядя в указанном направлении. О ком идёт речь ясно сразу же. Тот самый главнокомандующий. На груди Фиагдона красная лента, на пальцах множество перстней. Он опирается на трость с набалдашником в виде то ли всклоченной собаки, то ли самого уродливого медведя, которого только можно представить.

– Именем Суда Совета я оглашаю приговор: вы обвиняетесь в более чем полусотне убийств на границе с княжеством Муониэльвен, вы обвиняетесь в незаконном освобождении заключенного из-под стражи царской дружины, вы повинны в разорении церквей и могил, княжеских склепов, похищении и убийстве дочери князя Романова. Амур Разумовский, вы обвиняетесь в измене царству, убийстве престолонаследника, а также в разбое, попытке дворцового переворота, работорговле и покушении на убийство одно из членов Совета.

То, как Фиагдон процедил последнюю фразу наталкивает меня на мысль, что он знает того, о ком говорит.

Скручивать нас никто не спешит. Напрягаюсь. Амур Разумовский – убийца и, если подумать, я неплохо так подорвала его авторитет, отлупив палкой. Пытаюсь отвлечь его настолько непринужденной беседой, насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах.

– А ты времени даром не теряешь, да? Послужной список внушительный.

Солдаты приближаются. Амур Разумовский не торопится отвечать. Встаёт ко мне за спину, наклоняется и игриво шепчет на ухо:

– Если бы я пытался устроить дворцовый переворот, то уже грел бы задницу на троне, а не морозился в глуши.

– То есть к остальному претензий нет? – бубню в ответ, чувствуя его руку, крепко вцепившуюся в мой локоть. Солдаты плотнее смыкают кольцо, медленно приближаясь.

– Я не торгую рабами, у меня просто куча должников.

Не это я рассчитывала услышать. Я думала, он станет открещиваться от повешенных на него убийств.

– Так ты маньяк?

– Мои руки в крови не больше, чем у них. Средства одни и те же, только цели разные.

Страх затуманивает разум. С трудом борюсь с нарастающей паникой. От непонимания хочется зареветь в голос.

– Что ты несёшь?

– Мне плевать кто ты и откуда. – шипит мне на ухо он, крепко вцепившись в плащ, приобняв меня со спины. Наверное, заметил, что я едва стою на ногах. – Если ты так хороша, как думаешь, то я предлагаю сделку. Мы вернем тебя туда, куда ты хочешь сразу после.

– Сделка? Нас же арестовывают!

Амур пинает меня по лодыжке, и я валюсь на колени. Оборачиваюсь. Бледная тень улыбки расползается на его губах, когда он беззвучно говорит: «один – один».

Я поставила на колени его, и он решил мне отомстить.

– Берите их живыми! –выкрикивает Фиагдон, победно усмехаясь. Он поднимает руку ладонью вверх и добавляет:

– Во имя царя и богов. Старых и новых. Сегодня Демон Трех Дорог, изменник, цареубийца и Зверь в лице Амура Разумовского понесёт справедливое наказание за все свои грехи.

Двор заполняют солдаты. Они стекаются к нам рекой из красных плащей.

– Согласен, отличное место для переговоров. – беззаботно пожимает плечами Амур, почесывая шрамы на левой скуле. Мой голос срывается крик.

– Они посадят нас!

Разумовский помогает мне увернуться от одного из солдат, бьет второго по лицу. Мужчина падает в ноги к трем другим, задерживая их.

– Нет, если ты будешь под моей защитой.

Времени на размышления нет.

– Что от меня требуется?

– Небольшое одолжение. Нужно украсть что-то, что сделает нас великими. – Амур протягивает руку и помогает мне подняться. Касаюсь большой ладони в тонких кожаных перчатках. Холодная и сколькая. Разумовский едва заметно окидывает меня взглядом и разочарованно закатывает глаза. Делаю то же самое. Меня хватают со спины. Солдат заламывает руки, и я взвываю. Не столько от боли, сколько для того, чтобы скрыть от нежелательных слушателей один-единственный вопрос, брошенный красавчику в шрамах до того, как нас растащили.

Когда приступаем?