Читать книгу Курсант. Назад в СССР 7 - - Страница 7

На следующий я день решил снова наведаться к отцу Березовой Олеси, к той девушке, что успела закрутить быстротечный роман с Дицони. Может быть, в этот раз застану его дома.

От гостиницы его дом был совсем близко. Решил прогуляться пешком. Длинная пятиэтажка с еще незастеклёнными балконами и подъездами, выкрашенными в цвет молодой петрушки. Еще чистые и не замшелые. Только на площадке второго этажа красной краской вкривь и вкось выведен текст с потеками: «Вожатая дура!».

Наш человек всегда любил писать на заборах. Как там у Высоцкого в зарисовке? «… в общественном парижском туалете есть надписи на русском языке».

Нажал кнопку звонка, особенно и не надеясь, что кто-то мне откроет. От двери этой несло нежилым. От других квартир пахло жареной рыбой, подгоревшим молоком или просто был слышен гул телевизора и визги детей да брань супругов. А тут тишина. Мертвая.

Но, на мое счастье, замок щелкнул, и на пороге появился хмурого вида мужик в затертой до дыр тельняшке и вытянутых трениках. От него пахнуло водкой и солеными огурцами. Все-таки есть жизнь в квартире Березовых. Отлично.

Несмотря на свой гардероб, алкаш оказался подтянут, гладко выбрит, а морда будто вырезана из базальта. Правильные углы черт, как шахтер или комбайнер с плаката.

– Здравствуйте, – я раскрыл удостоверение. – лейтенант милиции Петров. Березов Александр Александрович?

– Он самый, – хозяин зыркнул на меня недобрым взглядом и добавил, будто докладывал. – Одна тысяча девятьсот тридцать седьмого года рождения.

– Можно войти? У меня есть несколько вопросов по поводу вашей дочери.

– Входи, начальник… – хмуро кивнул тот и зашагал в зал.

Я разулся и огляделся. Холостяцкая берлога выглядела просто, но чисто. Только темновато. Видно, шторы задернуты.

Я вошел в комнату за хозяином. Тот уселся в кресло, продолжая на меня коситься исподлобья. Но молчал. Что же он так меня невзлюбил прямо с порога?

– Вам знаком этот человек? – я показал фотокарточку Дицони.

Александр безразлично пожал плечами.

– Это Артур Дицони, – добавил я.

– Цыган, что ли? – нахмурился Березов, играя желваками. – И почему я его должен знать?

– Потому что он встречался с вашей дочерью. Недолго. Примерно полгода назад. Вспоминаете?

– А-а… Так тот самый артист? Заезжий.

– Вы его все-таки знаете? – карточку я все ещё держал в руке, чтобы хозяин квартиры мог всмотреться, если все-таки захочет.

– Дочь что-то рассказывала. Когда жива была, – ровно проговорил Березов.

– Его убили в Москве. Неделю назад.

– Туда ему и дорога, – буркнул тот.

– А что так? – я внимательно следил за его реакцией.

– Приехал, хлыщ столичный! Поматросил и бросил.

Он зло, размашисто махнул рукой. Кажется, стена показного безразличия начала рушиться.

– Расскажите про вашу дочь. Какой она была?

– Зачем? Я думал, вы пришли по поводу ее самоубийства. А вы смерть этого урода расследуете? При чем тут моя Олеся?

– Почему сразу урода?

– Я даже свою дочь не хоронил, – прошипел Березов. – А вы ко мне с этим цыганом прицепились.

Он воткнул взгляд в пол, в потертый линолеум.

– Мне жаль, – сказал я искренне, – как так получилось?

– А то ты не знаешь, лейтенант, – скривился Березов.

Интересно – звания отец Олеси хорошо различает, да и людей в форме, кажется, недолюбливает.

– Нет, – коротко объяснил я. – Я здесь в командировке. Из Москвы.

Сейчас не нужно было ничего объяснять, нужно было дать ему заговорить. Собственно, если б мог, я бы и столицу нашей родины не упоминал. Но Березов посмотрел на меня каким-то другим взглядом. Может, понадеялся, что я тут “за старшего”? И в чем-то таком разберусь…

– А-а… – смягчился тот. – В СИЗО я проторчал. Месяц целый. Как раз, когда дочь погибла. Чтоб всем пусто было…

Зубы его скрипнули, слова как будто не шли на язык, но он продолжил, хоть и коротко:

– Дело мне шили твои коллеги. Но отделался штрафом.

– Что за статья? И почему избрали против вас такую меру пресечения, как арест, если в итоге штраф получили? – недоумевал я.

– Водки будешь? – неожиданно предложил Березов.

Я на секунду задумался. Разговор как-то у нас с ним не клеится. Может, если чокнемся разок-другой, как водится в нашей могучей и необъятной, и дело лучше пойдет? После совместного возлияния люди братьями сразу становятся, и разговоры за жизнь по накатанной прут.

– Наливай, – кивнул я. – И давай на «ты». Меня Андрей зовут.

Березов поморщился, но промолчал. Ну, теперь хотя бы понятно, почему он ментов недолюбливает.

Он сходил на кухню, принес початую бутылку «Столичной», два граненых стакана и банку соленых огурцов.

Выставил снедь на журнальный столик, который когда-то был детским. Но сейчас лак облез, а цветочки и ягодки потускнели.

Молча налил сразу по полстакана и, не чокаясь, выпил залпом свою порцию. Даже не поморщился. Захрустел кривым огурцом, отплевываясь от ветки укропа.

Я последовал его примеру. Сегодня у меня все равно что-то вроде вроде выходного. В ГОВД без нового командировочного делать нечего.

Березов закурил. Я не торопил его с рассказом. Он задумчиво потер виски и начал излагать:

– За спорт меня посадили, гражданин начальник.

– Как – за спорт? – горячительное теплом прошлось по жилам, мне уже самому захотелось поговорить с этим мрачным человеком. Не из-за работы. А просто понять…

– Статья такая есть, незаконное обучение карате, – мышцы Александра под тонкой тканью тельняшки напряглись и вздулись буграми, теперь на алкаша он был совсем не похож.

– Осенью в прошлом году ввели, – кивнул я. – Добавили пункт в 219-ю. Посчитали, что спорт такой воспитывает жестокость в советских гражданах и растит хулиганов. Но, насколько мне известно, на практике за такое редко сажают. Не припомню, что наши рейдовали, отыскивая подпольные секции.

– У нас в стране несколько миллионов человек занимались этим спортом до запрета. Представляешь, если всех сажать, какой резонанс поднимется? Я тут с друзьями по Федерации разговаривал, многих все-таки из них прижали, кто с размахом занятия вел. Но не за карате. Кого за незаконное получение прибыли, налоги же они с секций не платили. Кого за хранение валюты. Был бы человек, а повод найдется – тебе ли не знать. Вот такая вот практика, – хмыкнул Березов.

Но поговорить ему все-таки хотелось, и он продолжил рассказ:

– Я вообще бесплатно обучал. Но у меня в секции сынок одного шишки из Горкома занимался. Гадкий пацан. Папашей кичился и младших обижал. Я его хотел турнуть, но директор школы за него лично попросила. Не мог я ей отказать, ведь занимались мы в школьном подвале. Да и, как бы, руководитель она мой была. Это я сейчас кочегар, а до СИЗО в школе работал. Военруком. Так вот, однажды этому недомерку в спарринге нос свернули. Недоглядел я маленько. Буча поднялась знатная. Директор сразу от меня открестилась, что, мол, знать не знала о подпольной секции. Ей гороно выговор влепил за халатность. Я не стал ее за собой тянуть, легко отделалась. А мне приписали незаконное получение денежных средств – и под арест взяли. Якобы с ребятишек я плату брал. Ладно бы это еще не в школе случилось, а где-нибудь в подвале клуба. Вот и взялись за меня по полной. Я ведь не дурак. Сказал, что не карате это вовсе, а рукопашный бой. Ребятишки у меня многие без кимоно занимались. Не было у них возможности его купить или сшить. Деньги мне приписать так и не смогли, как ни старался папашка того пацана. В общем, промурыжили меня знатно. Зато пошли по всякой ботве педагогической. Дескать, занятия проводились на низком методическом уровне и без соблюдения техники безопасности. И как тренер я не аттестован в Минспорте. Всех собак на меня повесили и следствие затянули. Вот так бывает на практике… В итоге дело в конце концов прекратили, а я месяц в СИЗО за просто так прочалился. Вышел, а дочи нету уже… Вот такие дела, лейтенант. Давай помянем… – Березов съежился, посмотрел пустыми глазами в стену, тряхнул головой и налил нам ещё водки. – Не чокаясь.

– Н-да… – я передернул плечами. – Скверная история. Извини, конечно, за такой вопрос. Но почему Олеся покончила с собой?

Березов опрокинул стакан, залпом выпил. И стукнул им об столик. Выдохнул и проговорил:

– А кто ее знает… Меня-то рядом не было.

– Извини еще раз. Она и правда ждала ребенка?

– Цыган ее с пути сбил, – кивнул Александр. – Сказала, что его ребенок. Я хотел морду ему набить, да только где ж его сыщешь? Он тут недолго ошивался, а потом исчез.

– А что он тут вообще делал? Что-нибудь слышал об этом? Ведь ты знал, например, что он артист.

– Не знаю… Олеся не рассказывала. Да и сама, наверное, не знала. Что мне про него говорить! Олеся, она вообще у меня была девочка тихая, скромная. Простая даже. Хотя училась хорошо. После ПТУ на фабрике швейной работала. И вот в двадцать лет ее не стало… А мне теперь всю жизнь гадай. Что же произошло? И кто виноват…

– Это несчастный случай, Александр Александрович. Но если кто-то и виноват, и я об этом узнаю – обещаю, приму меры.

Тут уж я не выдержал и перешел на официальный стиль общения. Это обещание было торжественной клятвой отцу, оплакивавшему свою дочь.

– Спасибо, гражданин начальник, – каратист улыбнулся, но сделал это как-то горько. – Хороший ты человек. Сразу видно.

– Я Андрей, а не гражданин начальник.

– Привычка, – пожал плечами Березов. – Чуть уркой не стал, штрафом отделался. Судимости нет, но теперь один хрен в школу не берут работать. Вот только в кочегарку и смог устроиться.

– А что тебя здесь держит?

– В каком смысле?

– Езжай в другой город, смени обстановку. В стране кочегарок хватает. У меня друг в Новоульяновске как раз одну держит. И ресторан еще. С работой поможет.

– Да нет, – отмахнулся Березов. – Здесь я родился, здесь и сдохну.

Дзинь! – мы допили бутылку.

* * *

Я вышел на улицу. На душе остался неприятный осадок после встречи с Березовым. Теперь он совсем один. Главное, чтобы не спился. Хотя не должен. Мужик крепкий, и взгляд у него такой твердый. Есть в нем стержень. Вот так жил не тужил, и система все под откос пустила. И сможет ли теперь совладать со своим горем, с обидой?

Задумался я и о своей жизни.

Вышка есть, звание есть, надо потихоньку вперед двигаться. Главное, с этим чертовым Дицони разобраться. О словах Никиты Егоровича я не мог не думать, хотя сам его и утешал. Если нашу группу действительно расформируют, то мне прямая дорога в опера. Хорошо если в Главк попаду, а если “на землю” – с нуля подниматься долго будет.

Размышляя о жизни, вдруг вспомнил, что вот уже несколько дней не звонил Соне. Развернулся и пошлепал на почту – заказывать переговоры с Новоульяновском. Она сейчас в отпуске, должна быть дома.

В этот раз для звонка мне досталась почему-то кабина не пятая, а третья. Ну и ладно.