Читать книгу Ведьмы горят на рассвете - - Страница 13
8. Ярослава
Оглавление– Доброе утро! Завтракать будешь?
Я растерянно замираю на пороге кухни, увидев незнакомку, сидящую за столом на том месте, где вчера сидел Мир. Она худая, почти что тощая, с кожей бронзового оттенка и длинными вьющимися тёмными волосами, и на ней плащ, в котором я вчера улизнула к собору. «Плащ её. Она тоже здесь живёт?» И в отличие от Аделарда и Кадри, она не выглядит настороженной в моём присутствии.
– Я Лаверна, – напоминает она, увидев моё замешательство. «Точно, та самая, которая так радовалась, увидев меня живой на кладбище». – Кофе?
Всё ещё будучи озадаченной, я лишь киваю. Не знаю, как вести себя в ситуации, которую не предвидела, с человеком, к встрече с которым не готовилась. То и дело мне кажется, что я вообще разучилась реагировать правильно. Тьма за завесой жизни была такой бесконечной, неосязаемой, густой, без времени и пространства, закатов и рассветов, что давно слилась в моем сознании в бездонное болото. Я была уверена, что провела в нём века. Свыклась с мыслью, что моих родных больше нет. Свыклась с мыслью, что меня нет. И никогда больше ничего не будет, что воспоминания мои иссякнут, и тьма меня поглотит, сделав своим вассалом, знающим только беспричинный, безудержный страх… «Почти поверила, что и не жила никогда, это был только сон. А теперь, похоже, придётся учиться реагировать и жить, и чувствовать как человек, а не тень, заново».
Широко улыбаясь, Лаверна наливает мне чашку тёмной жидкости, которая на вкус, однако, оказывается не лучше грязи из лужи.
– Или лучше уже сказать добрый день?.. – размышляет вслух Лаверна, беззазорно наблюдая за моими попытками проглотить кофе, не поморщившись. – Хотя, пф, какая разница? Я всю ночь не спала, пытаясь хоть что-то вдолбить в голову этому идиоту Ниламу, так что кого заботит время, а? Допивай, у нас сегодня насыщенный день.
Мир всё утро нас игнорирует и не произносит ни слова, пока втроём мы не выходим из квартиры. Солнце уже высоко, и Сент-Дактальон будто тоже пробудился: всюду по своим делам спешат люди, шумят автомобили, а многостворчатые окна на фасадах вековых домов ярко переливаются от солнечных зайчиков вокруг. У парадного подъезда, лениво упёршись локтями в крышу дорогого чёрного авто, нас ждёт Аделард. Его тёмная кожа тоже сияет на солнце.
– Полагаю, ты согласна нам помочь, Ярослава? – спрашивает он, когда я подхожу. – Учитывая, что ты всё ещё… ты.
«Учитывая, что Мир всё ещё не отправил меня обратно в беспросветный мрак?» – я смотрю Аделарду в глаза, однако он выглядит искренним, никакой насмешки.
– Да. Если вы согласны на два моих условия. – Мне даже не нужно поворачиваться, чтобы уловить недовольство остальных. Слышу, как Лаверна делает сдавленный вдох, а Мир что-то ворчит себе под нос. Почти что могу представить, как сам воздух за моей спиной сгущается от их эмоций. – Как только дело будет сделано, я проведу обещанный мне год, как пожелаю. Не в вашей квартире, не с вами, без сопровождающих и без наблюдателей. – Они не обязаны соглашаться, я не собираюсь принимать их условия и жить всего год, но мне интересно, как они отреагируют. Будут спорить? И если будут, то могут случайно проговориться о чём-нибудь, что я могу использовать.
Однако, увы, никто не спорит. Лаверна косится на Мира, Мир смотрит на Аделарда и до того как успевает что-либо сказать, Аделард кивает, позволяя своим солнечным очкам упасть со лба на переносицу.
– Договорились, – говорит он.
– Но кости ты свои не получишь, – тут же шипит мне на ухо Мир. – А второе условие?
Я колеблюсь.
– И если… когда мы поймаем вашего маньяка, его убью я.
На этот раз никто не переглядывается. Между нами лишь повисает тишина. Странная, холодная, неопределённая тишина. Когда у меня были силы, мне не приходилось гадать, что чувствуют люди, а значит, не приходилось и задумываться об их намерениях. Я ощущала чужие сердца вокруг точно своё собственное, мне достаточно было прислушаться. Сердце – наглый предатель. Оно ёкает от воодушевления, стучит от страха и трепещет, пропуская удары, от счастья. Последнее состояние моё любимое: сердце спокойное и тёплое, жаждущее доверять. Так легко его убедить, так легко им манипулировать.
Теперь же я слепа перед этими сердцами, и мне приходится играть по правилам: вглядываться в лица и надеяться, что я не спутаю эмоции в глазах. Что же ещё я потеряла, не зная, что буду жалеть об утрате?
Когда я кошусь на Мира, он отводит свои серые, словно буря, глаза, отказываясь встречать мой взгляд, не давая даже возможности попытаться уловить его мысли. Беспокоится, что я испорчу тело Полины, если использую её руки для убийства? Или хочет убить виновника сам?
– Если ты и правда сможешь отыскать убийцу, – наконец отвечает Мир с вновь искусно бесстрастным выражением лица. Однако не говорит «да». И когда я полагаю, что разговор окончен и собираюсь залезть на заднее сиденье машины, Мир вдруг упирается ладонью в дверь, захлопывая её перед моим носом. – Ну уж нет, Огонёчек. Будешь сидеть спереди. Где я могу за тобой присматривать.
Клянусь, я и правда перережу ему глотку во сне, если он продолжит принимать за меня решения.
– Согласно статистике, – говорю сквозь зубы я, – вероятность получить смертельные травмы при автокатастрофе на переднем сиденье выше.
Уголки его губ дёргаются в дьявольской усмешке.
– Какая удача, ты уже мертва.
* * *
Мы выезжаем из старых кварталов, минуем мосты и новенькие блестящие небоскрёбы и прибываем в Берёзовую рощу на окраине города. Именно в этой роще нашли Джасну, последнюю жертву, и именно здесь я должна доказать свою незаменимость.
По зелёным дорожкам нам приходится пробираться пешком, потому что, очевидно, даже дорогим автомобилям не разрешено ездить по лужайкам. Аделард с Миром идут позади молча, однако я всё равно чувствую, как их взгляды сверлят мне спину.
– Ты всегда такая неразговорчивая? – интересуется Лаверна, шагая рядом. Она не пыталась заговорить со мной в машине, но сейчас её неугомонные попытки начинают надоедать.
– Всегда.
– О? – порыв ветра распахивает её плащ. Ругаясь, Лаверна закутывается в него получше.
Несмотря на то что уже поздняя весна, на улице всё ещё холодно. Погода в Сент-Дактальоне всегда капризная, как… как ребёнок, который знает, что родители где-то прячут печенье. Целый день может стоять пасмурная меланхолия, но дождь так и не пойдёт, или же может выглянуть слепящее солнце, которое через пару минут сменится ливнем. Прежде чем выйти из квартиры, я нашла в шкафу спальни кое-что потеплее: джинсы и свитер с воротом, за которым не видно мой кулон. Однако я так и не осмелилась посмотреть в зеркало, так что понятия не имею, выгляжу ли я презентабельной, нормальной, живой – в одежде и теле, которые мне не принадлежат. И на душе апатия.
Когда я ничего не отвечаю, Лаверна вытаскивает из кармана жвачку и незатейливо рвёт ногтями обёртку.
– Не будь такой зажатой, – говорит она, кладя одну, две, три жевательных резинки на язык. – Ты можешь быть со мной откровенной.
– И с чего бы мне быть откровенной с кем-то, с кем я разговариваю впервые в жизни, Лаверна?
– Просто Лав. Именно потому, что ты разговариваешь со мной впервые в жизни? Я ничего не жду от тебя – ты ничего не ждёшь от меня. Мы идеальная пара.
Мне интересно, правда ли она такой лёгкий на подъём, разговорчивый человек или репетировала эту речь заранее. Может, Мир или Ади, или кто-то ещё попросил её со мной пообщаться, разговорить меня, выпытать тайны? Её голос звучит мягко и вежливо, но в то же время ровно и отстранённо, на дружелюбной дистанции, которую ты соблюдаешь с коварным незнакомцем.
«А может, Лаверна просто хочет создать хорошее впечатление, как любой нормальный человек, может, она просто нервничает». Почему я не могу поверить, что бывают люди с добрыми намерениями? «Ах, да, потому что последний, кому я доверяла, меня предал и оставил умирать».
Мало кому хочется гулять в такой холодный день, и чем дальше мы заходим, тем меньше прохожих нам попадается. Парочка детишек с бабушкой проходят мимо и исчезают за кустами сирени, и остаётся лишь седая, угрюмая женщина, читающая газету в киоске со снеками.
– Любишь вафли? – начинает опять неугомонная Лав. – Тут они вкусные, тонкие и хрустящие, завёрнутые в трубочку и с начинкой.
Несмотря на то что кофе со вкусом грязи составил плохой завтрак, и мой желудок урчит от одной мысли о вафлях, я говорю:
– Нет.
Игнорируя мой отказ, Лаверна разворачивается лицом к парням, продолжая шагать спиной, и предлагает остановиться.
– Ненавижу вафли, Лав, – качает головой Аделард. – Давайте перекусим чем-нибудь нормальным попозже. И разве ты не следишь за фигурой, или типа того?
– Переживай за фигуру свой невесты, а не за мою, – язвит Лав, в то же время очаровательно улыбаясь. – Заметила, она в последнее время ест много сладкого, а хрупкой я бы её и раньше не назвала. Кроме того, – её взгляд перемещается на Мира, – ты ведь любишь вафли. – Мир никак не реагирует на её хлопающие ресницы. – Купи мне одну с солёной карамелью, хорошо?
После долгой паузы, Мир обращается ко мне.
– А тебе что?
– Ничего. Я тоже ненавижу вафли. – Доедать пропадающие бутерброды с вареньем из холодильника – это одно, а позволять кому-то платить за твою еду – совсем другое. От этого ты чувствуешь себя обязанным, купленным. Никто не делает ничего просто так, взамен всегда ждут, как минимум, благодарности. «А мне не нужна причина для того, чтобы благодарить людей, которых я планирую обмануть, вынудив отдать мне мои кости, а потом сбежать в теле их подруги».
Когда парни отходят к киоску, Лав усаживается на повалившееся неподалёку от тропинки дерево, так что я делаю то же самое. Бревно повёрнуто к старой, заросшей сорняками детской площадке, которая уже слишком ржавая и разбитая, чтобы на ней играть. Если верить городской легенде, эта роща однажды была имением купца, который ненавидел детей; он утонул в пруду, а его особняк спустя годы превратили в детский сад. «Какая жестокая шутка».
И всё же местная природа красива, ей нет дела до людских шуток; высоченные деревья покачивают зелёными кронами, а воздух свежий, напоминающий мне о парке дома, где я когда-то гуляла с Богданом. Как только получу свою жизнь назад, отправлюсь куда-нибудь, где нет ничего кроме природы. Земля так прекрасна без людей, она уж заслуживает доверия. Слышала, за городом есть озеро, может, я могла бы жить там. Найти домик в уединении и наблюдать, как солнце всходит из воды по утрам. Если не могу попасть в рай и избежать ада, то создам собственное убежище.
Надувая пузырь из жвачки, Лав громко его лопает и косится на меня. Ещё раз надувает. Ещё раз косится. И ещё раз.
– Как ты тут оказалась? – спрашиваю я, поймав её любознательный взгляд на себе в четвёртый раз.
Лав в непонимании морщит нос.
– Как узнала о магии? – уточняю я. – Для большинства это просто сказка.
– Хм-м… Ну, моя бабка была цыганской гадалкой и умела говорить с мёртвыми. По крайней мере, мне так сказали. – Раздумывая, Лав чавкает. – Но ты же спрашиваешь не об этом, а? Мы с подругой однажды вляпались в кое-что. Кое-что плохое и противозаконное. И Мир нам помог. – Пожимает плечами. – Мне просто хочется отплатить ему тем же.
– А Полина? – «Пожалуйста, скажи, что она ужасный человек, который заслуживает потерять жизнь и тело».
– О! Полина уж точно не нарушительница закона, – Лав отчего-то хихикает, пиная траву под ногами. – Мы выросли в одном детском доме, но никогда не ладили. Она не пропускает походы в церковь, не говорит плохих слов… М-м, а ещё она одно время встречалась с Миром.
У меня всё замирает внутри, и должно быть, я обмякла, потому что Лав перестаёт надувать пузыри. «Встречалась. То есть он её любил?» Вот почему Мир избегает моих прикосновений, даже мимолётных? Он до сих пор видит во мне Полину? Я его пугаю? Удивляю? Завлекаю?.. Как же мне тогда вести себя рядом с ним?
– Да не переживай ты, они расстались, – поспешно добавляет Лав. – И остались друзьями, понимаешь? Если хочешь знать моё мнение, я не верю, что настоящая любовь может остаться друзьями. Так что… – её взгляд устремляется к Миру и Аделарду у киоска за деревьями, и в её глазах вспыхивает что-то хитрое. – Не говори Миру, что я рассказала тебе про него с Полиной, ладно?
– Ладно.
В этот момент до нас доносится гонимый по ветру смех. Аделард что-то говорит, смущённо улыбаясь, и лицо Мира тоже преображается от лукавой усмешки. Они оба смеются, выходит звонко, легко и душевно. А потом, словно чувствуя, что мы наблюдаем, Мир поворачивает голову, и его взгляд встречается впервые за день с моим.
Ничего душевного не остаётся в его вмиг посуровевших глазах.
Нет, он не видит во мне девушку, которую однажды любил. Он видит ведьму, которая использовала магию, чтобы убить невинных людей. Он меня презирает.
– А что насчёт Влада, Лав? – спрашиваю я, заставляя себя отвернуться.
– Влада? – она мотает головой, её серьги-кольца качаются в такт. – Прости, не знаю никаких Владов. А что? Друг твой?
– Да. – Какой смысл врать? – Мир упоминал его, но не сказал, как они познакомились.
– Ну, если мы говорим о друзьях Мира, то да, есть у него один загадочный.
– И как этот его друг выглядит? – моя надежда вновь пробуждается.
Лаверна долго о чём-то думает, вижу, как мысли несутся в её зрачках. Потом, очевидно, что-то решив, она облизывает губы, придвигается ко мне ближе, словно чтобы поделиться секретом, и только тогда говорит тихонько:
– Я видела его всего раз и давно. Мир явно предпочитает держать этого приятеля при себе. Но тот привлекательный, подбородок вверх, точно время всей вселенной принадлежит ему, и… есть в нём что-то печальное, знаешь? Будто он много чего повидал, и это для него тяжкий груз.
– А его глаза? Не кажутся до странности тёмными? Пронзительными? Может, даже немного опасными.
– Опасными? Разумеется, сказала же, он привлекательный. И… – она делает паузу, склоняясь ещё ближе, и её терпко-сладкие духи бьют мне в нос. – Почти уверена, он владеет магией, Яра. Как была у тебя. Когда на него смотришь, не можешь сопротивляться и не терпится сделать всё, что бы он ни попросил, но как только он о тебе забывает, как только отводит взгляд… Всё внутри переворачивается и хочется убежать.
У меня сводит челюсти от одной только мысли. «Это он». Именно так действует магия, так затуманивает рассудок. Люди чувствуют, что что-то не так, ощущают угрозу, но не понимают, откуда та исходит, и не могут ей противиться. Это как стоять у края обрыва – прыгай или беги.
– Можно кое о чём спросить? – говорит Лав, её голос становится серьёзным.
Я киваю.
– Ты и правда могла заставлять людей чувствовать всё, что хотела? Когда была ведьмой?
– Да.
– Ох… Хотелось бы мне обладать подобной силой. – Она отстраняется, покидая моё личное пространство, и больше ничего не говорит. Я тоже молчу. Наблюдаю, как продавщица сворачивает свежеиспечённую вафлю, протягивает Аделарду и начинает печь вторую. Я не говорю Лаверне, что магия – злая цена за чьи-либо чувства. Они ненастоящие, и ты будешь об этом знать. И люди вокруг будут знать, хотя и не понимать почему. Это любовь, рождённая не из уважения, а из страха. «Ложь».
Новый пузырь жвачки лопается у меня за плечом, а потом всё внезапно и резко стихает. Я озадаченно поворачиваю голову и вижу, что Лаверна замерла и схватилась за горло. Её лицо побледнело, глаза напуганы. Она отчаянно пытается сделать вдох, но жвачка застряла. Встретив мой взгляд, Лав складывает брови в немой мольбе.
Время будто замедляется, когда мысли начинают кружиться быстрее у меня в голове. «Твой выбор, твоя ложь…»
Она может умереть.
Я могу позволить Лав задохнуться. Легко. Глупая жвачка, глупый несчастный случай, глупая смерть. И на одного человека меньше между мной и свободой.
– Помо… п-по… – Лав кашляет, задрожав, отчего шершавое бревно под нами тоже качается. – Помоги…
Уставившись на неё, я ничего не делаю.
Время тянется всё медленнее.
Мои мысли несутся всё быстрее.
Она никто. Симпатичная девчонка с длинными ногами, препятствие на моём пути побега из проклятой тьмы навсегда. На пути избавления от прошлого.
Лав кашляет громче – безрезультатно.
Мои руки сжимаются в кулаки, но я по-прежнему сижу неподвижно. Ещё минута, и Лаверна никогда никому не расскажет о том, кто теперь Полина. Никто меня не обвинит. Никто меня не поймает. Более того, я могу сохранить энергию её погибшего юного тела в своём кулоне, и тот сгенерирует достаточно магии, чтобы уничтожить мои кости. Всего ещё одна смерть в моём списке, и я свободна. «Проще простого».
– Я-Яра… – на глазах у Лав наворачиваются слёзы, её рука хватает меня за рукав свитера. – Помоги…
Мои глаза перемещаются на киоск, но Аделард с Миром на нас не смотрят. Почему они не смотрят? Почему они не придут и не спасут Лаверну? Почему вселенная снова даёт мне выбор!
«Мне интересно, сделала ли ты всё то, что сделала, ради удовольствия…» – эхом отдаются слова Мира в мыслях.
«Твой выбор, твоя ложь, твоя смерть».
Нет.
Положив одну ладонь поверх кулона, на свитер, я кладу вторую на дрожащее плечо Лаверны. Змейка тепла проносится по телу, и последняя искра магии, что у меня осталась, отправляется человеку в нужде. Мышцы на шее у Лав дёргаются, она охает и выплёвывает жвачку.
– О, Боже… – стонет она, делая наконец столь желанный вдох. – О. Боже. Мой!
«Боюсь, Бог тут не при чём».
Смахнув с ресниц слёзы, Лав моргает, уставившись на жвачку на земле, потом на меня. Её взгляд медленно фокусируется, когда она осознает, что произошло, и понимает, что у меня есть какой-то источник магии. «Ну вот и всё». Я спасла её и обрекла себя.
Однако вместо того, чтобы что-то спрашивать, Лав вдруг начинает нервно смеяться.
– Спасибо, Ярослава. В какой-то момент я подумала… подумала, ты будешь просто наблюдать, как я умираю.
«Я тоже так думала. Хотела. Планировала».
Натягиваю на губы улыбку:
– Ну что ты, Лав.