Читать книгу Курсант. Назад в СССР 3 - - Страница 5

Глава 5

Оглавление

Деревенька оказалась немаленькая. Почти село. Считается, что село от деревни отличают по тому, есть ли там церковь, но в семидесятые церквей и так почти не было. На каждый действующий храм приходилась пара-тройка десятков заброшенных и оскверненных религиозных строений. Зрелище было удручающее. Скелеты прошлого величия с забытым колокольным звоном и тленом вероисповедания. Сейчас и Библию-то нигде не достать. В семидесятых печатали ее разве что нелегально, на пожертвования верующих, и стоимость такого томика доходила до месячной зарплаты. Хотя некоторые особо верущие и у букинистов умудрялись достать дореволюционные издания, получалось даже не слишком дорого. Все же не какая-нибудь "История русской смуты" Деникина.

Советская энциклопедия черным по белому разъясняла, что Иисус Христос – личность, что ни на есть мифическая, а Библия – “сборник еврейских мифов, которую ушлые церковники используют в целях затмения сознания народа”. Вместо Священного Писания рекомендовалась к прочтению “Забавная библия”, наполненная сомнительными карикатурами и высмеивавшая религию. Сатирическая книга была написана еще в девятнадцатом веке каким-то французским атеистом, но в СССР по понятным причинам до сих пор пользовалась популярностью и неоднократно переиздавалась.

Раздавив несколько свежих парящих коровьих лепешек, наша “Волга” резво въехала в деревню. В голове у меня заиграла песня:

“Едем, едем в соседнее село на дискотеку,

Едем, едем на дискотеку со своей фонотекой”.


Стая гусей, хлопая крыльями и вытягивая шеи, встретила чужаков звонким гоготом. Откуда-то сбоку выскочила коренастая кривоногая шавка (сразу видно, что двор-терьер, как минимум в десятом поколении). Заливалась лаем, она скакала рядом, не отлипая от нашего переднего колеса. Показала, значит, всей улице, кто здесь папка.

Машина подпрыгнула на колдобине. Девчонки взвизгнули, а Зинченко пришлось сбавить ход. Удивительное дело, дороги внутри села оказались в разы хуже, чем за его пределами. Раскатанную колею в промоинах, присыпанную золой, вообще с натяжкой можно было назвать дорогой. В дождь на такую “магистраль” лучше не соваться, иначе придется “Беларусь” колхозный вызывать.

Бревенчатые дома уставились на нас маленькими оконцами с голубыми резными наличниками и массивными ставнями.

– Куда дальше? – Зинченко крутил головой. – Ну и местечко… У меня кеды новые. Заграничные. Не хочу в них грязь месить. Дефицит вообще-то.

– Давай у местных дорогу спросим, – предложил Быков. – Вот как раз магазин, заодно сигарет купим. Тормози.

“Волга” остановилась возле ветхой деревянной постройки с прибитой над дверью дощечкой, на которой краснела трафаретная надпись с засохшими потеками: "Магазин № 3 Райпищепрома".

Местная Мекка. И название сложное. В городах магазины назывались попроще, по названию продуктов первой необходимости: “Вина-Воды”, “Хлеб”, “Молоко”, “Мясо”, “Рыба”. У мужчин наибольшей популярностью пользовался, конечно, первый магазин. У женщин – последние два. У детей, которых “снаряжали” за покупками, выдав копеечки под счет, второй и третий.

Сейчас село еще жило. Жизнь бурлила, и молодежи полно. После учебы не принято было “урбанизироваться”. Многие после ПТУ и техникумов возвращались в родной колхоз.

Скрипучая дверь магазина распахнулась и выплюнула наружу довольную женщину с булкой кислого "кирпича" и двумя бутылками водки… Сразу видно, что тетя, по местным меркам, зажиточная: на ногтях чуть облезлый телесного цвета лак, прическа Леонтьева после недавних бигудей, одета в серую длинную юбку и модную спортивную кофту на молнии. На ногах шерстяные носки и новенькие лаковые калоши. Такая фифа сразу выделялась на фоне серости прохожих в ватниках и кирзачах.

– Мамаша, – высунулся из машины Зинченко, – подскажите дорогу в клуб!

Я поморщился. Не умеет Зинченко с женщинами разговаривать. Тем более, это не просто женщина, а явно звезда местного пошиба. Может, жена главного агронома или даже директор школы.

– Да какая я тебе мамаша?! – тетя гневно звякнула бутылками под мышкой и, демонстративно отвернув моську, летящей походкой, словно из мая, прошагала мимо.

– Не понял, – пожал плечами Зинченко. – Чой-то она обиделась вдруг? Черт с ней. В магазине спросим.

Мы ввалились гурьбой в дощатый домик. Если в городе магазины строились, как правило, на первых этажах панелек, то в деревнях это были отдельные здания, как правило, ветхой наружности и престарелого года изготовления.

Каждый такой магазинчик имел свою неповторимую ауру, одновременно походя и не походя на своих сельских собратьев. У каждого свой запах, цвет окрашенных стен, скрип толстенных досок-половиц, протёртых до глубоких канавок.

За дощатым прилавком, опершись локтями на столешницу в позе камасутровской “Зю”, скучала продавщица в белом бесформенном халате и ситцевой косынке набекрень. За ее спиной скривились в приветственной улыбке полупустые полки с незатейливой бакалеей. Колбасы и прочей копченой рыбы в магазине и в помине не было. Зато в достатке были водка и “Дюшес”. А еще минералка, непременно в бутылках из зеленого стекла.

– Здравствуйте, – Зинченко первым подошел к прилавку.

– Здрас-ти, – ответила женщина, чуть поморщившись, будто делала нам одолжение.

– Дайте нам сигарет. Лучших в этой дыре!

– Гляди-ка ты! – продавщица оживилась, всплеснула пухлыми руками. – Магазин ему наш не нравится! Ходят тут всякие!

Женщина с надеждой смотрела на Зинченко в ожидании “сдачи”. Хоть какое-то развлечение в сельском магазине. Наконец нагрянули городские, и можно спокойно с ними всласть повздорить. На своих-то сильно не поорешь. Вмиг сплетни по селу разнесут, что продавщица Галка с утра покупателей облаяла, а все потому, что муж ее, комбайнер, дома не ночевал, а давеча видели его на ферме, где Лилька, доярка молодая всех своими удоями удивляет и допоздна задерживается. Только гавкни, вмиг припишут то, чего не было. Не успеешь чихнуть, как по всей деревне разнесут, что болеешь, а на другой день уже родственникам соболезнования передадут в связи со скорой кончиной. Хоть и знают друг друга все с малолетства и всех родственников до седьмого колена, но если, к примеру, прапрадед обидел кого-то из соседей, то об этом помнить будут всегда, и его грех будет на вас, как клеймо. Ведь в деревне человек всегда под прицелом. Даже если на улице не видно ни души – не верьте! Из каждого окошка из-за горшка с геранью на вас смотрят бдительные сельчане. Самое популярное и массовое сейчас развлечение в деревне (после танцев, конечно) – это в окна глазеть.

Да и чревато блажить на местных. Тут ведь каждый друг другу брат и сват, и дети у всех в одну школу ходят и колотят друг друга. А тут такая возможность выплеснуть скопившуюся за трудовую неделю злобушку.

Зинченко, конечно, ответил, порадовал тетку, не дал ей скиснуть:

– Да я не про магазин ваш. Магазинчик очень даже ничего, деревянный правда, как уличный сортир, и запах такой же, но я к нему претензий не имею, я про село в целом: вместо дороги канава, вместо прохожих коровы, из украшений уличных только лепёхи говяжьи и “газоны” из бадалыг засохшей крапивы. Грустно мне такой пейзаж лицезреть, нет в нем прелести русской глубинки.

– А ты мою деревню не трожь! А то щас как мужиков кликну, они тебя быстро в прелесть мордой макнут. Ишь ты! Деловой нашелся! Припрутся из города и хают нас. Вот тебе сигареты, плати и уматывай!

Продавщица удовлетворенно выдохнула и с благодарностью швырнула на прилавок красную пачку “Примы” за 14 копеек.

– А других сигарет нет? – поморщился Зинченко. – Они ж без фильтра даже.

– А у нас других и не берут! Князья нашлись!

– Ладно, – Зинченко отсчитал мелочь и сыпанул ее в исцарапанное блюдечко, стоявшее на прилавке возле огромных, похожих на стиральную доску деревянных счет. – Спасибо, девушка!

При слове “девушка” мать троих детей (если с мужем считать – тоже детина великовозрастная – то четверых) расплылась в счастливой улыбке. День сегодня явно прошёл не зря. И поорать получилось, и девушкой обозвали, еще бы мужа из коровника пригнать метлой поганой, и жизнь вообще удалась.

– Кстати, – Зинченко обернулся уже в пороге. – Забыл спросить, а где здесь сельский клуб?

Продавщица злорадно улыбнулась:

– Да тут недалеко…

* * *

Машина подкатила к местному ДК. В отличие от других поселковых построек, он отличался статью и кирпичной кладкой. Белыми оштукатуренными колоннами при входе, что подпирали крышу. Чуть ниже черепицы висел огромный барельеф в виде герба СССР в перекрестье знамен. Еще ниже такая же вычурная надпись: “Искусство принадлежит народу”. А под ней в самом центре буквы покрупнее наляпаны: “КЛУБ”. Чтобы, значит, точно не спутать.

Уже стемнело, и главное действо субботы началось. На крыльце клуба толпился народ.

Зинченко был намерен подогнать “лимузин” прямо к крыльцу. Но я убедил его переставить машину подальше в темный переулок, чтобы лишний раз не нервировать “золушков” нашей каретой. Он еле согласился. Очень уж ему хотелось шикануть перед местным бомондом.

Мы вылезли из машины и направились к ДК. Адреналин приятно щекотал нервы, наливал мышцы кровью, делая каждый мой шаг выверенным, а походку пружинистой. Шел на дискотеку, как на войну. Я прокручивал в голове возможные варианты дальнейших событий. Первый и самый вероятный, это тот, когда при виде нас местные скучкуются и зададут насущный и животрепещущий для них вопрос: "Вы ваще кто такие?! Чё вам здесь надо?!"

Во всяком случае, так всегда было в мою юность в конце восьмидесятых и начале девяностых, когда я оказывался на сельских дискотеках. На нападки местных тогда я безрассудно отвечал: "Да ты сам, мля, кто такой…". Слово за слово, и перед клубом начинался махач. Если местные нас побеждали, то славились на всю деревню героями, сразу бежали покупать по такому праздному случаю целую флягу бражки. Если же приезжие оказывались просто невероятными Джеки Чанами и навешивали численно превосходящим “варварам” тумаков, то они дискотеку и танцевали. В первом случае все обходилось без последствий и ограничивалось несколькими синяками. Во втором – такая победа ничего хорошего нам не сулила. Как правило, на следующий день местные с распухшими рожами, а кое-кто и с некомплектом зубов, собирали всю деревню и вызывали городских на нейтральную территорию в чисто поле, где еще Мамай с Димитрием Иоанновичем отношения выяснял, чтобы восстановить бесчестно попранную справедливость и надавать оборзевшим городским по щам.

Но был еще и третий вариант развития событий. Мирный. Случался он гораздо реже и происходил, если приезжим удавалось закорешиться с местными, встретив среди них кого-то из знакомых. На такой расклад я сегодня и рассчитывал. Пару раз у нас так и получилось. Но если местные даже и принимали приезжих, то это один фиг было до первого недоразумения. Более шаткого мира и представить себе нельзя.

Помню, захотел я как-то потанцевать с местной красоткой в сельском клубе. Подошел, приглашающе приобнял, а тут еще и Боярский затянул про такси с зеленым глазом. Душевно так запел, что девчонка растаяла и готова была со мной хоть на край света на этом самом такси уехать. И я такой – хоп, закружился с ней, нагло нарушая дистанцию пионерского расстояния. Комплименты ей сыпал и шептал на ушко что-то романтическое и загадочное типа: "М-м, знатные валенки. Сама катала?".

И вроде все хорошо, но счастье ж в жизни долгим не бывает. Это только в кино хэппи-энд – и сразу титры. Створки двери распахнулись, и в зал ввалился её парень в дембельских веревочках крученых и прочих побрякушках (говорили, год уже так ходил). Пьяный и злой и на груди тельняшку рвет. Удар, второй, но меня нелегко достать. Я по местным меркам трезвый (всего стакан спирта вылакал). Зуботычиной охлаждаю его пыл. У девушки скрытый восторг, а у меня очень короткая минута славы. Тут, конечно, подключаются его дружки. Меня немедленно выволокли на улицу и дружно попинали. Ну а потом подоспели мои друганы, и вот уже в ход идут вырванные из соседних палисадников штакетины.

Дискотека удалась. Местные потом неделю мазали бошки зеленкой, а мы вставляли в помятый “Москвич” новые стекла. Готовились на следующих выходных посетить другое село.

Мы подошли к клубу. На лавочке возле него кучковались местные пацаны и пили что-то горючее. Эдакая погранзастава. Если через нее прорвемся, то дальше проще будет. Тут сидят парни постарше, которые не утруждают себя дрыганьем под музыку. Не по чину им такое занятие. Они вальяжно потягивают бражку и следят за порядком. Щипают за зад проходящих девчонок и отвешивают подзатыльники неправомерно, по их мнению, забредшим сюда додикам.

Некоторым местным тоже не так просто было посетить клуб. Это днем они соседи или одноклассники, здрасьте-покрасьте. А вечером сельский клуб превращался в строго структурированную иерархию. Пришел в первый раз на дискач – не жлобись и угости мужиков куревом, а если попросят – сгоняй за самогонкой или бражкой. Веди себя прилично и набей чужаку морду. Вот тогда ты свой и можешь спокойно и дальше ходить в клуб.

– Опа, какие люди, и без охраны… – завидев нашу компанию, присвистнул один из выпивающих “трактористов” с закатанными рукавами клетчатой рубашки и в новеньких кирзачах. – Угостите сигареткой…

Зинченко было раскрыл рот и необдуманно хотел выдать что-то вроде “самим мало” или “на халяву и уксус сладкий”, но я его перебил, повернулся и настойчиво проговорил:

– Угости ребят “Примой”, – и, не дожидаясь его ответа, сам выудил у него из кармана куртки только что купленную пачку.

Подошел к “погранзаставе” и протянул пачку “трактористу”, судя по всему, он среди них старший:

– Сдачи не надо.

– Хм-м… Пасиб… – опешил тракторист, а я не дал ему опомниться и продолжил.

– Спасибо не булькает, наливай за знакомство. Андрей меня зовут, – я протянул ему руку.

– Егор, – пожал в ответ мою тракторист. – Откуда будете? Где таких девчонок красивых раздают?

Я повернулся к своим и махнул:

– Идите внутрь, я вас догоню, с ребятами хорошими познакомился. Пообщаюсь пока.

Повернулся к местным, чья-то рука уже протянула мне металлическую кружку с черным пятном отколотой эмали. Из кружки пахнуло кислятиной. Бражка. Я выпил залпом, довольно крякнул, чем вызвал одобрение окружающих. Те загудели, мол, своя паря, даже на городского не похож. Те от браги всегда нос воротят, за что и по сопатке регулярно получают. А этот и закуски не просит, а протягивает кружку для штрафной.

Контакт с аборигенами проходил пока без эксцессов. Пять минут – полет нормальный. Но чуйка мне подсказывала, что не все будет гладко, как хотелось бы. Жаль, что чуйка у меня оперская и, падла такая, ошибается редко…

Курсант. Назад в СССР 3

Подняться наверх