Читать книгу Вам не понять – вы же офицер - - Страница 6

Покидаем воздушное судно, пардон, корабль – в военной авиации даже транспортные самолеты имеют «командира корабля».

Стоянка освещена прожекторами, оглядываюсь.

Что за плюгавый старлей к Шефу с докладом подкатил?..

Нос помятый – боксерский, наверное, глаза бродят где-то по сторонам, пока докладывает. И что он там плетет? Ага! Доносятся обрывки фраз. Оказывается, старший лейтенант юстиции Гармонин немедленно после доклада по телефону в Арканск убыл в город Черноямск, в военную судебно-медицинскую лабораторию – на вскрытие трупа Парнеева.

А вот и Шеф решил своим подчиненным докладчика представить.

Оказывается, это военный дознаватель первого авиаполка старший лейтенант Садиков Виталий Витальевич, и он нас отведет на ночлег.

Сам Шеф убывает с командармом, которого встречает командир дивизии. Ну что же, проследуем за нашим гидом. Тут, в Хорышево, почти девять часов вечера и еще по-зимнему темно. Фонари гарнизонные нервно перемигиваются в такт с тарахтящим где-то неподалеку с перебоями резервным дизелем.

Поднимаемся в «нумера». Третий – верхний этаж гарнизонной гостиницы. Знойное жилище Садиков нам у командира базы выхлопотал. На две комнаты – кабина совмещенного санузла. Занавески на окнах засаленные, как кухонные полотенца у хреновой домохозяйки. Мебель – буковые стулья, прикроватные казарменные тумбочки и койки с панцирными сетками. Вода из крана разноцветная. Холодная – ржаво-рыжая, а та, что теплее, – молочно-свинцового оттенка.

Бросаю портфель, фуражку и пальто на койку, присаживаюсь на буковый стул. Стул не вибрирует! Благодать!

Уточкин мундштук беломорины заломил, задымил.

Чалдонов тоже за сигаретой полез.

Никита тоскливым взглядом водит по стенам, мухами засиженным.

Садиков всё что-то блеет. Кажется, за упоительный комфорт нашего стойбища извиняется. Вот молодец – еще и Гармонина мимоходом заложил:

– Палыч ваш в основном-то у меня проживает. Со временем командование обещало всем подыскать что-нибудь получше, а пока вот – чем богаты.

– Не война, перезимуем! – успокаивает его Зам.

Попыхивая папироской, он начинает вечернее выступление.

Слушаю его и задумываюсь: ох, зачем же вы, Владислав Андреевич, произнося свой текст, на меня всё поглядываете? Как будто мне больше других нужно то, что вы излагаете.

Впрочем, доверие руководства надо ценить. Внимательно слушаю, что нам руководитель сообщает.

– Следственная практика подсказывает, что «глухари» такого рода, как этот, в один-два дня не раскрываются. Настраивайтесь на работу долгую, нудную, кропотливую. От командования помощи не ждите – ему не нужно, чтобы мы убийство раскрыли. Здесь территория открытая, местные жители по аэродрому шарахаются куда и когда захотят. Пока не вычислим убийцу, военные будут все на аборигенов валить. Кстати! Если наберется достаточно данных, исключающих причастность военных к убийству, то спихнуть дело на территорию – святая наша обязанность, чтобы избавиться от «глухаря», ежели он таковым останется.

Чалдонов с сигаретой за спину Зама зашел и в окно уставился. Как бы обозначает, что не он младшим коллегам излагает еретическую идею спихнуть дело территориалам.

– И даже по этому варианту, – продолжает Уточкин, – пахать надо не меньше месяца. Допросить всех, кто в дивизии служит, и тех, кто уволился после убийства. За это время прокуратура округа и ГВП[24]со всех штаны снимут. Сию минуту определить конкретный круг лиц и кого-то расколоть на убийство мы не сможем. Одногодки Парнеева уволены, а остальные если полгода молчали, то и сейчас будут молчать. Поэтому уже завтра нужно начинать готовить вразумительные донесения вышестоящим прокурорам с описанием того, как мы тут все возможные версии выдвинули, как мы их «с применением последних достижений криминалистической науки и технических средств – фотоаппарата, рулетки, пишущей машинки, а также современных методик расследования убийств и передовой тактики производства конкретных следственных действий грамотно отрабатываем, организовав эффективное взаимодействие с органами военной контрразведки, районными отделами МВД и КГБ»[25].

Что-то, может быть, подскажут судмедэксперты. Облегчит это раскрытие или нет – неизвестно. Шеф, вероятнее всего, сделает так, чтобы командарм и его свита нам не мешали. Между остальными обязанности распределим пока так. Я у комдива выбиваю транспорт, дознавателей от каждой части, кабинеты и пишущие машинки для нашей работы. Яков Федотыч идет по штабам и службам собирать весь компромат, какой попадется. Начинает с самого простого – со служебных карточек[26]личного состава аэродромной роты и выясняет, кого за что наказывали, у кого с кем конфликты могли быть. То же самое в политотделе дивизии сделает с донесениями о состоянии воинской дисциплины за последние полтора года. Шефа попрошу, чтобы помог организовать ознакомление с документами, которые пишут подчиненные его кóреша – начальника армейской контрразведки.

По всем фактам, что мало-мальски тянут на криминал, надо возбуждать уголовные дела![27]Это на случай, если убийство не раскроем. Вы в аппаратах окружных не служили, поэтому объясняю. Наказывают в нашей системе на самом деле не за то, что преступление не раскрыто, а за то, что процент нераскрытых преступлений в округе становится выше, чем в среднем по всей системе военных прокуратур, если сравнивать один округ с другими.

Неужели окончил выступление? Нет, ни хрена! Причмокивает – беломорину оживляет угасающую, и продолжает.

– Степан Саввич! С утра вместе со мной, а может быть, с участием Гармонина и судмедэксперта, с применением фотосъемки и составлением схем самых разных, осматриваешь повторно место происшествия. Допрашиваешь понятых и других участников того осмотра, который вчера проводился милицией с участием Гармонина. Ты, Никита, как учили, наверное, в институте, пишешь для дознавателей подробнейший список вопросов, которые они будут задавать свидетелям. Мы тебе эти вопросы будем подсказывать, вплоть до самых идиотских, типа: «Не марсиане ли Парнеева тюкнули?»

Учтите, драть нас всех, и больнее всего Шефа, будут в первую очередь за неполноту мер, принятых к раскрытию. Поэтому охватить допросами надо всех, кто в окрестностях гарнизона за время службы Парнеева появлялся. Поручения о допросе уволенных в запас направим к местам их жительства, сначала однотипные. А когда информации накопим, то направим новые, но уже с детализирующими вопросами, а то и с приложением повесток о явке к нам.

Планирование всего этого, Степан, за тобой. Планы пиши и рисуй всех видов, какие знаешь и какие только придут в голову. Таблицы, схемы, диаграммы, графики с указанием событий, персоналий, связей – квадратиками, кружочками, стрелочками, с привязкой к местности и сопоставлением событий по времени и т. д. и т. п. Проверяющий из округа приедет через месяц и при отсутствии такого планирования тут же доложит, что мы организовать работу не умеем. А через три месяца о том же скажет зональный в ГВП, куда дело, если преступление не раскроем, тоже обязательно затребуют для изучения. Из округа в ГВП дело направят уже с приказом о наказании нас властью прокурора округа или с проектом приказа о наказании и нас, и нашего окружного зонального властью Главного. Тогда, соответственно, по итогам года…

Дверь в прихожей хлопнула. Кто идет – Шеф?.. Гармонин?..

Гармонин таки! Вот он – голову в комнату просунул.

– Ты весь заходи, Палыч, не стесняйся.

– Здравия желаю, Владислав Андреевич! Привет, мужики! Ну, вы почти устроились. Как долетели?

– Не звездипи попусту! Нормально долетели! Что вскрытие показало? Садись, рассказывай!

Эк Зам на него рявкнул-то!

– Присяду, Владислав Андреевич! Да и вы садитесь. Федотыч! Мужики! Кто стоит, присядьте, чтоб не упасть. Ну, все присели?

Интригует Гармонин – дождался, пока все уселись, даже Зама, заглядывая в глаза, подтащил под руку к стулу, усадил. Затем (небось, всю дорогу из морга репетировал, как будет докладывать) выпаливает на одном дыхании:

– У Парнеева два сквозных пулевых отверстия в грудной клетке, выходные отверстия на куртке при осмотре трупа на месте обнаружения приняли за ножевые порезы, его добивали, когда он упал, тремя-четырьмя ударами по затылку чем-то металлическим с краями овальными, как затыльник приклада, но с более острой кромкой, от которой образовались открытые оскольчатые переломы костей свода черепа в теменно-затылочной доле справа, а в проекции переломов на лбу слева ссадины со следами грязи типа мазута. Парнеев за зиму так промерз, что долго вскрываться не хотел, часа четыре назад стало возможно с трупом работать. За час-полтора до смерти он ел виноград или какую-то булку с изюмом.

Даже не болтливый по жизни Никита выдыхает: «Вот так подарочек!» А Гармонин добавляет: оказывается, в роте, где Парнеев служил, оружия уже лет пять как нет. Оно сдано на склад за ненадобностью, так как эта рота аэродром летом метет, а зимой чистит ото льда и снега.

Зам тоже как-то инструкторский запал убавил, сквозь Гармонина глядя бубнит, что пока место убийства не отыщем, да элементы выстрела не найдем, да все стволы в дивизии не проверим, то версию никакую конкретную и не выдвинешь, и не проверишь. Не говоря уже о том, что обо всех передвижениях следователей по гарнизону в поисках места убийства как командование, так, наверное, и убийца знать будут.

Гармонин начинает лязгать портфельными замками. Вытаскивает бумажку какую-то и говорит, что у него список подозреваемых есть.

Тетрадный листок. Мятый. Еще влажный, со слегка расплывшимся текстом. Текст – перечисленные в столбик имена, клички, фамилии двадцати семи человек. Перед фамилиями даты, а после фамилий, через черточку надписи: «– шп.1-10 р.» или «—сп.0,5-20 р.».

– Эта шпаргалка, – Гармонин поясняет, – в бумажнике убитого лежала рядом с комсомольским билетом, деньгами и правами водительскими, которые пока подсыхают у экспертов.

Авиацию, когда в Киевском округе работал, доводилось обслуживать разнообразную, а потому сокращения «шп.» и «сп.» мне понятны. Объясняю Заму и остальным:

– Это список должников, Владислав Андреевич! Кому, когда и сколько спирта или «шпаги»[28]Парнеев толкнул и сколько за них ему должны. Не зря Шеф Денисова взял! Первую ревизию назначим по линии службы горючего!

– Ну да, Стёпа… Денисов тебе хоть завтра принесет акт или справку об отсутствии в этой дивизии недостачи спирта и прочих ядовитых жидкостей. И хрен ты это проверишь!

– Когда Денисову людей покажем, которым Парнеев это горючее в количестве десяти-пятнадцати литров в неделю поставлял, а до того с чьим-то участием хранил да еще разливал по поллитровкам, то есть приводил в товарный вид, чтобы продавать, то никакие акты от уважаемого Юрия Карловича нам нужны не будут. И смотрите, Владислав Андреевич, даты всего лишь сентябрь-октябрь охватывают. В эти месяцы праздников никаких нет. Никита, глянь в календарике, эти даты на выходные выпадают, когда бойцов в увольнение отпускают?

– Это дни рождения. Что еще солдат может среди недели праздновать? – подключился к обсуждению списка Чалдонов. – И если перемножить, то получается, что за два месяца ему эти двадцать семь бойцов задолжали что-то около четырехсот рублей. За год при таких оборотах около двух с половиной тысяч набегает! Это половина стоимости самых дешевых «Жигулей» или хороший мотоцикл с коляской. В этих краях и за меньшие деньги убивают.

– Много денег рядом с запиской нашлось? – спрашивает Гармонина Зам.

– Примерно половина моей зарплаты.

– Точнее!

– Сто сорок рублей купюрами от рублевых до четвертных.

– Ты, Федотыч, конечно, убедительно выручку за алкогольную продукцию рассчитал, но явно не из корысти нашего клиента убили, – размышляет вслух Владислав Андреевич.

Тут из-за спин уважаемых коллег, нависших над списком, раздается жалостливый голос Садикова:

– Товарищи, а вы ужинать-то думаете? Или в прокуратуре это не принято? В дальней авиации своевременный прием пищи обязателен, ибо, как заявляют представители летного состава, лучше иметь, пардон, большую ж^*пу, чем маленькую язву. Техническая столовая работает круглосуточно. Давайте провожу вас? Прокурор-то ваш с Командующим отужинал, а потом их на одной из гостевых квартир разместили.

Что он мелет, этот Садиков? Кто тут на ночь глядя еще по столовым шакалить будет, когда есть у нас в портфеле пяток бутербродов арканских да четыре пузыря водки, не выпитых в честь отложенного отпуска?.. Достаю их из портфеля. Выставляю на ближайшую тумбочку, только водку не всю, а для начала две бутылки.

– Ну и ладненько, Виталий, – говорит Уточкин. – Раз Шефа нашего увезли, ты принеси-ка нам из столового чего-то в дополнение к Стёпиной водке и бутербродам. На том сегодня и закончим.

Виталик убегает исполнять указание, а Гармонин эдак с упреком произносит:

– При Садикове о водочке не надо! Он не заложит, просто пить ему вредно. Он не обижается даже, когда ему не наливают, но если выпьет и подведет, то переживает очень. Раньше спортом занимался и чемпионом Арканской области по боксу среди юношей в легком весе был. И сейчас в своем весе за полк, дивизию и армию бьется, когда надо. Кружок боксерский для гарнизонных детей в доме офицеров ведет. Только пить не может. Из-за этого с женой недавно развелся. Как запьет, так не видать от него работы никакой недели полторы-две. А так человек бесценный. Протоколы пишет содержательные. И главное, он тут всю службу – после военного училища. Лет семь уже, и всю дивизию знает. Кто где служит, с кем живет и пьет, что охраняет и что имеет.

Минут через двадцать возвращается Виталик с коробочкой.

Вилки, ложки, стаканы, истекающая соком миска винегрета, накрытая другой миской, тарелка с отбивными, тоже накрытая другой тарелкой, хлеба буханка, по пачке сахара и чая. Захлопотал, расставил, нарезал хлеб. Спросил, у кого видели кипятильник, и побежал заваривать чай.

– Что и следовало ожидать – Шеф представительствует, а мы тут разгребать и огребать готовимся, – говорит Уточкин. – Степан! Откупоривай свои пузыри. Гармонин! Руки-то помыл после трупа?

– Ага!

– Тогда разливай первую сразу на пять стаканов поровну! Оба тоста сегодня мои. Никому не встревать! Первый: «Да не постигнет нас печальная участь младшего сержанта Парнеева. За наше здоровье!»

Едва успели закусить, звучит второй тост:

– За наш счастливый случай, коллеги! Он нам нынче ох как необходим!

В добытой Виталиком трехлитровой банке закипает вода для чая. Стенки банки покрываются первым, еще прозрачным рыжим налетом.

– Садиков, что это за химические опыты? – спрашивает Зам.

– Вода в гарнизоне из артезианской скважины, но кругом болота, и железа в воде раз в тридцать больше нормы. Железоуловители на водокачке не справляются. Для приготовления пищи воду машинами возят, а моются этой.

Гармонин многозначительно вздыхает: мол, теперь видите, куда меня Шеф загнал?

Присутствующие безмолвствуют. Вид воды расстраивает явно больше, чем нераскрытое убийство.

Водка в кровь всасывается, но разговор не клеится. Глаза кое у кого слипаются. Присутствие Зама – начальника и явного авторитета – тоже сковывает.

Байки о делах давно минувших дней что-то не звучат. Зам никаких распоряжений не получал и тоже не в своей тарелке.

Вновь заговорил. Сомнениями делится.

– Агафонов с распределением обязанностей и задачами, что я вам на завтра нарезал, согласится. О себе у меня мысль одна: хорошо, что успел до прибытия в нашу контору получить подполковника. Еще радует, что явных негодяев и бездельников среди нас нет. У каждого есть стимул поработать на собственную профессиональную репутацию. Все вы знаете, что нормальный прокурор уже на КПП[29]любой части три уголовных дела возбудит. Вот Федотыч, как самый опытный среди вас, пусть возбуждает. Степан, со своей склонностью к детализации, всяческой систематизации и структурированию, будет обеспечивать полноту и всесторонность расследования убийства. Задача Гармонина – гонять дознавателей, организовывать явку на допросы, доставку, мотаться по гарнизону и окрестностям. А Никита должен под присмотром старших товарищей уже не разовые задачки решать, как зимой с этими машинами перепроданными, а освоить организацию большого расследования да руку набить на особо мелких делах, которых Яков Федотыч, может быть, навозбуждает. Мое дело – всех вас из виду не упускать и Шефу об успехах докладывать вовремя. А уж Шеф для общей пользы и так сделает все, что ему по должности положено…

Агафонов и в самом деле, едва оказавшись на борту в салоне Командующего, приступил к работе по обеспечению раскрытия убийства, а вернее – по устранению препятствий к его раскрытию.

Сначала он подколол Командующего: извинился, что не успел помочиться перед винтами самолета. Пока тот сглатывал слюну и втягивал ноздрями воздух, не зная – смеяться или возмутиться, Шеф извинился еще раз, но уже за свою глупую шутку по поводу авиационных суеверий. Тут же он переключился на Полоскалова, который прислушивался, но так и не понял причины извинений Агафонова.

– Павел Викторович! Вы, наверное, не знаете, а ведь все мои подчиненные регулярно смотрят телевизионную программу «Время», читают газету «Правда», а некоторые даже журналы «Коммунист Вооруженных Сил» и «Военная мысль».

– Что вы хотите этим сказать? – вопросом на вопрос ответил будущий ЧВС. – Это же обязанность каждого члена партии.

– Хочу сказать, что мои подчиненные свои обязанности знают! Руководящую и направляющую линию партии поддерживают! За помощь они партийному активу и прочей армейской общественности всегда признательны! Что же до партийного руководства в тех формах и теми методами, которые вам ЛИЧНО наиболее близки и понятны, то с этим, пожалуйста, обращайтесь только ко мне! И разъясните это по прибытии в дивизию своим подчиненным. Договорились?

Полоскалов тоже стал раздувать ноздри, но ответить на такое неприкрытое и по меркам политработников недопустимое хамство ему было нечем.

Снимая повисшую неловкость, начальник армейской контрразведки переглянулся с уже отдышавшимся Командующим, кивнувшим в сторону «коробочки», и со словами «а что нам на дорожку тыл послал?» стал выкладывать на стол ее содержимое.

Контрразведчик-то лучше других знал, что надувать щеки перед прокурорскими бесполезно. Слишком разные полномочия и методы работы.

Поэтому своих подчиненных главный армейский чекист по прибытии сориентировал на всяческое содействие прокуратуре армии в раскрытии убийства.

А пуще того нацелил на съем всякого компромата, что как придонный ил в отстоявшейся луже будет взрываться мутными облаками от каждого шага прокурорских офицеров по хлябям гарнизона.

Не скоро осядет эта муть в море безобразий, что творятся при попустительстве командования и политорганов. Вот и фильтруй, что затрагивает-таки государственную безопасность, а что не очень.

Приземлившись, Шеф следовал за Командующим по штабам, казармам, паркам, стоянкам самолетов дивизии. И даже в бане, где завершилась их экспедиция, ненавязчиво обращал его внимание на отсутствие тех элементов армейского уклада, который на суконном административном языке называется воинским правопорядком.

В наших «нумерах» тем временем коробочка с остатками ужина убрана. Разбредаемся по койкам.

Опять подо мной панцирная сетка. Самую беззаботную часть жизни на такой проспал – строй, распорядок, сапоги, казарма, лекции и семинары до обеда, библиотека и спорт после. На супружеском ложе не свернуться калачиком, не угреться собственными выдохами так, как под тощим армейским одеялом, не погрузиться без помех в собственные мысли.

А они опять с невнятных обстоятельств убийства Парнеева сбиваются на куда как более тревожные обстоятельства: я оставил жену и ребенка в чужом для них городе. Обе Юли в это время тоже засыпают. Обнять бы жену, но гораздо больше хочется потискать перед сном своего замечательного ребенка, послушать дочкин лепет, посмотреть, как под сказку «про звезду Алмазку» на нежные пальчики накручиваются русые прядки, указывая, что вопросы маленького Лепаля (он же Кумпасик, он же Пимпусик, он же – несть числа ласковым прозвищам ребенка двух с половиной лет) скоро иссякнут и чадо вырубится, утомленное дневными детскими хлопотами по воспитанию плюшевого зайчика Кузи или тряпичного рыжего клоуна Серёжи. А жену, вполне отзывчивую на объятия и прикосновения, хочется не просто обнять, а стиснуть до хруста, вдавить в себя всю, вдохнуть ее головокружительно. Только куда там! Шеф что давеча сказал? – «В отпуск ты пойдешь, когда убийство раскроешь да дело в суд направишь!»

Но перед сном об этом думать нельзя.

Прибегаю к испытанному снотворному – переключаю мозг на легкую эротику – мальчишеские грезы и воспоминания о юношеских похождениях.

Сначала пересчитываю, перечисляю про себя поименно барышень, в которых безмолвно и безответно влюблялся в детском саду, в школе – Лена, Марина, Лера, Саша, Лариса. Негусто.

Потом вспоминаю девушек, с которыми дружил, встречался, танцевал и тискался в полумраке школьных и курсантских «огоньков», танцплощадок и дискотек, с кем целовался на автобусных остановках или в подъездах, провожая домой из кино или театра, из бассейна во время учебы в институте – Таня, Света…

Пропускаю, не смея называть (как у некоторых народов не называют имя Бога) большую, светлую, незабвенную первую любовь – пропускаю саднящие воспоминания о ней быстро-быстро, чтобы не казалось неправильным существование без нее, и продолжаю перечень скучноватых успехов: Люда, Марина, Лена, еще одна Таня, Ира, Нина… Череда имен и лиц смазывается, как под поцелуями помада на губах давней подруги, имени которой не вспомнить. Но не потому не вспомнить, что память подводит, а просто долгожданный сон освобождает наконец от изысканных подсчетов.