Читать книгу Аромат изгнания - - Страница 8

Солнце заливало пол веранды. Талин положила тетрадь в кожаной обложке на шезлонг и в потрясении вышла из дома. Когда она волновалась, обострялись все ее чувства. Какая-то часть ее удалялась от реального мира, вынуждая призывать на помощь свое обоняние, чтобы почувствовать себя в безопасности. Она спустилась по каменной лестнице, обогнула клумбу с розами справа от дома и углубилась в сад. Пальмы и юкки соседствовали с апельсиновыми деревьями, оливами, лаврами, земляничником… Талин шла несколько минут и остановилась перед цветочным орга́ном. Эта тайная обширная часть сада была обустроена в форме звезды. Поросшая травой тропинка соединяла клумбы, цветы на которых были высажены в зависимости от силы их запаха. Этот душистый путь следовал по шести лучам звезды. Она сама придумала это вместе с Ноной, тщательно выбирая каждый сорт, чтобы дать обонянию особые впечатления.

Талин любила это место, запахи в котором варьировали в зависимости от времени дня, направления и силы ветра. Молодая женщина пошла по тропинке наугад и зажмурилась. Сладковатый, яркий и дурманящий аромат лилий взлетел к ее ноздрям. Потом донесся другой – сильный, глубокий, отдающий мускусом запах византийских гладиолусов. Нона любила их высокие стебли, украшенные белыми цветами с гранатовой сердцевиной. Талин продолжала медленно идти вперед. Отчетливый сиропный запах. Туберозы… Потом нежный вечерний аромат резеды, чьи цветы образовали зеленые колосья, чуть подкрашенные желтым. Талин замерла. Пряники, ваниль, мед… большие синие зонтики гелиотропа опьянили ее. Она питала страсть к этим цветам. Она зафиксировала этот миг в себе, зная, что в любой момент своей жизни сможет вновь пережить его с той же интенсивностью, с той же силой. Ни один запах не подводил ее, когда она его призывала. «Это твои лучшие друзья», – всегда говорила ей Нона. И она была права. Аромат английского мыла с гвоздикой смешался с сильным и сладким запахом розовых цветов клеродендрума Бунге. Талин шла медленно и ощущала тонкий аромат душистого горошка, с которым смешивался бьющий в ноздри приторный запах ярких метелок буддлеи. Она сделала еще несколько шагов и вдохнула томный и пряный аромат испанского дрока. Слева повеяло южной свежестью лаванды. Она открыла глаза. Прямо перед ней лесной табак раскинул свои зеленые листья, увенчанные склоненными белыми трубочками цветов с восхитительным сладким запахом. Потом был жасмин, головокружительный, хмельной, обволакивающий, а следом прохлада жимолости. Талин ускорила шаг и глубоко вдохнула, почти побежала, чтобы дать раскрыться новым аккордам. Ударил в ноздри запах, которого она прежде не замечала. Тяжелый, экзотический – это пахла бругмансия. Ее большие диковинные цветы, словно склоненные пухлые трубы, розовые, белые, желтые и оранжевые, привели ее в восторг. А чуть подальше цеструм раскроет свои тайны в сумерках, когда распустятся его цветы, высвободив свой загадочный аромат.

Уходя из цветочного орга́на, Талин почувствовала, что успокоилась. Сад был большой, молодая женщина любила его. Там не было мест, где бы она не мечтала, не сочиняла стихов, не придумывала ароматов. Каждая частица несла на себе след счастливых дней с Ноной. Чуть поколебавшись, Талин пошла дальше. Она пробралась под кустом и перелезла через белую ограду, обозначавшую конец сада. Она не знала, хорошо ли являться вот так, с бухты-барахты; она не видела его после смерти Ноны. Может быть, лучше было предупредить о своем приезде? Солнце начало бледнеть, давая передышку от жары. Она уже различала дом, ничем не похожий на бабушкин. Это было скорее шале в два этажа. Дом не очень большой, но какой-то по-особому милый. Талин подняла руку, чтобы позвонить, но дверь открылась.

– Входи, прошу тебя, – сказал он.

В доме было прохладно. Она ломала голову, что сказать, но ничего не придумала и бросилась ему на шею.

– Боже мой, Тео, мне так ее не хватает! – всхлипнула она и разрыдалась.

Он молчал и ждал, когда она успокоится, ласково похлопывая ее по спине. Потом пригласил ее сесть на диван в гостиной и подал ей чашку горячей воды с цветами апельсина – это называлось ливанским белым кофе. Теодор смотрел на нее с нежностью. Он помнил ее на каждом этапе ее жизни. «Эта девочка придет мне на смену, Тео, вот увидишь, – предсказывала Нона. – У нее исключительное обоняние». Она была права, как и во многом другом. Теодор сам удивился охватившему его сильному волнению. Он ведь мудрый и хладнокровный старик!

– Почему ты не пришел на похороны? – спросила его Талин.

В ее голосе звучало горе и нотки укоризны.

– Потому что я ее не похоронил.

Она не поняла, что он хочет сказать.

– Я очень старый человек. Мне скоро исполнится девяносто два года. Думаешь, в моем возрасте я еще должен заморачиваться вещами, в которые не верю?

– Во что ты не веришь?

– В смерть.

– Но ведь Нона умерла.

Слезы омыли каждое ее слово.

– Умерла для кого?

Талин молчала. Она смотрела на длинные пальцы Теодора, на его руки, покрытые старческими пятнами, красивые белоснежные волосы, орлиные глаза, которые заглядывали ей в самую душу.

– Твоя бабушка умерла только в физическом смысле. Каждый день, каждую секунду я ощущаю ее присутствие. Все, что мы с ней пережили, разделили, открыли вместе… Она присутствует в моей жизни гораздо реальнее, чем многие живые. Так кто же может утверждать, что она мертва? Я уверен, что ты чувствуешь то же самое. Она сеяла жизнь повсюду, даже если сама пребывала в самом мрачном отчаянии. Да, ее тела, того, которое мы знали, больше нет. Но кто скажет, что она умерла, когда она воплощает жизнь больше, чем кто бы то ни было из нас?

– Но мне ее не хватает. Так не хватает, что я задыхаюсь.

– Это нормально. Это привычка к ее физическому присутствию. Ты ее больше не видишь, теперь ты должна ее ощущать. Ты же нос, Талин, у тебя есть огромное преимущество. Сосредоточься на ее присутствии.

– Ты тоже это делаешь?

– Да. Я это делал, еще когда она была физически здесь.

– Почему?

– Нона не так-то легко подпускала к себе.

Талин задумалась. Что Теодор хотел сказать? Сколько она их знала, они всегда были очень близки. Насколько было известно Талин, их связь началась, еще когда Нона была замужем. Она не могла быть в этом уверена, бабушка была скрытной и не выставляла напоказ свои чувства. Теодор много значил для нее, он был, наверно, единственным мужчиной, которого она любила. Талин захотелось его расспросить, но стыд ее удержал. Стыд и страх. Ей не хотелось, чтобы потускнел бабушкин образ.

– Она рассказывала тебе когда-нибудь о своем детстве?

Теодор всмотрелся в нее. Его не удивил ее вопрос.

– Упоминала иногда.

– Что она говорила?

– Что ей всегда не терпелось вырасти, чтобы уехать и посмотреть мир. Что ее обоняние и любовь к запахам спасли ее.

– Спасли от чего? – спросила Талин.

– От мира, от всего… – ответил Теодор.

Талин поколебалась. Она никому не говорила о конверте, о письмах и тетради в кожаной обложке. Голубые глаза Теодора были устремлены на нее.

– Она когда-нибудь упоминала при тебе Луизу Керкорян? – задала она вопрос.

– Нет.

– Нона кое-что оставила мне перед смертью. Рассказ. Я думаю, это что-то очень важное.

– Несомненно. Иначе она бы тебе его не оставила. Ты прочла?

– Читаю.

– Ну вот, продолжай. Ты найдешь там ответы, которые ищешь. И которых не ищешь тоже.

Он поймал вопросительный взгляд Талин.

– Нона хотела, чтобы ты знала.

– Чтобы я знала что?

– Кто ты, откуда.

– Но почему она ничего не сказала мне при жизни?

– Наверно, не могла.

– Нона могла все, ты же знаешь.

Теодор улыбнулся, услышав эти детские слова Талин. Он как будто вновь увидел ее маленькой девочкой, не отходившей от бабушки, впитывающей каждое ее слово, боготворящей ее.

– Твоя бабушка была чудесной, уникальной, особенной, удивительной, согласен. Но тебе придется признать, что она была всего лишь человеком.

Талин не поняла слов Теодора. Ее рассердила его откровенная улыбка. Она поймала себя на том, что хочет возразить ему и встать на защиту Ноны, но промолчала.

– Я не знаю, что делать. Я видела мир ее глазами.

– Но ты чувствуешь его своим носом. Сделай его компасом. Нона была твоим проводником, она всегда будет с тобой. Но теперь ты должна вырасти. Ее «уход» дает тебе этот шанс.

– Как тебе удается всегда быть таким мудрым, Теодор?

Он лукаво улыбнулся.

– Если в моем возрасте напускать на себя важный вид, прослывешь мудрецом. Я не так уж мудр, поверь мне. Я просто стар, – пошутил он. – Представь себе мое выражение на лице тридцатилетнего мужчины, сказала бы ты то же самое?

– Конечно да, – ласково ответила она.

– Еще белого кофе? – спросил он.

– Нет, спасибо.

Талин успокоилась, как всегда бывало в присутствии Теодора. Она вдруг поняла, что знала его всю жизнь. Он тоже ее вырастил.

– Ты помнишь твою первую встречу с Ноной? – спросила она.

– Конечно! Она была так на меня зла.

Талин вопросительно посмотрела на него.

– Она попросила меня отложить для нее конкрет розы. Это была неформальная просьба, контракта мы не подписывали. Тем временем один из моих самых крупных клиентов заказал большую партию, и я продал ему весь свой запас. Когда Нона пришла за своим конкретом, не осталось ни одного розового лепестка.

– Что же она сделала?

– Обругала меня, назвала ничтожеством, жалким типом.

Талин засмеялась, представив себе эту сцену.

– Ну и?

– Я держался стойко, ты меня знаешь. И пригласил ее поужинать.

– Она согласилась?

– Конечно нет! Она ушла, пригрозив разорить меня. Потом я принес ей конкрет вместе со своими извинениями, которые она не приняла. Твоя бабушка была настоящим ураганом. Смерчем. Стоило ей войти в комнату, она втягивала все на своем пути. А уходя, она оставляла за собой огромную пустоту.

– Да, я знаю… – прошептала Талин. – Ты так любил ее…

– Зачем говорить в прошедшем времени? – улыбнулся Теодор. – Ладно, довольно пережевывать воспоминания! Хочешь что-нибудь съесть?

– Да, с удовольствием.

Теодор достал из холодильника коробку яиц.

– Ты примирилась с желтками? – спросил он смеясь.

– По-прежнему нет.

– Тогда белковый омлет!

Они вместе приготовили салат из соцветий огуречника, продолжая разговор и смеясь. Теодор как никто умел рассказывать смешные и пикантные анекдоты. Впервые после смерти бабушки Талин провела хороший вечер. В дом Ноны она вернулась в одиннадцатом часу. Погруженная в свои мысли, вошла на веранду и повернула выключатель. Вспыхнули розовые лампы, залив помещение теплым светом. Звонок телефона привел ее в себя. Она поколебалась, увидев номер, высветившийся на экране мобильного, и нехотя ответила.

– Где ты? – почти кричал Матиас. – Я звонил тебе не меньше трех раз.

– В Бандоле.

– Ты ведь должна была остаться на этот уик-энд в Париже.

Талин не ответила. Какая-то часть ее еще была в Мараше с Луизой и ее родными, а другая – с Теодором. Она устремила взгляд на французское окно и окуталась запахом гелиотропов, чтобы почувствовать себя в безопасности.

– Талин, я с тобой разговариваю. Ты меня слышишь?

– Да…

– Когда ты вернешься?

– Понятия не имею.

– Как это?

Матиас прилетел из Нью-Йорка и хотел, чтобы она была дома. Так было всегда. Он постоянно уезжал, мотался в командировки во все концы земного шара… А Талин должна была подстраиваться под его график и быть дома всякий раз, когда он возвращался в Париж. Она находила это несправедливым, но всегда подчинялась. Сегодня вечером впервые это стало ей невыносимо.

– Ты же знаешь, как я люблю, когда ты дома, когда я возвращаюсь, – говорил Матиас. – Садись на поезд и возвращайся.

Талин напряглась.

– Нет.

– Я думал, тебе хочется меня увидеть.

– Я не могу вернуться. Мне надо остаться здесь.

– Ты в доме?

Она не хотела, чтобы он это знал, почему-то чувствуя потребность защититься.

– Да, – нехотя ответила она.

– Нам надо поговорить о продаже.

– Какой продаже?

– Ты могла бы взять очень хорошую цену за этот дом.

Талин затошнило. Легкость, с которой Матиас это сказал, была ей невыносима. Она не ответила, не хватило духу спорить с ним сейчас.

– Созвонимся завтра, я устала.

– Когда ты вернешься? – настаивал он.

– Скоро.

Она отключилась и перевела телефон в авиарежим. Теперь никто до нее не дозвонится. Восхитительное ощущение свободы охватило ее. Она прислонилась спиной к спинке шезлонга и откинула голову, держа в руках тетрадь в кожаной обложке. Кто такая Луиза? Мать Ноны? Одна из ее теток? Бабушка никогда не упоминала о ее существовании. Талин не нашла ни одной зацепки ни в тетради, ни в конверте, оставленном Ноной.

Вдруг она вздрогнула, услышав шорох, и вскочила. Скрипнула дверь, зашуршали шаги. Кто-то был в доме! Она огляделась. Куда бы спрятаться? На веранде не было ни одного укромного уголка. Она побледнела и, вытаращив глаза, схватила статуэтку в тщетной попытке защититься. Дверь открылась. У Талин подкосились ноги. Что-то набросилось на нее. Она замахнулась статуэткой и оказалась лицом к лицу с… котом! Он смотрел на нее, склонив голову набок. Это просто смешно. Она протянула к нему руку. Он обнюхал ее, потерся о ее ноги и заурчал.

– Как тебя зовут?

Он гипнотизирующе смотрел на нее зелеными глазами.

– Я назову тебя Прескотт. Как котенка из Мараша.

Это его, видимо, устроило, он замахал хвостом и замяукал.

Талин снова задумалась, почему бабушке было так важно передать ей эту тетрадь теперь, когда ее больше не было в живых. Сигнал рабочего телефона напомнил ей, что завтра днем надо быть в Париже на совещании по раскрутке «Золотой Луны», о котором она начисто забыла. У нее защемило сердце. Профессиональные обязанности не были повинны в ее страхах, работу свою она любила больше всего на свете. Она подумала о Матиасе и догадалась, что теперь будет. Упреки, крики, шантаж… Талин замерла на середине своей жизни, с тетрадью Луизы в руке, и не знала, как найти свою дорогу. Она мысленно призвала на помощь Нону.

Назавтра в полдень Талин была в Париже. Выйдя из поезда на Лионском вокзале, молодая женщина хотела было заехать домой, забросить чемодан, но передумала, чтобы не рисковать встретить Матиаса, и отправилась прямо в офис семейного предприятия. Она погладила кожаную обложку тетради в сумке, ей не терпелось продолжить чтение.

Войдя в особняк, который Нона приобрела много лет назад, Талин расслабилась. В то время 17-й округ Парижа был не тот, что нынче, офисов там было мало. Нона сделала ремонт и обосновалась здесь сама, а затем обустроила и офис компании. Она брала Талин с собой, с тех пор как та научилась ходить. Бабушка всегда смотрела на нее как на свою помощницу: ей едва исполнилось шесть лет, а она уже спрашивала ее мнение об ароматах, флаконах, названиях и слоганах духов. Талин поздоровалась с Анной, сотрудницей ресепшена, и пошла в свой кабинет. На ее столе стояли флаконы с актуальными пробами, ее блокноты, компьютер с рецептурными программами, на которые она опиралась, бутылочка духов Ноны и держатель с бумажными пробниками. Эти бумажки пропитывали духами, чтобы наблюдать за раскрытием запаха. Глядя на этот мирок, в котором она жила всегда, Талин вдруг осознала, какое бремя легло на ее плечи. Нет больше Ноны, которая всегда давала советы и поддерживала. Теперь ей предстоит самой принимать решения. Она ответила на несколько пропущенных писем. Было уже три часа, совещание по «Золотой Луне» начиналось через пятнадцать минут. Она просмотрела досье, оставленное для нее Анной. Там бы полный комплект утвердительных документов. Формула «Золотой Луны» претерпела кое-какие корректировки, чтобы отвечать требованиям европейских нормативов и норм IFRA[2]. Затем надо было составить информационное досье продукта, пригласить токсиколога для оценки безопасности и обратиться в независимую организацию, чтобы тщательно проверить сенсибилизирующий потенциал духов, оценить кожную переносимость и провести тесты на добровольцах. Целый процесс, который, по обыкновению, контролировала Нона. На нескольких документах стояла ее подпись, на других были пометки, написанные ее рукой. Талин встала и открыла дверь в смежный кабинет бабушки, где все осталось как было. Взволнованная, Талин села в кресло. Перед ней лежали три бумажки. Новые образцы духов, придуманных Ноной… Она поднесла их к носу, быстро вдохнула несколько раз, потом сделала глубокий вдох. Один запах привлек ее внимание. Начальная нота горячая, живая, острая. Нота сердца эфирная. Талин распознала фиалку, ирис, сандал, мускус. На бумажке Нона написала от руки «Письмо Луизе». На двух других было написано «Лавандовый поцелуй» и «На облаке». Молодая женщина взяла блокнот Ноны и лихорадочно пролистала его в поисках зацепок. Она просматривала бабушкины заметки. Целые страницы, исписанные знакомым почерком. Душистые аккорды складывались в музыкальную партитуру. Абсолют жасмина и розы, эссенция индонезийского пачули, ваниль, ладан, смола лабданума… Абсолют мате, эссенция мандарина, ирис, мох… Пробегая глазами бабушкины партитуры, Талин погружалась в ароматы, накатывавшие на нее волнами, округлые, сладкие, сухие, свежие, древесные…

Из блокнота выскользнула фотография. Маленькая девочка и ее мать. Они сидели рядом, но казались очень далекими. На обороте было написано «Луиза и я». Луиза… значит, автор дневника – мать Ноны, ее прабабушка. Потрясенная Талин всмотрелась в ее лицо. Прямой пробор разделял темные волосы, собранные в узел на макушке, лоб стягивала бархатная лента. На ней было темное платье, слегка приоткрывавшее грудь. В глазах, глядевших в объектив, читалась бесконечная грусть. Молодая женщина казалась пленницей непостижимого мира. Ноне было лет пять или шесть. Впервые Талин видела детскую фотографию своей бабушки. Она была поражена ее серьезностью. Ее поза выдавала потребность прикоснуться к матери, но в выражении лица читалась замкнутость и смирение. Талин уловила что-то интимное, какую-то бабушкину тайну. Скрытую истину, объяснение которой ей не давалось, но которую она ощущала всем телом. Что произошло между этими двумя женщинами? Почему Нона никогда ничего не рассказывала о своем детстве? В очередной раз Талин пожалела, что не расспрашивала ее. Какой-то информацией мог располагать Теодор, но она знала, что он ничего ей не скажет.

Голос за дверью вернул ее к действительности. Совещание начиналось… Талин вложила фото назад в блокнот. Она убрала его в ящик своего стола, взяла бумаги и пошла в зал.

На столе стоял поднос с водой, апельсиновым соком, чаем и кофе. Талин закрыла за собой дверь и села рядом с креслом, которое обычно занимала Нона. Она не хотела садиться в него, боялась, что тогда ей покажется, что бабушка умерла во второй раз. Все сотрудники повернулись к Талин. Она заглянула в досье и взяла слово.

– Это первые духи, которые мы выпускаем без Ноны, – начала она, силясь совладать с волнением. – Мы должны успешно справиться с каждым этапом, чтобы она гордилась нами. Мы создали эти духи вместе, она их очень любила. Я полагаюсь на вас и надеюсь, что рекламная кампания будет удачной…

Голос ее дрогнул.

– …как хотелось бы ей… – добавила она.

В основе «Золотой Луны» лежал османтус. Этот редкий кустарник родом из Азии покорил Нону, когда она впервые побывала в Китае. Она прониклась страстью к белым цветочкам, источающим дивный аромат – фруктовый, жасминовый, чувственный, животный. Она обожала цветок османтуса с четырьмя лепестками, расположенными простым крестиком, обожала и краткость его цветения – всего десять дней в июне. Нона любила все, что обладало историей, своеобразием. Она добавила розу, пачули, ладан и мускус. Это был необычный запах, одновременно хмельной и воздушный, и его очень ждали любители нишевой парфюмерии, высоко ценившие таланты Ноны. «Золотая Луна, особые духи» – такой был выбран слоган. При виде пустого бабушкиного кресла волнение захлестнуло Талин. Она взяла себя в руки – нельзя было давать волю горю перед сотрудниками.

– Селеста, ты проверила все наши пункты реализации? – спросила она менеджера по продажам.

– Да, все в порядке.

Селеста посмотрела на экран своего айпада и зачитала список стран, в которые будет поставляться «Золотая Луна». Европейские страны, разумеется, но еще Россия, Объединенные Арабские Эмираты, Катар, Бахрейн, Саудовская Аравия, США и Канада, Мексика, Сингапур, Тайвань, Австралия, Южная Африка… Нона сумела сплести сеть верных продавцов по всему земному шару, и они с нетерпением ждали ее творений. Качество духов играло в этом большую роль, но и обаяние ее личности тоже. Сможет ли пережить ее то, что она создала? Талин знала, что теперь все зависит от нее. Она ощутила острое жжение внизу живота, признак сильного, глубокого страха, знакомый ей с детства.

– В блогах уже пишут о выпуске «Золотой Луны», мы задействовали все социальные сети, – продолжила Карина, менеджер по пиару и маркетингу. – Событие, которого так ждала Нона, произойдет через месяц, двенадцатого июня. Приедут наши зарубежные покупатели. Эта новинка вызывает очень большой интерес. Сами духи интригуют, и…

Карина осеклась, смутившись.

– Не знаю, как сказать, чтобы не быть бестактной, но тот факт, что «Золотая Луна» – последние духи, созданные Ноной, делает их еще привлекательнее.

– В таком случае используем этот интерес, – отозвалась Талин. – Он вполне оправдан.

Слово взял Жереми, художник и криэйтор. Он разрабатывал дизайн флакона в тесном контакте с Ноной.

– Нона хотела выдвинуть на первый план особенность «Золотой Луны», – сказал он. – Она всегда приучала нас к оригинальным, необычным духам, и я не удивился, когда она сообщила, что следующие будут по-настоящему «особенными». Только когда Талин дала мне их понюхать в первый раз, я понял, чту она имела в виду.

Он был прав. Запах «Золотой Луны» был плотским, чувственным, но при этом возвышенным. Это были духи с крепкими корнями, очень заземленные, но совершенно удивительным образом дарующие радость полета. Нона хотела, чтобы этот аромат стал мостиком между небом и землей. Они создавали их долго, запах «не шел», застревал, был слишком земным или слишком эфирным. А потом Талин поймала то особое состояние, которое наступало, когда запахи выстраивались в ряд, образуя отчетливую, понятную ей мелодию. Она предложила композицию, Нона ухватилась за нее и дополнила аромат. И получилась «Золотая Луна». Молодая женщина сохранила в памяти этот миг. Бабушка не спешила, благоговейно вдыхая их творение, потом повернулась к Танин и воскликнула: «Это “Золотая Луна”, мы это сделали!» Взрыв радости, объятия, смех…

После совещания Талин вернулась в свой кабинет и занялась делами, накопившимися в ее отсутствие. Погрузиться в работу, не думать, не возвращаться домой. Анна положила на ее стол забытое в зале заседаний досье.

– Я забронировала тебе билет в Лондон на завтра, – сказала она.

– Спасибо, – ответила Талин.

– Как ты смотришь на то, чтобы задержаться на день?

Талин подняла голову.

– Зачем? – спросила она.

– Развеешься немного. Ты не переводила дыхания после смерти Ноны. Ты могла бы переночевать у Кейт и Джона?

Анна смотрела на нее с тревогой. Нона, с которой она проработала лет двадцать, прозвала ее Фея-Колокольчик. Она могла найти решение любой проблемы, занималась секретарской работой, административными вопросами, назначением встреч и даже любовными горестями служащих.

– Они будут рады тебе, а их дети тебя обожают.

– Не знаю, Анна. Я не в настроении поддерживать беседы.

– С каких это пор Кейт и Джон нуждаются в поддержании бесед? – воскликнула Анна. – Они так болтливы, что будут только рады, если ты помолчишь!

Талин печально улыбнулась.

– Ты им позвонишь? – добавила Анна. – Остальным я займусь сама.

– Договорились.

Талин взяла досье «Золотой Луны» и открыла его.

– Я еще побуду здесь.

– Ты знаешь, что я рядом, если тебе понадоблюсь, – сказала Анна.

Талин прочла печаль в ее взгляде. Или это была жалость? Она напряглась.

– Со мной все в порядке, не беспокойся, – сухо бросила она.

Анна больше ничего не сказала и вышла из кабинета.

Приближаясь к своему дому, Талин чувствовала себя все хуже. Когда она спустилась по авеню Марсо и пересекла Сену, ее тело вышло из-под контроля и болезненно сжалось, она ничего не могла поделать. Такси остановилось у ее дома на Университетской улице. Она дышала с трудом, и ей пришлось дважды набирать код на входной двери. Талин вошла с чемоданом в лифт. Поднявшись на пятый этаж, долго стояла на лестничной площадке, не в состоянии вставить ключ в замок. Наконец она решилась, механически повернула ключ и вошла. В квартире было тихо. Матиас еще не вернулся. Он немного расслабилась, понадеявшись, что он опять куда-то улетел, разложила свои вещи и села на кровать.

Через несколько минут дверь спальни распахнулась. Она вздрогнула и поспешно спрятала тетрадь, которую собиралась читать. В комнату буквально ворвался Матиас. Талин был знаком этот взгляд, это застывшее выражение на его лице. Ей было страшно, тревожно, однако почему-то хотелось смеяться.

– Почему твой телефон не отвечает со вчерашнего вечера?

Талин смотрела куда-то поверх его головы.

– Во что ты играешь, Талин?

– Мой мобильный в авиарежиме, я сама его выключила, – ответила она.

– Я звонил тебе раз двадцать.

– Тебе что-нибудь было нужно? – насмешливо спросила она.

– Не играй со мной в эти игры.

– Какие игры? Те, в которых я отвечаю на твою агрессию?

Матиас шагнул к ней. Обычно этого было достаточно, чтобы ее запугать. Она иногда пыталась воспротивиться, но исходившая от него сила рождала в ней страх. И она снова покорялась, пугаясь собственной попытки бунта. Но на этот раз она не втянула голову в плечи. Он растерялся, она заметила это по непроизвольному движению его челюсти.

– Я не понимаю, что с тобой произошло после смерти Ноны, я тебя не узнаю.

– Со мной ничего не произошло. Я просто потеряла человека, которого любила больше всех на свете. Это, пожалуй, может объяснить, почему твои приступы авторитаризма меня все сильнее достают.

– Не смей, Талин.

Они мерили друг друга взглядами.

– Что?

– Так разговаривать со мной.

– Ты заметил, что не выносишь, когда тебе перечат? – спросила она.

– Ты должна выставить на продажу дом в Бандоле.

– Я не хочу его продавать, я тебе уже говорила! – воскликнула она.

– Это не обсуждается. Мы же все решили.

– Ты решил, не я! Я никогда не продам этот дом.

Талин услышала эхо своего голоса и вдруг сама испугалась взятого тона. Она не помнила, чтобы когда-нибудь так разговаривала с Матиасом.

– Ты правда думаешь, что сумеешь сама руководить предприятием бабушки? И сохранить этот дом? Посмотри на себя, ты на это неспособна.

Его слова надломили уверенность Талин. А что, если он прав?

– Где бы ты была без Ноны? Она взяла тебя под крылышко, потому что пожалела.

Талин ничего не ответила. Матиас знал, что выигрывает очки.

– Бедняжка моя, – ласково продолжал он, – я понимаю, что ты стараешься как можешь, но мы оба знаем, что этого недостаточно.

Он привлек ее к себе, она злилась, но сил сопротивляться не было. Его губы искали ее губы. Она крепко сжала их, но язык Матиаса проник в нее, заставив раскрыть губы. Он целовал ее, она чувствовала тяжесть его тела. Холодок отвращения пробежал по спине, но она заставила себя ответить на его желание.

Когда все кончилось, Матиас велел ей идти одеваться. Она посмотрела на него, не понимая, потом с тоской вспомнила, что они приглашены на ужин. Он открыл ее платяной шкаф, достал черное трикотажное платье и пару «лодочек».

– Собирайся, – приказал он, протягивая ей выбранную для нее одежду. – Мы выходим через полчаса.

Талин молча повиновалась и направилась в ванную. Встретив свое отражение в зеркале, она заставила себя улыбнуться и встала под холодный душ. Ледяная вода пощипывала кожу, по телу побежали мурашки. После душа она мало-мальски пришла в себя. Матиас ждал ее в гостиной, одетый в темно-синий, сшитый на заказ костюм и белую рубашку, украшенную запонками с его инициалами. Она вошла, уже затянутая в платье, в черных туфельках, каштановые волосы были собраны в свободный узел, из которого выбивалось несколько прядей. Серьги с изумрудами, подарок Ноны, дополняли наряд. Она не стала душиться, даже Нониной амброй, но сунула флакон в сумочку. У Матиаса сразу разболелась бы голова, и тогда упреков не оберешься.

– Ты очаровательна, дорогая. Постарайся произвести хорошее впечатление сегодня вечером, – сказал он.

Вечеринка проходила в квартире площадью около двухсот квадратных метров, из окон открывался великолепный вид на Эйфелеву башню. Она вспыхнула огнями в тот момент, когда Талин вошла в гостиную, ища знакомые лица среди гостей, толпившихся с бокалами шампанского в руках.

– Талин, рада тебя видеть! – воскликнула хозяйка.

– Здравствуй, Кассандра. Как поживаешь? – ответила Талин.

На нее пахнуло дурманящим запахом «Опиума» от Ива Сен-Лорана, когда они поцеловались. На коже Кассандры начальные ноты – мандарин, альдегиды и кориандр – звучали весьма отчетливо и окисляли эти духи, хотя Талин их очень любила. Когда она сама изредка ими пользовалась, проявлялись ноты сердца, особенно бензойная смола, ваниль и пачули, раскрывая роскошь и чувственность их композиции. Талин повернула голову, отворачиваясь от кислого запаха кожи хозяйки, которая целовалась с Матиасом. К ним подошел Фабрис, муж Кассандры. Его туалетная вода с нотками лимона смешивалась с запахами стресса и кофе. Тот же запах, что и у Матиаса… Хозяин уже выпил несколько бокалов шампанского и сопровождал каждую свою фразу раскатистым смехом. Талин смотрела на Матиаса, он разговаривал со всеми сразу и пребывал в своей стихии. Она в очередной раз осознала, до какой степени он другой на людях.

– Как продвигается твой контракт с «Ситаксо»? – спросил Фабрис Матиаса.

Талин почувствовала, как тот слегка напрягся.

– Все отлично, скоро подпишем. Я опять лечу в Нью-Йорк через два дня.

Она не знала, что он уезжает так скоро, но вздохнула с облегчением.

– Я слышал, это оказалось сложнее, чем ожидалось, – добавил хозяин. – Я работал с ними несколько лет назад, у них скверная репутация. Советую тебе быть с ними осторожней.

– Обо мне не беспокойся, – ответил Матиас, подливая хозяину шампанского.

Талин отметила, что у Матиаса нервно дернулись уголки губ; он деланно улыбнулся и сменил тему. Она пыталась следить за разговором, но было скучно, и она отошла. Наблюдая за гостями, которые громко разговаривали и смеялись, она снова почувствовала себя чужой.

Что я здесь делаю?

Она обошла квартиру. Белые стены, современные картины, холодные тона, строгий дизайн – все напоминало ей квартиру Матиаса. Мою квартиру, поправилась она. Она там никогда не чувствовала себя дома. До нее донеслись голоса. Она направилась в уголок террасы и замерла, узнав голос Матиаса.

– Чего ты добиваешься, метишь на мое место? – говорил он.

– Я получу его, когда захочу, ты это отлично знаешь. Что ты натворил, черт побери?

Талин спряталась за портьеру. Фабрис был очень зол.

– Я не стану больше тебя прикрывать, слышишь?

– Ты мне и не нужен, что ты о себе возомнил? – отозвался Матиас.

– Ты влип по-черному. На этот раз ты рискуешь вылететь, и я больше ничем не могу тебе помочь.

Талин услышала шаги: Кассандра шла к своему мужу. Тот сладко улыбнулся ей. Атмосфера тут же изменилась. Они засмеялись и пошли к гостям, столпившимся на другом конце террасы. Талин задыхалась. Что имел в виду Фабрис, сказав, что Матиас «влип по-черному»? Она заледенела.

– Шампанского? – предложил мужской голос.

Талин обернулась. Темный костюм, белая рубашка, запонки, стресс, кофе, тестостерон. Еще один банкир.

– Нет, спасибо, – сухо ответила она.

– Юго Лесье, – представился мужчина, очень уверенно протягивая ей руку.

У нее не было никакого желания к нему прикасаться, но руку она протянула. От его мягкой белой кожи ее передернуло.

– Прекрасный вечер, правда? – не унимался он.

Она не ответила, забившись поглубже внутрь себя.

– Я люблю эти парижские вечеринки. В них есть особый шарм. Дайте угадаю, – продолжал он, окинув ее взглядом, – вы не в финансах?

Талин огляделась в надежде, что кто-нибудь его отвлечет, но они были одни в этом отдаленном уголке квартиры.

– Вовсе нет.

– В чем же вы? – спросил он, обольстительно улыбаясь.

– Она в моей жизни, – ответил за нее Матиас, встав между ними и обнимая ее за талию.

Мужчина побледнел, извинился, и только его и видели. Матиас крепко держал Талин за талию. Он сдавил ее сильнее.

– Ты делаешь мне больно, – сказала она, пытаясь высвободиться.

– Я просил тебя произвести хорошее впечатление сегодня вечером, – упрекнул ее Матиас.

– Но я это и делаю!

– Позволяя себя клеить этому придурку?

Талин резко оттолкнула его.

– Он сам ко мне подошел.

– Непохоже, чтобы тебе это было неприятно, – повысил тон Матиас. – Ты стояла и кокетничала с ним.

– Неправда! Я не кокетничала.

– Еще как. Ты вынуждаешь меня постоянно за тобой присматривать, я не могу тебе доверять.

Талин внимательно смотрела на него. Ситуация была гротескной. Снова это чувство, будто живешь не в своей жизни… Однако, чтобы из нее выбраться, не хватало детали пазла. В смятении она почувствовала, что теряет почву под ногами, нервы были обнажены. Она пожалела, что не нанесла на запястья несколько капель Нониной амбры. Теперь она не могла достать флакон из сумочки и изо всех сил сосредоточилась на воспоминании об амбре на коже бабушки. Округлый, глубокий, роскошный аромат отгородил ее от Матиаса. Он продолжал ее отчитывать, но его слова больше не задевали ее. Закрывшись, как щитом, запахом Ноны, она решила обороняться.

– А ты что мне скажешь насчет «Ситаксо»? – спросила она.

Матиас побледнел. Она поняла, что выиграла очко. Он грубо схватил ее за руку.

– Прекрати, мне больно! – закричала она, безуспешно пытаясь вырваться.

Матиас огляделся, они были одни в коридоре, который вел в гостиную.

– Не вздумай больше так говорить со мной, иначе…

– Иначе что? – воскликнула она.

К ним шла Кассандра.

– Я вас везде ищу, – сказала она. – Десерт подан, идемте!

Она потащила их в гостиную. Голоса и смех немного сняли напряжение. Матиас снова стал неотразимым и обаятельным, каким умел быть в обществе. Талин знала, что стычка продолжится позже, в приглушенной тишине их квартиры.

Их много, и они окружили ее. Мужчины, женщины, дети… потерянные, голодные, с остановившимися взглядами. Они приближаются, тянут к ней руки. Нельзя здесь оставаться. Она озирается, но убежать не может. Ее тело тяжелое, обремененное ношей, которую несут они. Она хочет закричать, но не слышно ни звука.

Беззвучный крик.

Их глаза… Она не может выдержать их взглядов… Запавшие в глазницы, вернувшиеся из объятой огнем страны…

Талин проснулась от стука собственного сердца. От этой кавалькады даже перехватило дыхание. Она поспешно зажгла свет и огляделась. У кровати никого не было. Матиас зашевелился.

– Погаси этот чертов свет сейчас же, Талин, – проворчал он.

Она повиновалась, и сбежала в гостиную. Открыла тетрадь Луизы и погрузилась в чтение.