Читать книгу Серебряное кольцо с печатью - - Страница 8

СКсП ГЛАВА ШЕСТАЯ

Оглавление

На пороге редакции я столкнулась с Сериком Искандеровым, моим коллегой.

– Спешишь нагоняй получить? – беззлобно спросил он

– Что серьезный нагоняй ждет?

– Не то слово. Всю планерку только о твоей недисциплинированности шеф и разглагольствовал. Даже примеры из своей комсомольской юности приводил. Очень сожалел, что тебя из комсомола нельзя исключить.

– Да. Это высшая степень гнева. Побегу каяться. Повинную голову даже шеф не сечет.

– Ну, ну беги. Если без головы тебя встречу, не удивлюсь.

А вот я была удивлена. Даже не удивлена, а просто ошарашена. И было отчего.

Шеф не только не стал на меня орать (к чему мы уже давно привыкли), он встретил меня улыбкой и весьма дружеским:

– А вот и наша Тэечка.

Все стало понятным, когда в дальнем углу на диване я увидела братца. Тот вальяжно развалившись, лениво перелистывал какой-то глянцевый журнал.

При моем появлении, братец не спеша покинул диван и расплылся в улыбке:

– Тебе очень повезло с начальством, сестренка.

Кивок в сторону шефа, который тут же подобрал живот, изо всех сил стараясь быть достойным обществом для герцога.

– Я своих служащих тут же бы уволил и за меньшее -продолжил наслаждаться властью Генрих.

Я, конечно, могла ответить ему так, что мало бы не показалось.

Но стены кабинета шефа привыкли к нашему молчанию. Я решила не нарушать годами сложившейся традиции. Поэтому весьма мирно обращаюсь к шефу.

– Срочное задание? Материал в номер?

Тот завертел головой, отыскивая кого это я спрашиваю. Замер на мгновение и изрек на одном дыхании:

– У тебя отпуск, оплачиваемый Сколько хочешь. Занимайся семьей.

– А как же бабушка с внуком? – ошалела я

– Я сам ее приму. Иди, иди. Не доводи до греха.

И уже ласково обращаясь к братцу:– Рад, очень рад был познакомиться. К вашим услугам в любое время.

Генрих довольно ухмыльнулся. Но протянутой руки шефу не пожал. Чертов немец! Мне, почему-то, стало обидно за шефа. И чего это он перед пацаном распинается!

Всё стало ясным, когда, закрывая за нами дверь приемной, Ахмурина мне шепнула:

– А твой братец богач. И щедрый. Редакции годовой запас бумаги подарил.

Можно за многое ругать нашего редактора, можно найти у него массу недостатков, но бесспорным достоинством шефа, которое признает не только наш разношерстный коллектив, но и вся область – интересы газеты он ставит превыше всего. За подарок в виде годового запаса газетной бумаги, шеф и в струнку вытянется и кланяться до земли будет. Ради же собственной выгоды, он пальцем не пошевелит.

– И куда мы сестренка, направились? – вопрос братца некстати оторвал меня от перечисления достоинств шефа. Я это делала впервые, в смысле осознанно искала положительные качества в редакторе. Хотелось бы довести дело до конца. Кто знает, к какому бы выводу я пришла. Впрочем,. к какому бы не пришла, шеф несравненно лучше и чище меня. Его отец пал смертью храбрых в боях под Сталинградом, мать одна растила сына, дала ему образование, сын выбился в люди. Приносит пользу обществу. А я? Лучше не вспоминать. Еще братец этот! И откуда он взялся?! Впрочем, откуда взялся понятно. А вот зачем, неясно. Не для того же он приехал, чтобы благотворительностью заниматься. Хотя может именно с этой целью и прибыл. Сейчас это очень модно и престижно.

– Ты прибыл заняться благотворительностью?

– С чего ты решила, – ошалел братец. Даже остановился.

– Так бумагу оплатил редакции…

– Это ради любимой сестренки, – ехидно ухмыльнулся Генрих, – не надоело за гроши горбатится? Хочешь, деньжат подкину? Сколько тебе надо?

Мы уже вышли из здания редакции и вышагивали по тротуару.

– Нисколько. У меня своих достаточно.

– Достаточно для чего? В кафе перекусить? Или может быть в Париж слетать?

– Ну почему он меня так раздражает? Родственник же! Сын маминой родной сестры. Мне же ничего не стоит рассказать ему, что часть Лялькиных супермаркетов принадлежит мне, как инвестору. Я вложила в Лялькин бизнес деньги, которые получила фактически случайно. (Об этом подробно описано в книге Я – дура). Мой ежемесячный пассивный доход очень большой. Хватит не только в Париж слетать, но и в Куполе – лучшем ресторане на Елисейских полях, ежедневно ужинать. А работаю я, потому что люблю свою работу.

И делаю ее с удовольствием. Но говорить об этом братцу не хотелось.

– Ты чего, господин миллионер, ко мне, нищенке, прицепился?

– Так помочь хочу.

– А я просила о помощи?

Братец ухмыльнулся:

– Так в семье не принято просить. Надо просто помогать.

И только тут я обратила внимание, что он не просто хорошо говорит на русском языке. Он разговаривает на нем свободно, как будто рос в русскоязычном окружении. Иностранный акцент в его речи просто отсутствует.

Это было очень подозрительно. Хотя, может быть, я просто придираюсь. Ну не нравится мне братец. И все тут. Помогать он приехал! А где он и семья были, когда погиб папа и мама от горя почернела?! Я тогда училась в 10 классе. Папа разбился за неделю до моего выпускного вечера. Мои одноклассники гуляли в ресторане. А мы с мамой слезы лили на кладбище. И кто нам тогда помог? Никто! Папин сводный брат да мачеха тенями бродили возле нас, боясь громкое слово сказать. К жизни нас тогда вернула Лялька. Выпускной бал она, конечно, не пропустила. Но традиционно встретив рассвет, она притащила весь мой класс к нам домой. Двадцать подростков шумной толпой ввалились в наш мрачный дом. Они старались громко не разговаривать, не шуметь, зная, что из этого дома только вчера вынесли гроб и горе притаилось в каждом уголке. Но это у них плохо получалось. Жизнь для них только начиналась, настоящая, взрослая, полная надежд и уверенности, что нет в мире такой вершины, которую они бы не смогли покорить. Накрывая им стол, мама делала все автоматически, украдкой утирая слезы. Никто есть не хотел. Зачем Лялька затащила их к нам, было не понятно. Разместившись кое-как по всей комнате, мои одноклассники, притихли. И когда мама позвала их к столу, они уже спали, посапывая от удовольствия. Сказалось волнение и бессонная бурная ночь. Так мы и просидели не известно сколько. Мама размазывающая слезы по щекам, прижавшиеся к ней с двух сторон две девчонки-подростки: я и Лялька, рыдающие в захлеб. И посапывающие во сне мои, уже бывшие, одноклассники.

Ближе к обеду в надежде получить «сто грамм для опохмелки за упокой души усопшего» к нам заглянул дядя Миша, местный пьяница. Увиденное сказалось на нем странным образом. Он выскочил из комнаты и понесся по деревне с криком:

– Угорели, все угорели! Горе-то какое! Горе-то какое!

Позже, когда толпа людей, собравшихся вокруг нашего дома, поредела и мои одноклассники разбуженные. растолканные и «забранные» своими родителями, покинули наш гостеприимный дом, дядя Миша так и не смог внятно объяснить, с чего он взял, что все угорели.

Объяснить самим себе. почему поверили дяди Мише, что «все угорели» в июне месяце, когда печей не топят и угореть не от чего, жители нашей деревни, ворвавшиеся огромной толпой в наш дом, тоже не могли.

Но обсуждение этого непонятного феномена, состоящего в основном из вопросов без ответов, стало главным событием деревенской жизни в то лето.

– И как я мог поверить Мишке, баламуту этому? – сокрушались мужики.

– И чего это детишки после выпускного к Нинке пришли? Там же поминки по усопшему шли? – качала головой женская половина села.

– А я. когда бежала к Нинкиному дому, тапок потеряла. Так и не нашла, – сокрушалась баба Люба, – пришлось новые покупать

– А Саулешка-то! Саулешка! Бигуди по улице теряла, так летела, чтобы первой все увидеть, – подсмеивались бабы над деревенской сплетницей.

Село уже забыло наше с мамой горе. Не напоминало нам о нем. Новые заботы поглотили жителей села и нас. Надо было научиться жить без папы. И мы с мамой научились. Помогла нам в этом Лялька, притащившая в наш дом всех моих одноклассников.

– Когда мама умерла, где была ваша семья? – как хотелось мне кинуть в лицо братцу этот вопрос. Но семья, моя семья: мама, папа и я, это святое. Еще Лялька. А братец чужой. И зачем он приехал?!

– Откуда ты так хорошо русский знаешь? – вполне мирно спросила я, наглухо захлопывая душу для братца.

– Так и будем на улице разговаривать?

Разговаривать я бы предпочла в ближайшем скверике на скамеечке. Но братец решил иначе. Я не стала особо сопротивляться. И вскоре мы сидели в уютном кафе за вполне приличным столиком. Вернее в кофейне. Я ждала. Чего сама не знаю. Братец тоже не спешил с разговором. Так и сидели, разглядывая друг друга с чашками кофе в руках. Надо признаться, что сидеть и куда-то пялиться, я по своей природе, весьма деятельной просто не могла. Уже через пять минут у меня появилось непреодолимое желание заговорить. Я помолчала из вредности еще пару минут и не выдержала:

– Ну, вот и поговорили. Я пошла.

Рот братца расплылся в ехидной усмешке:

– Я не ошибся. Вести прилично себя ты не умеешь. Да и откуда тебе знать, что во время приема пищи разговаривать нельзя.

Так и сказал: «во время приема пищи». Тут меня. конечно, понесло и я выложила ему прямо в лицо все основные законы гостеприимства нашей страны. где святым было: накорми, напои любого прохожего и веди с ним во время трапезы неторопливые разговоры. Когда я стала переходить с основных законов на более мелкие, рожденные во времена Союза, братец остановил меня вопросом:

– Ты хотела знать, откуда мой чистый русский?

Вопрос прозвучал, как угроза. А последующий за ним рассказ был ошеломляющий

– Ты, узнав о кольце, конечно, решила, что правнучка самого Генриха Гиммлера по прямой линии? Опустись на землю, сестренка! Твое родство с самим Гиммлером идет по линии его старшего брата, такого же правильного зануды, как твоя маменька! Надо учиться, надо людям служить, надо скромнее быть и прочая чушь! Чтобы искупить вину младшего брата Генриха перед человечеством, он женил своего единственного сына на русской военнопленной. Наша с тобой бабка была русская. После смерти мужа, она завела в имении традицию- разговоры вести на двух языках – русском и немецком. А когда пришел посланец со священным кольцом, которое из всех младенцев, выбрало почему-то тебя, самую недостойную, твоя мать прервала связи с семьей. Мы все обрадовались. В семье были дети, гораздо лучше тебя. Мы надеялись, что Миссия священного кольца перейдет к другому малышу. Более достойному, с более чистой арийской кровью. По окончанию пятилетнего цикла, Посланец снова пришел со священным кольцом. Кольцо молчало. Твою мать и тебя никто не хотел искать. Вы предали семью, наши традиции, сбежали в дикую Азию. Ты даже не слышала о традициях семьи. Я жил и живу по ним! И ты меня, герцога, поучаешь законам гостеприимства?! В страшном сне не приснится такое!

Тут братец сделал ненадолго паузу. У меня и в мыслях не было его перебивать. От услышанного я в прямом смысле «обалдела» и слушала затаив дыхание, боясь даже пошевелиться. Только одна мысли билась в мозгу: я не правнучка Гиммлера. Ура. Ура, ура. Вернее не совсем правнучка. И это здорово!

Между тем братец уже более спокойно, продолжил:

– Кольцо молчало. В семье начались беды. Заболела мама, какой-то странной болезнью. Врачи просто не могли поставить диагноз. Не знали от чего и как лечить. Мама таяла, как свечка, бродила тенью по замку. Бабушка умерла. Отец загулял. Лиза, моя сестренка, вступила в коммунистическую партию Германии. И погибла при неустановленных обстоятельствах У меня стала без причин кружиться голова и подниматься температура. И все это обрушилось на семью в одночасье.. Что с этим делать мы не знали. Пока однажды к нам вновь не пришел Посланец.

«Кольцо избрало Миссию. Девочку и ее маму надо найти и принять в семью, – сказал он, – проклятие кольца уже начало действовать. Спешите» И ушел. И кто мог Вас искать? И где? Сестра Лиза погибла. Отец собирался женится вторично и ему не было до нас дела. Мама почти обезумела. Мне тогда было семь лет. Семья была обречена на гибель. А фрау Нина жила себе счастливо в Средней Азии. В какой-то деревенской дыре. Хотя знала, что если священное кольцо не переизберет младенца, то семья погибнет. Не знаю как, но Посланец нашел вас. Когда кольцо вторично выбрало тебя, его отдали фрау Нине, чтобы передать его тебе, когда придет время. Время пришло. Но ты не спешишь выполнить миссию. А если не выполнишь, то семья погибнет. Поэтому я здесь. Я не хочу вторично переживать тот ужас медленной и непонятной гибели моих близких. Я герцог, я богат, я хочу быть счастливым. Но я не могу даже жениться, пока ты не выполнишь миссию.

– Я здесь, чтобы помочь тебе.

Что я могла ответить на это?! Броситься и благодарить братца, за то что судьба пинком под зад заставила его найти меня?! Да и какой будет эта помощь из-под «пинка» еще не известно! Ну не нравился мне братец и все тут! Не доверяла я ему и все тут! Почему не знаю. Не было у меня ответа на этот вопрос. Моя душа просто его не принимала. Ну какой он брат!? Чужой человек. Вот Лялька другое дело. Хотя мы с ней просто подруги, она мне родной человек. За нее я в огонь и в воду. Повинуясь порыву побыстрее отделаться от братца, я ляпнула:

– Возьми кольцо и иди спасай мир. а заодно и свою семью. Женись, богатей, рожай детей. А от меня отстань!

И тут произошло неожиданное. Лицо Генриха изменилось, как будто с него сняли маску. Оно стало вполне человечным, на нем появились эмоции. И главной была радость. Его улыбка стала искренней, а прозвучавший голос даже вызвал у меня симпатию:

– Ты отдаешь мне кольцо добровольно?

– Да – несколько опешила я от такой реакции-, на возьми.

Я протянула руку с кольцом Генриху.

– Сама сними и отдай, – настороженно предложил он.

– Не могу, – продолжаю сидеть с протянутой в его сторону рукой, где на пальце мерцает колечко.

– Так я и знал, – снова злость и ненависть в голосе, – разве ты отдашь кольцо! Хабалка!

Конечно, следовало бы встать и гордо уйти. И больше никогда даже не вспоминать о братце. Но я не ушла, видимо душа уже закалилась на «ковре» у шефа так, что слово «хабалка» даже не воспринималось, как оскорбление. Да, я простая деревенская девчонка, окончившая среднюю школу имени «Овцевод» села Кирбалтабай.. Я не герцогиня, по крайней мере, никогда таковой себя не считала и не считаю. Но я никогда, даже самого раз последнего пьяницу и шаромыгу не обижу оскорблением. Мой папа всегда говорил; « Доченька от сумы и от тюрьмы никогда не зарекайся». Папа был мудрым человеком. Я его люблю. И мама его любила.

– Бери сам, – рука с кольцом по-прежнему была протянута в сторону братца.

Тот облизал, ставшие враз сухими губы и осторожно двумя пальцами потянулся к кольцу. Все произошло мгновенно. Я даже не поняла. что произошло. Картина стала более- менее ясной позже из рассказов официанток и посетителей кафе. Все в один голос говорили о бесшумной, алой молнии, которая, по словам одних, появилась над столиком, где сидели мы с братцем. По словам других влетела с улицы через открытое окно, рядом с которым стоял наш столик. По словам третьих- материализовалась прямо из воздуха. Но все были едины в том, что острие этой молнии ударило братца в лоб. Он удара тот с грохотом свалился на пол. Ну а дальше была суматоха, полиция и врач, который констатировал тепловой удар, пообещал, что братец недельки через три будет как новенький, отлежавшись в больничке. Полицию этот случай особо не заинтересовал. Прибывший на место происшествия участковый рассудил, что человеку не под силу метать молнии., а природу к уголовной и даже административной ответственности не привлечешь. Я же, после беседы с участковым, который хорошо меня знал и потому долго не мучил, побежала искать Ляльку.

Серебряное кольцо с печатью

Подняться наверх