Читать книгу Билет на небесный поезд - - Страница 14

Плёнок было так много, что ему пришлось заказывать печать в двух местах, чтобы не ждать следующего дня. Даже с полагающимися оптовыми скидками за всё набежала приличная сумма. Игорь даже засомневаться, хватит ли ему наличности. Впрочем, хватило. В одном месте ему пообещали выполнить заказ к трём часам дня, во втором – в четыре. До этого времени нужно было себя чем-то занять. Он по инерции вернулся к дому, но вдруг почувствовал, что подниматься наверх, в квартиру, где царит полный разгром, где так явственно ощущается запах безысходности и тень убегающего времени, решительно не хочется. Там его точно охватят сомнения в том, что фотографии – это ключ к загадке, снова вернётся злость и депрессия. Нет, уж лучше прогуляться, отвлечься, не дать себе усомниться.

Под подъездом на лавочке спиной к дорожке сидел соседский мальчишка лет одиннадцати. Сидел и задумчиво смотрел на начинающийся от его ног газончик. Единственным достойным внимания объектом на этом клочке земли являлся розовый куст, увенчанный несколькими крупными бутонами. Игорь вспомнил, что точно так же парнишка сидел и вчера утром, когда Игорь отправлялся на поиски старых друзей и новых приключений. Вчера, окрылённый и преисполненный оптимизма, он выскочил на улицу и пробежал мимо, даже не задумавшись, чем так занят его сосед по подъезду и почему он не в школе. Впрочем, причину последнего можно было объяснить гипсом на правой руке.

Игорь присел с противоположного края на лавочку, мучительно пытаясь вспомнить, как зовут парня. Такой информации в голове, увы, не водилось. Тогда он сказал просто, стараясь изобразить голосом максимум дружелюбия и хорошего настроения:

– Привет, дружок. Что с твоей рукой?

Ответная реакция поразила Игоря до глубины души. Мальчишка, не говоря ни слова, поднялся со скамейки и, не оборачиваясь, пошёл к подъезду. Это было уже слишком! Ошеломлённый Игорь хотел окликнуть его и рассказать кое-что про вежливость и уважение к старшим, но вдруг заметил тонкие проводки наушников, ведущие к ушным раковинам.

Мда… Бесполезно. От него шугаются даже дети!

Мальчишка скрылся за дверью подъезда. Игорь вздохнул, посидел с минутку и тоже поднялся. Побрёл на автомате со двора и дальше… Побрёл, что называется, куда глаза глядят, но вскоре опомнился, так как лишённое контроля тело повлекло его самым привычным рабочим маршрутом к остановке автобуса. Нет, это не годилось. Игорь вздохнул, развернулся и пошёл в парк.

Он побродил немного аллейками меж ёлочек, акаций и каштанов, получил ещё одно расстройство оттого, что его не узнал прогуливающийся там старый учитель математики Пётр Валерьяныч. Впрочем, старик не замечал его и раньше. Возможно, он не замечал и не помнил никого из своих бывших учеников.

В парке он бродил недолго. Шумный проспект, где в фотостудии сейчас зрело его спасение, а может и разочарование, притягивал магнитом. Игорь нащупал в кармане две квитанции и, тоскливо вздохнув, зашагал туда.

В половине пятого он уже разложил все фото по дому. Было их почти четыре сотни. Сначала он стал просто просматривать их одну за другой в пачке, но потом показалось, что правильнее сделать по-другому. И он разложил отпечатанные фотографии по всем горизонтальным плоскостям спальни. Стол, диван, пол, какие-то коробки, в которых он утром рылся и бросил… Отовсюду на него смотрели знакомые и позабытые лица. И Игорь тоже смотрел на них.

Сколько же их! Поразительно, как много людей встретил он за свою жизнь. Сколько девушек, с которыми что-то было… начиная с мимолётного флирта и заканчивая годами семейной жизни. Игорь вспомнил сон про кровати и попытался прикинуть примерное число своих влюблённостей. При том, что в этом плане он считал себя самым что ни на есть среднестатистическим мужчиной… выходило под два десятка. От этой цифры у него даже слегка округлились глаза, но, подумав о сроке, за который вёлся отсчёт, он расслабился. Пятнадцать лет – немалый срок. Но эта цифра отозвалась уже по-другому. Жизнь пролетает. Неустроенная, без счастья, без любимого дела, без близкого человека, без наследников… Хотя… что он может оставить в наследство?

Запаздывание… Чего юлить, оно ведь уже подобралось к стадии необратимости. В это не хочется верить, но вот он, его последний шанс – разбросанные вокруг фото. Ну, фото… И что?

Люди, люди, люди… Если представить жизнь каждого из нас пёстрой лентой, то какой бы мог получиться узор из переплетений и взаимопроникновений, пересечений и скрещиваний…

Он опустился на диван, уставившись в потолок. Протянул руку, взял фотку наугад. Улыбающиеся лица на вокзале. Встреча? Расставание? Положил, зацепил следующую.

Шашлык на озере. Компания, усевшаяся вокруг костра. Красное полотнище с намалёванной белой надписью: «Мир! Труд! Май!».

Вечер встреч выпускников на юбилей школы. Самая многочисленная встреча за все годы. Коллективное фото на фоне исчёрканной мелом доски. При виде «Дано» и «Найти» как-то по-особому кольнуло сердце…

А вот ещё одна. Из старых. Игорь прекрасно помнил её, последнюю чёрно-белую плёнку, которую он сам отпечатал при помощи фотоувеличителя и ванночек с реактивами в зашторенной ванной комнате. Пять девчонок и два пацана прогуливали пары на втором курсе. Что интересно, с этой плёнки не было ни одного кадра брака, все фотки вышли классные и всем понравились. Наверное, поэтому все и пришлось раздать. Себе ничего не осталось.

Агата… Надо же! Карточка с его первой машиной, которую он очень любил, которой дал это имя – Агата – и с которой пришлось расстаться. Расстаться, потому что у Агаты назрели проблемы и с мотором, и по кузову, потому что заниматься ремонтом было негде, некогда, да и накладно, а сосед предложил неплохой альтернативный вариант… Да, в общем, много тогда нашлось причин, оправдывающих нежелание восстанавливать старый автомобиль, оправдывающих… предательство. Где ты теперь, малышка, на какой свалке?

Сдача диплома. Морской круиз. Новый год на работе. Настя…

Так прошло более получаса. Он брал снимок, смотрел на него, вздыхал, клал обратно, следом тянул новый.

На какой-то миг он почувствовал, что эти карточки «10 на 15», разбросанные по дивану, столу, лежащие на ковре… Всё это давит на него. Игорь ощутил себя похороненным под пластами истории. Он тонул в воспоминаниях, погружался на дно, в сумрак минувших дней. Но, вопреки ожиданиям, это было не страшно. Уже не страшно.

Игорь понял, что ошибся, не угадал, выбрал не то. Шанс упущен. Значит, его забудут. Значит, дальше – лишь одиночество и пустота. Можно прощаться.

Игорь обвёл безвольным взглядом разложенные повсюду фотографии, пытаясь ухватить сразу множество лиц. Помахал им рукой.

Прощайте, люди! Можете с чистой совестью забыть про Игоря Астахова. Вычёркивайте из памяти! Считайте, этого человека больше нет.

Возникло желание поднять поминальный бокал и всплакнуть под печальную музыку. Да, именно! Оставаться в тишине становилось невыносимо. Захотелось заполнить звенящий вакуум квартиры чем-то особенным, близким его душе и его времени. Музыкальный центр был отвергнут. Игорь бросил взгляд на вытащенный вчера с балкона кассетник. Магнитофон уже ничего не писал, у него не работало радио, но звук… Звук он ещё мог сносно извлечь из магнитной ленты, и Игорь понял, что ему необходима именно такая музыка. Свою коллекцию кассет он, поддавшись импульсу, подарил одному приятелю, у которого в машине ещё сохранилась кассетная магнитола, подарил уже давно. Но неужели он отдал всё? Нет, по крайней мере, одну какую-то кассету он видел буквально сегодня, копаясь в хламе. Лежала она…

Где же она лежала? В каком-то неожиданном таком месте… Та-а-ак… Где? А, ну да, в старой коричневой папке! Игорь неторопливо, ибо торопиться было, по его мнению, уже бессмысленно, разыскал среди вещей эту самую папку, с которой одно время, давным-давно, ходил в институт. Утром он уже заглядывал в неё, там лежали какие-то вещи, не заинтересовавшие его, причём, какие именно вещи, Игорь даже не запомнил. Сейчас это можно было исправить.

Кассета в подкассетнике без вкладыша, потрёпанная колода карт, синяя общая тетрадь с простой и лаконичной надписью: «ВОЙНА» на обложке и отдельно листик из этой тетради с незаконченной пулькой – таково было содержимое папки. Ничего необычного, удивительно лишь, что папка в нетронутом виде пережила три квартирных переезда, не потерялась, не была выброшена, не понадобилась для переноски или хранения каких-нибудь документов, а так и валялась… «ВОЙНА» означала конспект по дисциплинам военной кафедры. Эпизодические записи лекций, схемы, рисунки на полях, а на последней странице – настоящая картинная галерея, в центре которой в рамочке жизнеутверждающе красовалось: «ВОЙНА окончена! Наступил МИР!» И карты, кстати, были неотъемлемой частью «военки». Если могли, то сбегали с лекции сыграть в буру или расписать пульку. «Вот эту партию не закончили, – Игорь взял в руки расчерченный лист, – хотя я даже выигрывал».

Ему представился этот последний день. Финальное контрольное занятие, партия в преферанс в ожидании курсового офицера, ставящего оценки в зачётки. Игорь выигрывает, остаётся чуть-чуть до закрытия пули, но курсовой офицер приходит, всё барахло кидается в папку и… папка обнаруживается через много лет…

Вообще-то идеально подходит под условия загадки «найди то, не знаю что». Остаётся только спустя годы разыскать участников этой самой незаконченной игры в преферанс и доиграть… Красота!

Игорь вздохнул, столкнул с коленей конспект, накрывший рассыпавшуюся колоду, потянулся к кассете в прозрачной коробочке. Кассета вроде бы не входила в его прежнюю коллекцию. Чёрный корпус без наклеек, ленты на катушке – с полнормы. Отмотана на начало. Что на этой кассете, Игорь не представлял. Будет сюрприз. Игорь глянул на свет сквозь корпус, полузабытым жестом подкрутил ногтем размотавшуюся часть плёнки и скормил кассету магнитофону. Тот покапризничал кнопкой питания, которая держалась на спичке, похрипел, пока выставлялся уровень громкости, а потом заиграл. Да так, что Игорь Астахов замер на месте и через пару секунд сполз на пол, к своим разложенным фотографиям. Если точнее, он просто рухнул в них.

Музыка… Это же не просто музыка… Она… Вот тебе и сюрприз!

С первых аккордов Игорь понял… Нет, с первых аккордов он ещё ничего не успел понять, он мог только почувствовать. И он почувствовал.

Почувствовал, как мелодия вдруг заполняет всё пространство – и внешнее, квартиры, и внутреннее – пространство души, как она разливается, и накрывает его волной, и летит вдаль, за пределы стен, за границы привычных измерений.

Почувствовал, что на сердце стало вдруг легко. Растворились бесследно подавленность, напряжение, тоска. Грусть осталась. Светлая и невесомая. Грусть оттого, что время летит, оттого, что за окном осень, оттого, что неизбежны расставания, оттого, что люди уходят и все прощанья – навсегда. Оттого, что жизнь такова, вот и всё.

Ещё почувствовал, что, несмотря ни на что, жизнь идёт и всегда есть место банальной и доброй мантре: «Всё будет хорошо!»

А вслед за эмоциями пришло понимание. Сначала какое-то бессознательное, а потом уже выраженное словами. Словами, которые можно проговорить ртом и исторгнуть в окружающий мир. Слова были элементарные, но они означали очень важные для него вещи.

Это – то самое!!!

Да, это – то, что он искал. Пролежавшая много лет в папке кассета – вот что было его сокровищем, его загадочным «найди то, не знаю что». Кассета, которую кто-то (знать бы ещё – кто?) дал ему в последний день военки (а может, в какой-то другой день) и которую нужно было прослушать ещё десять лет назад. Вот чёрт! Сделай он это тогда… Ведь вся жизнь могла сложиться иначе. Вся жизнь…

Он в очередной раз огляделся, словно спрашивая у людей с фотографий: «Почему я этого не сделал тогда? Ну, почему? Какие обстоятельства помешали? Какой злой рок?» Ему показалось, его «собеседники» пожимают плечами и разводят руками. Ну, что уж теперь поделать, мол.

Музыка звучала. Не очень качественно, но в этом и был тот самый кайф, составляющая волшебства. Так почти мистически звучит джаз и рок-н-ролл со старых виниловых пластинок, так звучат, вгоняя в транс, голоса бардов с бобинных магнитофонов. И эта кассета тоже рождала свой неповторимый звук. С магнитной ленты исходило раскодированное послание его разуму и транслировалось аудиоволнами через дрожащие мембраны динамиков.

Музыка… Как же описать её? Нет, было совершенно очевидно, что определить стиль, распознать состав используемых инструментов, идентифицировать самих исполнителей просто невозможно. Более того, если попытаться приравнять звучание к какому-то конкретному имени, какой-то конкретной группе, это будет, во-первых, явный обман: Игорь не слышал ранее ничего подобного, а во-вторых, попытками найти аналог можно уничтожить уникальность этой музыки, её чары. Нет, называть и сравнивать было нельзя. Даже определить географическую привязку мелодии не представлялось возможным, из колонок доносились то тягучие элементы жаркого востока, то напор русского симфонического оркестра, то что-то готическое, родом из католических храмов Центральной Европы. Вдруг среди множества музыкальных инструментов брала соло испанская гитара, а флейта через миг уводила в фантазиях на альпийские пастбища, чтобы через какое-то время передать эстафету африканским барабанам, появлявшимся на заднем плане. В этой музыке словно отражался весь мир.

Кто же мог дать ему сию не поддающуюся описанию музыку? Кто предоставил ему шанс пройти посвящение в таинственный круг людей, знающих что-то такое, что неведомо остальным? Можно прикинуть несколько кандидатур, но… Только не сейчас! Сейчас – пить эту мелодию, тонуть в разбуженном океане любви и жизни. Наслаждаться!

Душа Игоря затрепетала, грудь заполнило ощущение счастья. Мысли споткнулись на очередном изумительном проигрыше и затаились. Остались чувства и эмоции.

Ветер ворвался в открытую балконную дверь, обнял его за плечи, пробежался по фотографиям, словно говоря, что фотографии… это тоже было не зря. Солнечный луч заскользил по комнате, утешая человека, чей путь к обретению смысла был долог и сложен. Небо в окне улыбнулось изогнутым облачком на пронзительной синеве.

Игорь почувствовал себя нырнувшим в нирвану, и из глаз его потекли слёзы радости и облегчения.

Он не помнил, сколько звучала кассета. Время потеряло смысл на этот период. Что-то случилось, по его представлению, и с пространством – Игорь чувствовал, что музыка… Она не просто звучит и затихает, она течёт словно река мимо него и исчезает где-то за окном, выплёскиваясь на стены соседних домов, скользя по проводам, растворяясь в прозрачном сентябрьском воздухе.

Когда последние заблудившиеся аккорды покинули его квартиру, Игорь скинул покрывало вместе с разбросанными фотками, забрался на кровать, свернулся калачиком и уснул на долгие двенадцать часов. Сон его был крепким, и во сне он… менялся.