Читать книгу Лотос - - Страница 4

Я не хотела снова выглядеть странно перед соседями, поэтому, выходя за почтой, я накинула обычный халат. Хотя мои соседи привыкли видеть меня в измазанных краской пижамных штанах, необычных шапочках, разных носках и огромных футболках с принтами девяностых годов. И обычно все это красовалось на мне одновременно.

Итак, халат был моим новым шагом. Я гордилась собой.

Но потом я поскользнулась на льду и распласталась на подъездной дорожке, прямо лицом к неподалеку стоящей Лорне Гибсон. Во время падения пояс халата развязался, и моя грудь вывалилась наружу. Что ж, по крайней мере, на мне было нижнее белье. Это зрелище побудило старушку схватиться за четки и перекреститься дюжину раз.

Я поправляю одежду и поднимаюсь на ноги, постанывая от пульсирующей боли в копчике. После этого машу рукой Лорне, уронившей свою почту и теперь смотрящей куда-то в небеса. Наверняка она молится, чтобы Бог спас мою душу.

– Я в порядке! – наигранно бодро кричу я. Она игнорирует меня, продолжая петь «Аве Мария». – Трусики с леопардовым принтом продаются в Victoria’s Secret, если вам интересно. Супердышащие!

Лорна ахает, прижимая руку к сердцу, и качает головой, глядя на меня с другого конца двора. Она выглядит так, словно хочет лично провести со мной обряд изгнания нечистой силы.

– Богохульное дитя, – бормочет она, прежде чем подхватывает свою почту и убегает домой.

Сидни Невилл. Святотатственная бродяга с Брайарвуд-лейн.

Я невозмутимо хихикаю себе под нос. Лорна ненавидит меня с тех пор, как я вежливо отклонила ее предложение вступить в библейский клуб несколько лет назад. Я предполагаю, это что-то вроде книжного клуба, где есть только одна книга – Библия.

Учитывая, что я люблю читать мрачные романы с большим количеством сцен секса и откровенных выражений, уверена, что скучала бы там и задавалась вопросом, когда же Адам и Ева, наконец, пустятся во все тяжкие.

– Ты в порядке, Сидни?

Я массирую свой зад, затем завязываю халат и поворачиваюсь лицом к соседнему дому. Гейб высовывает голову из-за двери с москитной сеткой, озабоченно нахмурившись.

Я усмехаюсь, пожимая плечами.

– О, знаешь, просто выбешиваю старушек еще до того, как успела выпить кофе с утра. Как обычно.

– Бунтовщица, – подмигивает он, опираясь локтем о раму. – Ты ушиблась?

– Пострадали только моя гордость и блестящая репутация.

– Значит, ты в порядке.

– Лучше всех, – я широко улыбаюсь. – Устроим марафон «Всегда солнечно»[1] сегодня вечером?

Он указывает на меня пальцем:

– Если сделаешь тот соус для тако, то это свидание.

Я приветливо салютую ему и наблюдаю, как он исчезает внутри дома.

Гейб Веллингтон – мой лучший друг. Мы как брат и сестра, росшие вместе последние двадцать шесть лет. Я переехала в этот дом со своими родителями, когда мне было всего три, а в прошлом году купила его у них, так как папа вышел на пенсию и захотел осуществить свою давнюю мечту – жить на поле для гольфа.

Гейб же вырос в соседнем доме со своим отцом и мачехой.

И Оливером.

Но мы больше не говорим о нем.

Мачеха Гейба скончалась более десяти лет назад, а его отец, Трэвис Веллингтон, снова женился и передал право собственности на дом своему сыну.

Итак, мы по-прежнему соседи, по-прежнему друзья и по-прежнему вместе принимаем ужасные решения.

Я захожу в дом, просматривая выписки по своей кредитной карте и уведомления об оплате коммунальных услуг. После сдвигаю очки в темной оправе на переносицу, вспоминая те дни, когда я с нетерпением ждала подписку на «Teen Beat» и набитые деньгами открытки от бабули.

Моя полосатая кошка Алексис мурлычет, кружа вокруг моих ног. Прежде чем наклониться и поднять ее, я поправляю свои собранные в неаккуратный пучок волосы. Затем направляюсь с рыжим котом под мышкой в кабинет, готовая разобраться с электронной почтой и приступить к работе. В первую очередь я графический дизайнер, который специализируется на создании веб-сайтов. Во всяком случае, это то, что оплачивает мои счета.

Еще я рисую.

Живопись – моя истинная страсть. И я счастлива, что она дает мне дополнительную финансовую подушку, которая обеспечивает меня кофе и пошлыми книжками. Несколько моих работ были представлены в художественных галереях, а еще на аукционах. Кроме того, я посещаю ярмарки ремесел и выставки, а также выполняю личные заказы через свой магазин Etsy.

Во многих отношениях это жизнь мечты. Я независима, работаю из дома, занимаюсь любимым делом. Я даже иногда подрабатываю барменом по выходным, притворяясь, что у меня есть обычная жизнь за пределами «Фейсбук»[2] и моей кошки.

Но я не буду лгать и говорить, что у меня все идеально – чаще всего я чувствую себя очень одиноко. Мои родители находятся в часе езды отсюда, а у моей сестры Клементины своя жизнь, в которой фигурируют маленькая дочь и запутанный бракоразводный процесс.

Включив ноутбук и устроившись поудобнее с кружкой кофе, я принимаюсь за работу: просматриваю электронную почту и переписываюсь с одним из моих любимых авторов романов, для которого я имею честь разрабатывать веб-сайт.

Когда я тянусь за своим мобильным телефоном, чтобы включить плейлист Lord Huron, я случайно толкаю локтем Алексис, которая вскакивает из-за стола и опрокидывает мой кофе.

– Черт! – ругаюсь я, осознав, что мой арабский мокко только что пролился на стопку картин, которые я положила рядом со своим рабочим местом. – Нет, нет, нет…

Я действую быстро, хватаю попавшуюся футболку и мчусь обратно на место преступления. У меня перехватывает дыхание, когда я замечаю картину, пострадавшую больше всего.

Это произведение с изображением Оливера Линча.

Моего лучшего друга в детстве.

Сводного брата Гейба.

Маленького мальчика, который пропал четвертого июля почти двадцать два года назад.

Я лихорадочно начинаю вытирать портрет, на глаза наворачиваются слезы.

Только не этот. Пожалуйста, только не он.

Я работала над этой картиной долгие восемь месяцев. Она была создана на основе фотографии Оливера, которую средства массовой информации изменили, сделав его старше, а затем распространили. Это образ того, как он мог бы выглядеть сегодня, если был бы еще жив.

Футболка впитывает темный кофе, и я наблюдаю, как он проникает в хлопчатобумажную ткань. Затем откладываю ее в сторону, и провожу пальцем по линии подбородка Оливера. Прошло более двух десятилетий, но рана кажется свежей. Сердце до сих пор колет, когда я думаю о мальчике со светло-каштановыми волосами и глазами цвета багрового заката. Я все еще слышу его смех и представляю его перепачканный грязью комбинезон.

Иногда, клянусь, я чувствую его или даже слышу, как он шепчет мое имя…

Сид.

Старая спальня Оливера примыкает к моему кабинету, который раньше был игровой комнатой. У меня сохранились яркие воспоминания о том, как мы выкрикивали шутки «тук-тук» из окна в окно, играли в «телефон» с помощью веревки и двух консервных банок, а также рассказывали истории о привидениях, устрашающе освещая фонариками свои лица.

В тот последний день, 4 июля 1998 года, мы договорились сходить в кино на фильм «Ловушка для родителей». Мы с нетерпением ждали его выхода.

Наши мамы были лучшими подругами и часто нас так баловали. Обычно на сеансах мы хихикали, поедая попкорн и мармеладные конфеты, в то время как моя мама и его мама, Шарлин, тайком приносили вино в кинотеатр и хихикали больше, чем мы.

Тогда я так и не посмотрела «Ловушку для родителей». И по сей день я все еще не видела этот фильм. Мне казалось неправильным смотреть без него.

Бросив последний взгляд на окно Оливера, которое теперь было темным и заваленным коробками с разным хламом, я заканчиваю сушить портрет и переношу его в более безопасное место в углу комнаты. Я заставляю себя успокоиться и пытаюсь отвлечься на что-то другое.

Прежде чем я успеваю снова сесть, звучит рингтон моего телефона. Это музыка из заставки «Секретных материалов», а значит, звонит моя сестра. Я отправляю ее на голосовую почту, так как у меня совсем нет времени – уже десять утра, а я почти ничего не сделала!

В ответ она отправляет мне сообщение.

Клем: Ответь мне, шлюшка.

Я стону.

Я: Я работаю, потаскушка.

Клем: Мне нужно, чтобы ты присмотрела за Поппи в эти выходные. Очень прошу. Никаких вишенок на торте, потому что я их съела.

По моему лицу скользит ухмылка, когда я вздыхаю и отправляю ей ответное сообщение.

Я: Я работаю в баре в эти выходные, но могу взять ее с собой. Мы можем создать сказочные воспоминания и узнать о том, как не следует поступать, когда она вырастет. Кроме того, Брант обязательно научит ее нескольким новым красочным словам. И-и-и еще будет проводиться конкурс мокрых футболок. #вечертетииплемянницы

Клем: Я спрошу Регину.

Клем дополняет сообщение обилием раздраженных смайликов, и я не могу удержаться от смеха. Затем выключаю телефон и бегу вниз, чтобы сварить еще кофе.

* * *

Этот придурок обманул меня.

Мы с Гейбом назначили марафон «В Филадельфии всегда солнечно» на семь часов, а сейчас почти восемь. Соус для тако уменьшается с каждым кусочком тортильи, в то время как Алексис развалилась на моих коленях. Я снимаю очки и тянусь за мобильником, собираясь взорвать телефон Гейба мемами с Дэвидом Хассельхоффом. Вероятно, он нашел горячую девушку, с которой можно провести время сегодня вечером. И это совершенно нормально, но он мог бы посвятить меня в свои планы.

Вместо этого я вижу пропущенное сообщение от Клементины.

Клем: Сестренка. Включи новости.

Я хмурюсь. Она знает, что у меня нет базового кабельного телевидения – только «Нетфликс» и «Хулу», как у большинства миллениалов[3] в наши дни. Поэтому как только я собираюсь открыть «Фейсбук»[4] – мой любимый источник новостей, – то замечаю мигающие огни, отражающиеся на экране моего телевизора. Я поднимаюсь на диване и выглядываю из-за занавески. Во рту у меня пересыхает.

Дом Гейба окружен полицейскими патрульными машинами.

Какого черта?

Сначала я думаю, что он устроил очередную вечеринку, но на подъездной дорожке нет других машин, и я не слышала музыку или какой-то шум.

Дерьмо. Что-то не так.

Меня начинает тошнить, а дыхание сбиваться. Не раздумывая, я натягиваю зимние ботинки и выбегаю через парадную дверь в одних спортивных штанах и футболке с «Ох уж эти детки!».

Свежий воздух – приятный контраст с жаром, охватившим меня. Моя голова поворачивается вправо, и я замечаю Лорну Гибсон, стоящую на крыльце своего дома и наблюдающую за происходящим. Одна ее рука сжимает подвеску с крестом, в то время как другая прикрывает рот. И ее глаза не наполнены привычными презрением и осуждением – они наполнены слезами.

Сердце бешено колотится, колени дрожат. Я набираюсь храбрости и с трудом перебираю ногами по тонкому слою снега, покрывающему лужайку. Полицейские огни размыты, и я осознаю, что снова забыла надеть очки.

Когда я подхожу к крыльцу Гейба, то не утруждаю себя стуком. Я дергаю за ручку и протискиваюсь внутрь, чуть не задев офицера дверью. Три незнакомых лица поворачиваются, чтобы посмотреть на меня, нахмурив брови и плотно сжав губы.

– Вы друг семьи? – спрашивает один из них.

Мой голос дрожит, когда я отвечаю:

– Где Гейб? Он ранен?

Но потом я вижу его.

Офицер отходит в сторону, показав моего друга. Гейб сидит на краю своего дивана, упершись локтями в колени. Его красные глаза блестят от слез. Он смотрит на меня с самым душераздирающим выражением лица, которое я когда-либо видела.

Мое сердце сжимается от хаотичных ударов, смятение и страх борются внутри меня.

– Гейб… что, черт возьми, происходит?

Гейб встает, потирая лицо ладонями, и медленно шагает ко мне. Его темно-русые волосы прилипли к вспотевшему лбу.

– Сидни.

Я смотрю на него, ожидая ответа с широко раскрытыми глазами и дрожащими коленями.

– Сидни… – продолжает он, затем делает глубокий вдох. – Это Оливер. Они нашли Оливера.

Воздух покидает мои легкие с громким свистом, и я покачиваюсь на обеих ногах, думая, не послышались ли мне эти слова. Мое и без того затуманенное зрение ухудшается, когда слезы застилают глаза.

– Ч-что?

Из меня вырывается еще один сдавленный вздох, и слова Гейба начинают поочередно доходить до меня.

Они нашли Оливера.

Они. Нашли. Оливера.

Мне удается задать еще один вопрос:

– Где было его тело?

Его тело. Его кости.

Его грязный комбинезон с пятнами от мороженого.

Гейб делает еще несколько шагов вперед, его кадык подрагивает, когда он тяжело сглатывает. Подойдя ко мне, он сжимает мои плечи. И я так благодарна за это, потому что его следующие слова выбивают из-под моих ног почву.

– Он жив.

Я падаю в обморок.