Читать книгу Цветы, пробившие асфальт. Путешествие в Советскую Хиппляндию - - Страница 19

Советским хиппи удалось достичь большей сплоченности не только благодаря своим собственным усилиям. Пожалуй, надо отметить, что понятие и практика Системы стали намного более важными в тот момент, когда советский режим решил бороться со своими хиппи. Потребовалось пять лет на то, чтобы линия фронта отчетливо определилась, но уже начиная с 1972 года война с длинноволосой молодежью развернулась полным ходом, и ее механизмы были хорошо отлажены. Репрессии варьировались от травли в прессе до исключения из школ и университетов и включали в себя принудительную стрижку, частые задержания комсомольским патрулем и аресты милицией на пятнадцать суток. Вскоре к борьбе против хиппи присоединилась психиатрия с ее учреждениями тюремного типа. В ответ хиппи демонстрировали все больше презрения ко всему советскому и официальному. Но так или иначе, прежде чем началась серьезная конфронтация, обеим сторонам пришлось поближе познакомиться друг с другом, и на это ушло какое-то время.

Первые признаки того, что власти узнали о существовании «доморощенных» хиппи, появились в 1968 году, когда русскоязычная газета «Советская Латвия» высмеяла местных длинноволосых молодых людей, назвав их при этом поименно, в стиле, очень похожем на тот, в каком ранее песочили стиляг: подчеркивая их интеллектуальную пустоту и выражая сомнения в их политической благонадежности191. Скорее всего, статья была местной самодеятельностью, потому что центральная пресса все еще хранила молчание. Было такое ощущение, что разные звенья советского режима пока не определились, как им относиться к этому новому явлению. Поэтому в газетах и журналах еще появлялись вполне одобрительные статьи про хиппи и протестующую молодежь на Западе. Представление о молодежных протестных субкультурах как о реакции на капитализм застило глаза властям, не давая увидеть возможное пагубное влияние отечественных бунтарей на моральные принципы молодежи. Поэтому в конце 1960‐х хиппи еще могли вести относительно беззаботное существование. Вот как об этом вспоминал Липницкий: «Мы жили действительно как цветы в те годы: несколько лет были очень счастливые, веселые, нас часто забирали в милицию, но каких-то вещей я просто не помню. Например, когда мы сидели на Маяковской, подъезжала машина, нас запихивали и увозили в милицию. Но не это вспоминается, а вспоминается что-то веселое: прогулки по Москве, сидения на травке»192. Его однокурсница по факультету журналистики, дочь корреспондента газеты «Правда» в Нью-Йорке Татьяна Стрельникова, хипповавшая время от времени, с ним соглашается: «Мы ощущали себя абсолютно свободными»193.

В то время как милиция инстинктивно чувствовала, что длинноволосой молодежи, сидящей прямо на газонах, не место в Советском Союзе, комсомолу, партии и, возможно, КГБ потребовалось чуть больше времени, чтобы присмотреться к новому явлению и понять, что это такое. В 1969 году КГБ Украины якобы в первый раз докладывает «наверх» о «движении хиппи». Они уже категоричны: это не проявление антикапитализма, а, наоборот, поклонение всему западному. С одной стороны, КГБ был достаточно хорошо информирован, там уже знали о намечавшемся «республиканском съезде хиппи» в Таллине (или в Риге – они еще не знали точно). С другой – советские спецслужбы пока совершенно этих хиппи себе не представляли, отставая от реальности лет на десять. Например, они считали, что хиппи собираются в квартирах и слушают джазовую музыку. Действительно ли там имели место сексуальные оргии, как также утверждалось в докладе, или нет, остается вопросом интерпретации. Но для того чтобы консервативный и уже не первой молодости состав украинского ЦК партии действительно понимал, о каком именно явлении идет речь, КГБ включил в доклад выдержки из статьи социолога Кеннета Кенистона (Kenneth Keniston) «Перемены и насилие», опубликованной в 1969 году в журнале «Америка», где кратко объяснялось, кто такие западные хиппи и «новые левые»194. Еще большая путаница по поводу того, что это за новая «штука» появилась среди молодежи, была в головах у номенклатуры на местах. В 1970 году Московский горком комсомола описывал «группу молодых ребят», которые привлекали к себе внимание прохожих тем, что, собираясь на улицах и скверах Москвы, пели английские и американские песни или песни собственного сочинения на мотив «Марсельезы», где звучали такие слова: «Пусть не будет войн и революций! Любовь! Любовь! Любовь!»195 Бедный комсомольский секретарь не знал, что то, что он услышал, было знаменитой песней «Битлз» «All You Need Is Love», в конце которой исполняется гимн французской революции. Как бы то ни было, столичные хиппи сильно озадачили комсомольцев: «Марсельеза», в конце концов, была песней, которую использовал Коммунистический Интернационал, да и любовь вроде бы не находилась под запретом. Поэтому единственное, к чему удалось придраться, – это политическая незрелость молодых людей и то, что они находились под влиянием «буржуазного Запада»196. В январе 1971 года письмо, опубликованное в «Литературной газете», обозначило раскол среди официальных лиц. Михаил Маляров, первый помощник генерального прокурора, через газету ответил на жалобу девушки, приятеля которой насильно остригли комсомольские дружинники. Он заявил, что меры против длинноволосой молодежи могут носить исключительно воспитательный характер, а закон не позволяет насильственных действий197. Его позиция очевидным образом не нашла поддержки у других, более высокопоставленных ответственных лиц. Массовые аресты 1 июня 1971 года в Москве стали примером того, как следует обращаться с хиппи.

18 июня того же года шестнадцать молодых людей из города Черновцы были арестованы за организацию уличного марша в честь дня рождения Пола Маккартни. Из доклада КГБ, в котором говорится о местном инциденте, вырисовывается история, все стороны которой имеют весьма туманное представление о том, кто же такие хиппи на самом деле. Шестнадцать арестованных молодых людей, большинство из которых были учащимися старшей школы, остальные – студентами вузов, и часть из них были комсомольцами, заявили, что они собирались основать «организацию хиппи», выбрав в руководители двух самых старших, потому что они «больше всех знали про „Битлз“». Местные сотрудники КГБ даже не смогли определить, на каком языке были написаны лозунги (они были на английском), но тем не менее доложили, что члены организации не сумели разработать «программную конституцию». Наказание, однако, было суровым. Главных организаторов исключили из университетов и комсомола, а старшеклассникам не выдали аттестаты об окончании школы. Примерно половина участников получили пятнадцать суток ареста198. Де-факто их будущее было уничтожено – как и само сообщество: на исторической карте советских хиппи такого города, как Черновцы, больше не существовало.

Еще годом раньше, в 1970‐м, сотрудник милиции по фамилии Петюнин выступил перед делегатами съезда московского комсомола с докладом, в котором хиппи представали не только нарушителями общественного порядка, но и политически опасными элементами. Он сообщил собравшимся, что во время своих дежурств часто встречает «называющих себя хиппи» – группы молодых людей, которые «одеты вызывающе неопрятно, в нарочито рваных джинсах и рубахах с надписями, с бляхами, крестами, цепями и погремушками, с грязными длинными волосами». Интересно, что он вскользь упоминает откровенно политические комментарии: «Нужно сказать, что дело не только в их внешнем виде. Их привлекают чуждые нашей молодежи лозунги „Свободная любовь“, „Борьба со всеми видами насилия“ (примером насилия берется ввод войск стран Варшавского договора в Чехословакию), „Свобода мысли“ и другие». Возможно, понимая, что все эти лозунги звучат скорее хорошо даже для советского слуха, он добавляет: «„Свобода мысли“ – это хорошо, обидно только, что там, где у людей мысль обитает, у этих юнцов „пустота в мысли“»199. Его критика хиппи была, по сути, более современной версией нападок на стиляг, которых громили лет на 20 раньше200. Во многом так же, как и стиляги, хиппи демонизировались, идя в связке с приписываемыми им очевидно криминальными действиями, такими как спекуляция, употребление наркотиков и, что особо подчеркивалось, подозрительные контакты с иностранцами (все это, конечно, в каком-то смысле соответствовало действительности, но представляло куда меньшую опасность, чем это изображалось). Петюнин предлагал «решительно покончить с такими позорными явлениями, как тунеядство, аморальное поведение, приставание к иностранцам и прочие нарушения (проступки)»201. Также хиппи стали регулярно упоминаться в документах как фарцовщики, алкоголики, наркоманы и несовершеннолетние преступники, хотя большинство из них никогда не нарушали закон и ничего в то время еще не употребляли202.

Поэтому неудивительно, что вскоре после этого первый секретарь Коммунистической партии Украины Петр Шелест призвал искоренить в Советском Союзе скверну в лице хиппи, чье нежелание работать, по его словам, «нанесло вред социализму в глазах всего мира»203. По мнению New York Times, это был момент, когда советский руководитель в первый раз публично произнес слово «хиппи»,204 – что интересно, кажется, также и в последний. Было такое впечатление, что у советских лидеров это слегка забавное слово, означающее молодежную субкультуру, вызывало такое глубокое презрение, что они даже не могли его произнести. Тем не менее направление политики было задано бесповоротно. Вотчина Шелеста Украина в преследовании хипповского движения продвинулась дальше всех. Республика стала считаться в среде хиппи опасной и безжалостной территорией205. Отчет КГБ Украины от мая 1972 года сообщает о мерах по «локализации и разложению» групп хиппи в Ровно, Одессе, Севастополе, Ворошиловграде и Черновцах и о проведении «профилактических мероприятий» в Кировограде, Львове, Харькове, Запорожье и Днепропетровске. Упомянутые там отдельные примеры ясно дают понять, что будущее некоторых молодых людей (а возможно, и судьбы) было в итоге этих «мероприятий» разрушено. С сожалением сообщалось, что, несмотря на принятые меры, в Киеве все еще сохраняется «несколько малочисленных групп» людей, придерживающихся хиппового образа жизни206. За исключением Львова, ни в каком другом украинском городе, даже в Киеве, больше не появилось ни одного более-менее значимого хипповского сообщества. Еще одна докладная записка, от октября 1972 года, содержит куда более резкую критику в адрес хиппи: несмотря на очевидные противоречия, украинский КГБ характеризует хиппи, с одной стороны, как «аполитичных», с другой – как «активных помощников контрреволюционных элементов в Чехословакии в 1968 году». Хиппи обвинялись в шпионаже, фашистских убеждениях, влиянии Запада, сексуальных извращениях, фарцовке и наркомании. Были приведены примеры, свидетельствовавшие не только о том, что в регионе существовало большое количество разных хипповских групп, но и о том, насколько жестоко власти обращались с нарушителями закона. Суровейший приговор был вынесен «организатору» николаевской хипповской общины Владимиру Бондарчуку, который написал в американское посольство письмо с просьбой о предоставлении ему политического убежища: его осудили на три года за измену Родине207. Докладная записка гласила: «Полученные материалы свидетельствуют о том, что т. н. последователи „хиппи“ представляют собой опасную категорию лиц в плане антисоветских, антиобщественных и групповых аморальных проявлений, а сам факт появления „хиппи“ в нашей стране следует расценивать как результат диверсии идеологических центров противника»208. Мало что можно добавить к этой убийственной оценке. Хиппи не были главными врагами советского строя, какими являлись националисты или диссиденты, – архивы СБУ четко указывают на подобную иерархию. Но когда государство вспоминало о своей хиппующей молодежи, а это происходило регулярно, идеологическое оправдание для их преследования теперь было очевидным и больше не вызывало вопросов209.

Поворотным моментом в политике по отношению к местным хиппи могли стать события за пределами Советского Союза. 1 мая 1971 года в Вашингтоне (округ Колумбия) прошли масштабные протесты против войны во Вьетнаме, организованные преимущественно представителями леворадикального политического крыла хиппи – так называемыми йиппи210. Эти демонстрации, возглавлявшиеся харизматичными политическими активистами Джерри Рубином и Эбби Хоффманом, потрясли истеблишмент американской столицы и были жестоко подавлены с помощью полицейского насилия. 4 мая 1971 года в секретном отделе ЦК ВЛКСМ был зарегистрирован доклад, написанный за несколько дней до предстоящей общесоюзной встречи секретарей комитетов комсомола. В нем говорилось о необходимости более суровой и решительной борьбы с так называемыми «хиппи» (кавычки, неизменно используемые в официальных документах, говорят о том, что советские власти не считали своих доморощенных неформалов настоящими представителями западного движения, о которых, в свою очередь, говорилось без кавычек). Им вменялось в вину то, что они «патологически увлечены всем западным» и «открыто прославляют западный образ жизни». Хиппи визуально воспринимались как шокирующий элемент, поскольку у них были «длинные волосы, пестрая, часто грязная и рваная одежда… у многих на груди повешены бляхи или различного рода амулеты. <…> Они также танцевали босыми, сидели на полу среди танцующих» и так далее211. В документе упоминается попытка собрать хиппи на съезд в Таллине в 1970 году, и это свидетельство того, в какой именно момент советские хиппи преступили черту в глазах властей, – в тот самый, когда они проявили признаки организованности: «В последнее время для хиппи стало характерным стремление объединиться, оформиться организационно, отсюда попытки проведения „слетов“ в Таллине, Вильнюсе, в одном из пригородов Одессы, поездки ряда членов движения „хиппи“ по различным городам нашей страны с целью установить связи, контакты»212. В конце записки хиппи подверглись осуждению также и за презрительное отношение к комсомолу. Как пример был приведен еще один инцидент, случившийся в Новосибирске: «Их спросили, какую цель они преследовали, когда на танцевальной площадке, катаясь по полу, плакали, рвали на себе одежду, выкрикивали различные несуразицы, они ответили: „Хотели встряхнуть серую комсомольскую массу“»213. В то время как в докладной записке 1971 года много говорилось о «профилактических мерах», таких как проведение бесед с хиппи, их родителями и учителями, на местах власти перешли к более согласованным действиям: ЦК ВЛКСМ просит комитеты комсомола внимательно разобраться с каждой группой «хиппи», каждым участником, выявить мотивы, объединяющие молодых людей, посмотреть, в каких организациях они учатся или работают, каков в целом там уровень идейно-политической работы214. Этот язык демонстрирует озабоченность и контроль в духе нового стиля советских руководителей, установленного в хрущевское время. Но в реальности все могло быть намного хуже215. Похоже, сразу после того, как документ был принят к исполнению, Юра Бураков и отправился в Моссовет получать разрешение на проведение демонстрации против войны во Вьетнаме. Он считал, что хиппи есть что сказать по этому поводу, поэтому они должны принять участие в советской политической и общественной жизни, и что, объединившись и создав организацию, хиппи могут стать положительным фактором обновления общества. Он совершенно не подозревал, что попадет в настоящую бурю.