Читать книгу Ведьмы горят на рассвете - - Страница 6

Когда ты мертва, ничего не меняется. И всё же… что-то для меня изменилось.

– Очнись.

Тьма отступает, и свежий воздух щекочет нос. Этот воздух пахнет недавним дождём и гнилыми листьями, но я боюсь открыть глаза, чтобы выяснить, откуда он взялся. А что, если это ещё одно воспоминание? Или, хуже, галлюцинация? Что, если я всё ещё в том огне, и как только открою глаза, пламя продолжит сдирать с меня заживо кожу? Боль заставляет нас воображать жуткие вещи – так и начинается безумие.

Однако даже после вечности в забвении моя надежда сумела каким-то чудом уцелеть. Я хочу жить. «Безумно». Хочу снова увидеть звёзды своими глазами, почувствовать прикосновение чужого тепла на коже, ощутить вкус кислых яблок на языке…

– Всё ещё мертва?

– Ненадолго.

Словно живая тень за моими закрытыми веками, кто-то склоняется надо мной.

– Ну же, девчонка, ты должна очнуться, – говорит он, осторожно, будто сам боится поверить своим словам. – Я тебе доверяю. – С прикосновением холодного металла что-то рвётся у рук. «Верёвки. Он разрезал верёвки». Но почему? И зачем я вообще была связана?

Прихожу в сознание медленно, вяло, сумбурно, точно пробуждаясь от долгого сна. Нет ни страха, ни радости, лишь пустота в разуме, где ещё недавно всё кутал извечный потусторонний сумрак. Снова ощущать тело странно, будто оно и не моё вовсе и держит мою душу в тисках, но это в то же время и успокаивает: тело защищает меня от смерти, от тьмы, а это хорошо. Чувствую, как мёрзнут пальцы, а сердце стучит аритмично, силится приспособиться к спутанным мыслям. «Хо-ро-шо».

В первую секунду, когда я наконец осмеливаюсь приподнять веки, это всё-таки до отчаяния похоже на очередной кошмар. По-прежнему черным-черно… Однако потом зрение фокусируется, и я различаю силуэт молодого человека, сидящего рядом. Выглядывающая из-за туч луна освещает его уставшее лицо и впалые щеки. «Я тебе доверяю», – сказал он.

Лжец.

Я выхватываю нож у него из рук, без предупреждения, резко и грозно как могу с неслушающимися, замёрзшими руками, садясь на сырой земле и поджимая ноги, чтобы броситься прочь при первой же опасности – скорее привычка, чем осознанное решение. Тем не менее он даже не хмурится, когда лезвие указывает на него. Не впечатлён моей проворностью? Или знает меня? Но сама я не узнаю ни его взъерошенные тёмные волосы, ни самоуверенно поджатые губы.

– Твою ж…

– Живая!

Вздрагиваю. Подняв голову, понимаю, что рядом стоят ещё двое – другой парень и девушка; ночь скрывает их черты, однако оба таращатся на меня как на призрака. «Я призрак?»

Воспользовавшись моментом замешательства, мой воскреситель дёргает меня за руку, нож падает, и он подхватывает тот до того, как у меня есть шанс отреагировать. Я снова оказываюсь беззащитна, и хочется закричать. Но не потому, что мне страшно, нет. Всё ещё наблюдая за происходящим как сквозь лениво развеивающийся туман, играющий с моим разумом, я внезапно осознаю, что дрожу – не от страха и холода, а от возрождающегося на месте пустоты в душе воодушевления. Я так давно ничего не чувствовала, ни рук, ни дыхания, ни свежести ночного ветра… хочется закричать потому, что могу. Потому, что жива.

«Но как?» – пытаясь найти ответ, мой взгляд пробегает по округе и натыкается на покосившиеся кресты и могильные плиты, окутанные фантомными, серыми оттенками ночи. Вокруг царит покой, какого в мире мёртвых мне и не снилось. «Кладбище». Но ведь я помню дом в огне, обращающиеся в пепел книги, горький дым… Я сгорела! От меня ничего не должно было остаться. Как моё тело уцелело?

Что-то не так.

Голова тяжёлая, а на языке неприятный привкус. Лекарство? Кровь? Желчь? И словно чужеродный механизм, руки и правда отвечают на мысленные команды с короткой задержкой, когда я потираю заледеневшими пальцами плечи. Такое обыденное движение, однако мурашки, бегущие под тонкой блузкой по рукам, окончательно убеждают, что мне всё это не чудится.

Он интерпретирует мою дрожь неправильно.

– Вы её пугаете, – говорит воскреситель своим друзьям. – Дайте нам с ней поговорить наедине.

– А ты её не пугаешь? – нервно возражает девушка.

– Я всё ей объясню.

– Но…

– Лаверна. – Его голос звучит тихо, но непреклонно. Люди используют подобный тон, лишь когда знают, что их не ослушаются.

И Лаверна слушается. Нехотя. Её взгляд мечется между ним и мной в нерешительности, а потом она молча морщит нос. Спустя несколько секунд всё-таки разворачивается и уходит прочь, в сторону автомобиля, припаркованного за железными воротами, может, расстроившись или разозлившись, или разочаровавшись, – или всё сразу? Парень, однако, никуда не спешит.

С немым вопросом воскреситель поднимает на него глаза.

– Я не оставлю тебя с ней одного, Мир, – говорит ему друг. – А если она снова попытается на тебя напасть?

– Умоляю, нож-то у меня.

Друг сомневается. Грязь под его ботинками, рядом с моим бедром, хлюпает, когда он переступает с ноги на ногу, мешкая. На мгновение кажется, что он собирается меня пнуть – просто потому что может, потому что уверен, что я опасна, и мне стоит напомнить, кто здесь главный. Но нет. С недовольным вздохом он в конце концов разворачивается и уходит следом за Лаверной, оставляя между могил за собой мятую траву.

Вероятно, мне действительно должно быть страшно – или хотя бы тревожно, – ведь я не знаю ни этих людей, ни того, что произойдёт дальше, но… «Я жива». Это всё, что имеет значение.

Оставшись, как и требовал, наедине со мной, Мир продолжает смотреть на меня с напряжённым любопытством. Мы оба так и сидим на раскисшей от недавнего дождя земле, подол его плаща промок в грязи, но ему плевать; он ждёт моих действий. Наверное, следует что-нибудь спросить. «Ты впрямь меня спас?» Но если бы он предпочитал видеть тебя мёртвой, как бы ты оказалась здесь, дурочка? «Тогда где мы? Куда делся огонь? Трава зелёная, разве сейчас не зима?»

– Кто ты? – начинаю я и не узнаю собственный голос. Пытаюсь вскарабкаться на ноги, но теперь, всецело придя в себя, понимаю, что лодыжки тоже связаны.

– Зависит от того, – говорит Мир, – кто ты?

Молчу.

– Ты можешь мне доверять, – повторяет он, демонстрируя верёвку, которая прежде связывала мои руки, и отбрасывая в сторону. – Видишь? Я тебе доверяю.

«Лжец». Ни капли доверия в его расчётливом взгляде.

– Если доверяешь, развяжи мне ноги.

Нож блестит в руках Мира, когда он качает им из стороны в сторону в знак отказа:

– Сначала скажи мне своё имя.

Очередной порыв ветра проносится между нами, напоминая, какой беззаботной может быть ночь. Я никогда не боялась умереть, но однажды боялась жить. Теперь же, глядя на следы от грубых верёвок на своих запястьях, думаю, пора признать, что и то и другое ложь – я боюсь как жизни, так и смерти. Моя кожа должна быть в шрамах и ожогах после пожара, однако она мягкая и гладкая, и невредимая. И тем более не пепельно-бледная, какой полагается быть коже у мертвеца.

Вот что не так.

Мой взгляд с опаской снова пробегает по кладбищу, на этот раз примечая яму неподалёку, холмик земли и… кости. Понимание происходящего пробегает по позвоночнику липкой дрожью. «Это не моё тело».

– Ага, – проследив за моими глазами, Мир кивает. – Кости твои. – Простой, печальный факт, никакого сожаления в его голосе.

– Сколько прошло?

– Почти три года.

«А казалось, что тысяча». Три года смерти, тьмы и проклятия… Изменилась ли я? А царство живых?

– Ну, так как? – продолжает Мир. – Помнишь, кто ты? Своё имя? Или годы в могиле свели тебя с ума насовсем?

Я облизываю пересохшие губы, сглатывая. Неприятный привкус на языке почти исчез, мысли стали чётче, но горло теперь горит от жажды. Признак того, что на мне использовали магию.

– Яра… Ярослава.

Выражение лица Мира наконец расслабляется. Если бы он не контролировал свои эмоции передо мной, уверена, выдохнул бы с облегчением: имя, которое он хотел. Душа, которую искал. Не добавляя ни слова, он крутит ножик в руке и начинает резать верёвку у меня на лодыжках.

– Как ты меня оживил, Мир? – спрашиваю я, наблюдая за его точными движениями.

– Как? Или почему?

– Почему.

Он колеблется.

– А это правда, что о тебе говорят, Ярослава? Ты была преступницей, ведьмой и так называемой королевой мёртвых? – это сарказм в его голосе? – Не кажется, что последний титул чересчур… помпезный?

«Нет, если знаешь, что я натворила».

– Почему? Преступница никому не нужна живой.

Верёвка лопается, я на свободе. Спрятав нож, Мир поднимается во весь рост, быстро, хлёстко, глядя мне прямо в глаза, и теперь он уже вовсе не выглядит уставшим.

– Потому что, Огонёчек, надеюсь, ты хочешь узнать правду. – Когда маска напускной безэмоциональности даёт трещинку, столько эмоций проносится на его лице разом, что не могу уловить их все. Страх, сожаление, боль, гнев… Буря. – Надеюсь, ты хочешь отомстить.