Читать книгу Инжиниринг. Истории об истории - - Страница 8

НА РУБЕЖЕ ЭПОХ
Елена Козлова «Мы жили дружно»

Оглавление

Елена Александровна Козлова. Председатель Совета ветеранов АО «НИКИМТ-Атомстрой», кандидат технических наук, автор 19 изобретений, член Союза писателей России, автор 20 художественно-публицистических книг о специалистах атомной отрасли

По окончании МХТИ имени Д.И. Менделеева в 1964 году я была направлена по распределению в НИКИМТ, который входил в состав Минсредмаша. Однако в трудовой книжке запись о приеме на работу датирована 5 марта 1965 года. Дело в том, что в марте 1963-го я вышла замуж за студента нашего института Бориса Козлова, а через год у нас родился сын Михаил.

В 1966 году мне, молодому специалисту, дали однокомнатную квартиру в Бескудниково. Это облегчило жизнь, потому что стало ближе ездить на работу: до этого я добиралась из Бирюлево, где жила вместе с папой и своей семьей. На новоселье я пригласила свою студенческую группу, и мы праздновали, сидя на полу, потому что мебели у нас еще не было.

Школа НИКИМТа

В институте стала заниматься разработкой и внедрением новых теплоизоляционных и теплозащитных материалов на основе полимеров для атомной промышленности. Отрасль развивалась быстрыми темпами, и необходимость в наших специалистах ощущалась на многих объектах. В первые годы существования нашего института все были молоды и не боялись никаких командировок. Где только ни побывали! Уже через несколько месяцев после начала работы у меня состоялась монтажная командировка в Уч-Кудук, а затем – Навои, Ленинабад, Томск, Челябинск, Новосибирск, Сосновый Бор, Снечкус, Северодвинск… Да разве все перечислишь!

А в каких интересных проектах довелось участвовать! Строительство АЭС, атомных ледоколов, объектов в Табошаре, Шевченко. Вот такую школу мы проходили, работая в НИКИМТ. Выезжали и бригадами, и поодиночке и всегда чувствовали себя уверенно, потому что за спиной был дружный, готовый прийти на помощь коллектив. Взаимовыручка, хорошее теплое отношение друг к другу сплотило нас на долгие годы.

В НИКИМТ была заочная аспирантура, и 2 ноября 1977 года, уже будучи начальником лаборатории теплоизоляционных и теплозащитных материалов, я защитила диссертацию. Мне была присвоена ученая степень кандидата технических наук. Все работы в институте я выполняла под руководством начальника отдела Юрия Николаевича Медведева. Работать с ним было очень интересно: он с увлечением брался за решение сложных проблем, предлагал оригинальные решения. А научным руководителем при подготовке диссертации у меня был кандидат технических наук Борис Николаевич Егоров, руководитель отделения спецпокрытий. Он научил меня правильно излагать материал при написании статей, что мне очень помогло при оформлении диссертации, да и потом, когда я стала выступать с докладами на конференциях и писать книги.

С огромным уважением мы относились к директору института Юрию Федоровичу Юрченко. В 1976 году, когда меня назначали начальником лаборатории в ОСП, он меня поддержал, его слово оказалось решающим при подведении итогов конкурса. В моей характеристике было написано, что я обладаю повышенной эмоциональностью. «В чем же она заключается?» – спросил Юрченко. Ему ответили: «Ругается с начальством». – «Ну а как же с вами еще разговаривать!» – тут же сказал он. Все засмеялись и проголосовали за мою кандидатуру.

13 марта 1985 года мне было присвоено ученое звание старшего научного сотрудника по специальности «Технология и переработка пластических масс и стеклопластиков». Начиная с 1972 года я вместе со своими коллегами участвовала в выставках в павильоне «Атомная энергия» на ВДНХ. Наиболее интересные разработки поощрялись медалями выставки, в наше время это была почетная награда. Я получила две серебряные и три бронзовые медали.

Наши разработки всегда отличались новизной, и Государственный комитет по делам изобретений регистрировал их как изобретения, а авторам выдавали свидетельства. Большинство этих идей внедрено в промышленность. После расчета эффективности от их применения авторы получали вознаграждение. Максимальная премия за одно изобретение была 20 000 рублей (для сравнения: автомобиль «Жигули» стоил тогда от 5000 до 7000 рублей). Такую сумму мы получили с Юрием Николаевичем после внедрения нашего грузозахватного устройства в Чернобыле: его использовали для дистанционной очистки кровель от радиоактивных загрязнений при ликвидации последствий аварии на ЧАЭС.

В 1975 году я вступила в КПСС. Сознательно, а не для карьеры. Мне нравилось, что на партсобраниях, куда приглашались и беспартийные руководители групп, и старшие инженеры, чаще всего обсуждались не политические вопросы, а выполнение тематического плана и производственные проблемы. В 1980-е годы меня избирали секретарем партийной организации отделения спецпокрытий. В 1985 году я была занесена в Книгу почета НИКИМТ. Это было престижно, нам даже выдавали свидетельства об этом.

Люди трудились в институте десятилетиями, потому что, во-первых, было интересно, во-вторых, о нас заботились. Квартиры, машины, хорошая зарплата, возможность заниматься научной работой – все это было. Мы гордились, что работаем в такой организации. Да, нам было запрещено выезжать за границу, однако нас это не смущало. Ездили по нашей огромной стране и столько всего интересного видели, что это с лихвой возмещало отсутствие возможности поехать куда-нибудь за рубеж.

Чернобыль как судьба

В 1986 году произошла катастрофа в Чернобыле. Весь институт работал на решение проблем, возникших на ЧАЭС. На нашем опытном заводе трудились в три смены, когда готовили оборудование для отправки на станцию. Более 2000 человек в НИКИМТ были задействованы для решения чернобыльских задач, 268 человек выезжали на ЧАЭС для ликвидации последствий катастрофы, и в основном это было в 1986 году, потому что именно наш институт являлся головным по монтажу «Укрытия». Не дожидаясь постановления правительства, наши специалисты во главе с Б.Н. Егоровым выехали в Чернобыль 9 мая.

Это наши специалисты первыми проехали на машинах ИМР вокруг четвертого блока для оценки обстановки, они же установили телевизионные камеры на работающих кранах и на крышах в условиях жестких радиационных полей. Опыт решения подобных проблем в институте уже был, потому что еще в 1957 году 64 наших сотрудника во главе с директором института Юрием Федоровичем Юрченко участвовали в ликвидации последствий аварии на ПО «Маяк». Тогда и зародился дух взаимовыручки в нашей организации. Поэтому разве мы могли остаться в стороне, когда случился Чернобыль?! И так во всем и всегда.

Я более подробно расскажу про Чернобыль, потому что он оставил огромный трагический след в моей жизни и жизни наших людей. Не хочу, чтобы об этом забывали! Не только о самой трагедии, обрушившейся на нашу страну, но и о людях, которые героически, в совершенно недопустимых для ведения работ условиях сражались с радиацией. Расскажу о тех работах, в которых мне пришлось принять личное участие.

Наша лаборатория занималась вопросами, вроде бы далекими от проблем, возникших при аварии на ЧАЭС. Но обстоятельства сложились так, что нашему коллективу пришлось участвовать в решении задач, поставленных министерством.

«Промокашка»

На одном из совещаний Юрий Федорович предложил специалистам подумать, как с кровель зданий, окружающих разрушенный реактор, дистанционно убрать выброшенные взрывом высокорадиоактивные обломки, пыль и куски графита. На первом этапе это была одна из главных задач, поскольку возводить «Укрытие» над разрушенным реактором при большом, в несколько тысяч рентген, радиационном фоне невозможно. Наземные работы проводились с помощью защищенной техники, а на кровлю машинного зала, куда выбросило множество обломков, такую технику не поставишь, так как крыша была изготовлена из профнастила и теплоизоляции, сверху покрытой рубероидом. Рубероид-то и горел, когда взорвался реактор, и это пламя пожарные тушили, чтобы оно не перекинулось дальше по кровле машинного зала, который объединял все четыре энергоблока. Пожарные спасли станцию дорогой ценой: все они погибли, получив огромные дозы радиации. Их наградили посмертно, а у их могил на Митинском кладбище в Москве каждый год 26 апреля собираются чернобыльцы, чтобы почтить их память.

Юрий Николаевич Медведев предложил для эксперимента нанести на кисть клей, забросить ее на крышу с помощью крана, а потом, когда клей затвердеет, снять ее со всем, что к ней прилипнет. Простая и замечательная идея. Мы начали работать. Из нескольких типов клея выбрали наиболее эффективный и не очень дорогой – фенолформальдегидный. Разыскали на складе малярные кисти, прикрепили их к обычной сетке-рабице, и получился клеевой захват. Мы нарекли наше детище «промокашкой». Протестировали устройство на земле, на крышах нашего института и соседнего предприятия «Энерготехпром», поскольку кровельные покрытия на них в какой-то мере идентичны крышам машзалов ЧАЭС. Примерно через неделю после получения задания мы уже докладывали о нашем варианте очистки кровель Юрченко. Идея ему понравилась. Потом продемонстрировали эту технологию представителям министерства и получили указание немедленно подготовить первую партию клеевых захватов (500 штук размерами 1 × 1 метр каждая), а также сформировать группу сотрудников для отправки на ЧАЭС.

В подготовительные работы включился весь отдел. Сразу возникло громадное количество организационно-технических вопросов, решать которые надо было незамедлительно. «Промокашки» изготовили в Котлякове на предприятии «Спецмонтажмеханизация». Для изготовления кистей приспособили хлопчатобумажные отходы («концы»), употребляемые на заводах в качестве обтирочных материалов. Также использовали двухкомпонентный клей марки Максимальная премия за одно изобретение была 20 000 рублей (для сравнения: «Жигули» стоили тогда от 5000 до 7000 рублей). СФЖ-300. Изделие получилось недорогим, и его можно было производить в больших количествах. В конце мая все отправились в Чернобыль, а в начале июня Ю.Н. Медведев, Е.М. Гольдберг и я прилетели в зону катастрофы, чтобы продемонстрировать наш метод дистанционной очистки кровель членам правительственной комиссии и получить добро на его использование.

Поселили нас в поселке городского типа Иванково, в доме отдыха «Строитель». Материалы, направленные из Москвы, уже прибыли и находились на базе «Сельхозтехники». Необходимое оборудование разыскивали по всему Чернобылю. Провели первые испытания, продемонстрировали нашу технологию начальнику управления строительства УС-605 В.П. Дроздову, начальнику оперативного штаба ГКАЭ А.К. Круглову. Мы были полны надежд, что в ближайшее время нам разрешат начать подготовку к очистке кровель от радиоактивных отходов. Нам дали добро. Оставалось решить, как клеевые захваты («промокашки») помещать на крышу и как их оттуда снимать. Надо было найти технику. Подходили только имеющиеся на площадке строительные краны «Демаг»; их было три, но все они были заняты на строительстве «Укрытия».

Было решено использовать вертолеты. Юрченко, который был в Чернобыле и входил в состав Правительственной комиссии по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, поддержал нас и обратился за помощью к военным, и они согласились нам помочь. Надо сказать, что вертолет оказался не очень удобным для таких работ, так как над крышей третьего блока располагалась вентиляционная труба высотой 75 метров и вертолет должен был летать и опускать клеевой захват, не задевая ее.

Нам разрешили первые полеты. Взлетать можно было только с полевого аэродрома, который находился в Чернобыле. Оттуда до ЧАЭС – 17 километров. Группой вертолетчиков командовал тогда заместитель начальника ОГ МО СССР по авиации генерал-майор Евгений Вихорев. Он нас очень поддерживал, особенно в первое время, когда не все ладилось из-за организационных и технических неувязок. Для работ готовили «промокашки» размером 4 × 4 метра. Сверху к ним присоединяли металлическую пирамиду с тросом, на конце которого крепили замок для отсоединения всей конструкции от вертолета в тот момент, когда он окажется над целью.

Проверили готовность. Кажется, предусмотрели все, но первый блин все же получился комом. Состав клея был рассчитан на жизнеспособность около 40–60 минут. На один клеевой захват площадью 16 квадратных метров необходимо было около 300 килограммов клея. Но сработал эффект массы, и отверждение началось уже в ванне в момент пропитки! Обидно было до слез. Вернулись на базу отрабатывать технологию.

Снова поле аэродрома. Наконец «промокашка», пропитанная клеем, извлекается из ванны. Дождь клеевых брызг. Вертолет уносит конструкцию к крыше третьего блока. В вертолете у смотрового окна вместе с наводчиком, который определяет место сброса, находится Юрий Николаевич Медведев. Группа на другом вертолете, в составе которой работают дозиметристы нашего института во главе с В.М. Дороховым, корректирует полет. По рации совместно определяют место сброса клеевого захвата. Вертолет зависает над кровлей, «промокашка» на 100-метровом тросе накрывает обломки на крыше, срабатывает замок, «промокашка» остается на кровле, а вертолет благополучно возвращается на аэродром. На следующий день готовим уже несколько клеевых захватов. Все идет удачно, захваты опускаются на крышу третьего блока в места наибольших скоплений обломков. Летчики, возвращаясь на аэродром, по рации требуют: «Лена, вари кашу!», чтобы, не заглушая моторы, взять следующую ношу.

Это в целом была очень рискованная операция, но пилоты с ней блестяще справлялись.

Однажды я упросила командира экипажа взять меня в полет. Обстановка такая: внутри вертолета все устлано свинцовыми листами, лежим на полу и смотрим в наблюдательное окошко, сделанное из свинцового стекла. Когда вертолет зависает над крышей, наблюдатель определяет место, корректирует маневры для точного сброса «промокашки» и дает команду на отключение замка. И когда «промокашка» легла на место, можно и по сторонам посмотреть.

Вертолетами было установлено 17 клеевых захватов общей площадью около 300 квадратных метров. Из них восемь спущено на скопление обломков с мощностью излучения более 200 рентген/ час. Через определенное время, когда клей застывал, набирал необходимую прочность и сцепление с крышей, «промокашки» снимали, прикрепляя к вертолетам трос с якорем на конце, которым и подхватывалась пирамидка на конструкции. Все вместе с налипшими обломками и кусками кровли отрывалось и сбрасывалось в завал четвертого блока. Часть захватов сняли вертолетами МИ-26, часть – краном «Либхер». Для двух последних захватов, пролежавших на крыше более 40 дней, потребовалось произвести предварительный отрыв с помощью БТР за трос, один конец которого был спущен на землю. Прикрепление троса к захватам на крыше выполнял Сергей Искандаров, инженер нашей лаборатории. Одетый в свинцовый жилет, он дважды ходил на крышу.

К сожалению, эти работы вскоре пришлось прекратить, поскольку вертолеты поднимали пыль и на рабочей площадке ухудшалась радиационная обстановка. Краны были заняты, применение всевозможных радиоуправляемых роботов как отечественного, так и зарубежного производства не дало результатов: они мгновенно вырубались в интенсивных радиационных полях. Попробовали применить гидросмыв, но он оказался эффективным только при удалении незакрепленных и слабо сцепленных с кровлей предметов. К тому же образовывалось большое количество жидких радиоактивных отходов, требовавших сбора и захоронения. Поэтому было принято решение о выполнении очистки кровли от радиоактивных обломков вручную, силами призванных в Чернобыль военнослужащих. Почему это произошло? Почему мы тогда не отстояли свою технологию? Всем было понятно, что, используя кран «Демаг», нашими «промокашками» можно очистить кровлю дистанционно, не облучая людей. Почему же их не использовали?

В Чернобыле сошлись две идеологии: дистанционный метод очистки по «безлюдной» технологии и сбор радиоактивных отходов вручную с привлечением военнослужащих и гражданских людей. Последнее стало возможным, так как начали прибывать воинские части, а насчет «промокашек» в Минэнерго сказали, что это хорошо, но долго, лучше использовать людей, которые выйдут на кровлю, возьмут по куску и сбросят в завал. А ведь был уже и приказ министра о выделении нам крана, чтобы мы могли обходиться без вертолетов, но этот приказ не был выполнен. Чистить крышу выходили 5000 человек. Где они сейчас? Трудоспособны ли, если живы?

Позже, в 1987 году, мы применили «безлюдную» технологию и убрали с машзала четвертого энергоблока все, что невозможно было снять вручную, потому что очень много радиоактивных отходов было погружено в битум.

Спустя время мы вернулись в институт. Но вскоре вновь потребовалась наша помощь.

«Слоеный пирог»

Параллельно со строительством «Укрытия» на ЧАЭС шли подготовительные работы к пуску первого, второго и третьего энергоблоков, приостановленные после аварии. Одна из задач, стоявших перед строителями, – замена кровель. Министерство энергетики на всех атомных станциях применяло сгораемую кровлю. После аварии и пожара стало ясно, что больше ее использовать нельзя, нужно менять. Сроки были жесткие. К решению этого вопроса привлекли различные строительные институты, в том числе и наш. И это был уже наш профиль.

Мы предложили изготовить кровлю по принципу слоеного пирога. Для теплоизоляции применили полимерпластбетон (этот пенопласт относится к классу трудносгораемых материалов), а снизу и сверху защитили его стеклотканью, пропитанной огнезащитной композицией на основе подвспененного жидкого стекла. Сделали фрагмент кровли, провели испытания. Все получилось. Докладываем Юрию Федоровичу, он нам в ответ: «Срочно выезжайте на ЧАЭС!»

И 1 мая 1987 года мы все той же командой – Ю.Н. Медведев, Е.М. Гольдберг и я – выехали на станцию. Совместно с УС-605 сделали на полигоне в Чернобыле стенд площадью 800 квадратных метров. При участии украинских пожарных провели испытания нашей конструкции кровли. Все в порядке! Заместитель начальника УПО МВД Украины С.А. Грипас был доволен: «Теперь за кровлю можно будет не беспокоиться: гореть так, как это было при взрыве, уже не будет». Собираем мастеров по кровельным работам, в основном это специалисты из московского треста «Спецхиммонтаж». Учим их на том же стенде, и уже в конце мая начинаются работы по замене кровельного покрытия на машзале третьего блока.

Сложность заключалась в большом объеме работ. Но и здесь появились эффективные решения: организовать приготовление огнезащитной смеси на ходу в миксере – автомашине со смесителем. На территории бетонозавода в Чернобыле в миксер загружали необходимые компоненты, и, пока машина шла до третьего блока ЧАЭС, готовилась смесь. Никакого больше специального оборудования не требовалось. Перед выгрузкой в массу добавляли отвердитель и вспениватель, перемешивали и разливали по канистрам, которые подавали на крышу. Там уже состав наносили на поверхность и разравнивали. И так все три блока площадью 38 000 квадратных метров. Летчики, возвращаясь на аэродром, по рации требуют: «Лена, вари кашу!», чтобы, не заглушая моторы, взять следующую ношу.

Эта работа длилась все лето 1987 года: сначала был машзал третьего блока, потом второго, первого и крыша здания ХЖТО. Как будто бы рутина, которая происходила рядом с разрушенным четвертым энергоблоком. Рабочие не выходили без дозиметров, показывающих, какую дозу они набрали за день. Это было лето, и радиационный фон на территории станции был еще значительно выше нормы. В замене кровли принимали участие в качестве технологов сотрудники нашего отдела: Е.Н. Осин, Т.С. Баженова, Н.В. Ляшевич, Л.С. Голубева, О.Ю. Панов, В.А. Артемьев. Мне тоже приходилось неоднократно подниматься на крыши для контроля работ.

О нашем методе дистанционной очистки кровли вспомнили в мае 1987 года, когда начались подготовительные работы для пуска третьего энергоблока. Между машзалами четвертого и третьего энергоблоков для понижения фона возвели стену. Надо было очистить кровли машзала и деаэраторной этажерки четвертого энергоблока, общая площадь которых составляла более 6000 квадратных метров. И вот для очистки машзала решили применить наши «промокашки».

Мы начали в июне. Сначала нужно было разобраться, что там, на крыше, оценить состояние поверхности. Лучше всего увидеть самим, потому был придуман не совсем безопасный способ мониторинга. На стрелу «Демага» подвешивали изготовленную в НИКИМТ кабину-«батискаф» из свинца весом 28 тонн, в которую помещались четыре человека. Кабину поднимали, она висела над крышей (ставить было нельзя из-за тяжести), открывали дверь, дозиметрист замерял фон и сообщал, на какое время можно выйти на кровлю. На одну из таких «экскурсий» отправился Медведев. Оказалось, что кровля очень гладкая, как асфальт. Ее залили специальными составами во время пылеподавления территории ЧАЭС, и вся эта масса превратилась в мощный монолит, который надо было сначала разрушить, а уж потом снять с помощью наших клеевых захватов. Юрий Николаевич за одну минуту – столько ему было отведено для пребывания на кровле – определил место, где можно начинать работы. Главное – сделать надрыв, а потом уж с этого места продолжать. Сделали первый заброс, поняли, что дело пойдет, и принялись отрабатывать технологию.

Итак, наша первая задача – дистанционно очистить крышу четвертого машзала площадью 4200 квадратных метров. Сделать это очень важно. Если у нас не получится, то кровлю будут чистить вручную, а это опять тысячи облученных людей.

Так как было принято решение пустить третий энергоблок к ноябрю 1987 года, время нас поджимало.

И вот забрасываем первые клеевые захваты. Отрыв почему-то слабый. Мы с Женей Осиным отправляемся на крышу в «батискафе» – посмотреть, что к чему. Кроме того, требуется сделать надрезы, чтобы было за что зацепиться. Выход на кровлю – только с разрешения дозиметриста, который с нами в «экспедиции». Он замерил фон, приоткрыв дверь, и дал разрешение на выход: каждому по 40 секунд. Вижу, что кровля похожа на лед, так как все залито ПВА. Сделали небольшие надрезы. Довольные, возвращаемся на землю. Утром забрасываем очередной клеевой захват – есть срыв! «Промокашка» идет с хорошей добычей. К ней приклеились куски рубероида и разный мусор. Теперь пойдет!

Клеевые захваты делали в виде длинных, более 15 метров, лент метровой ширины. В районе Чернобыля, около бетонного завода, для их изготовления организовали целый лагерь. Пропитанную клеем «промокашку» на грузовике подвозили к крану «Демаг», с помощью которого укладывали ее на кровлю в нужное место. Время и жара были нашими главными противниками.

Каждый день мы очищали от 10 до 30 квадратных метров кровли. Руководство на всех оперативках ругало нас за то, что мало успеваем, и говорило, что пора строить настилы и очищать вручную. К счастью, вмешался главный инженер УС-605 В.А. Охрименко. Вместе с военными и Женей Осиным руководители сходили на крышу и посмотрели на результаты работы. Все одобрили и обещали нам поддержку.

Для большей результативности нам дали бригаду конструкторов и других специалистов. Конструкторская бригада из Обнинского отделения НИКИМТ во главе с П.Г. Кривошеем разработала дистанционное устройство для резки кровли. На кровлю опускались «сани», на полозьях которых были закреплены специальные ножи. Также спроектировали и систему управления устройством. Кроме того, на крыше были установлены дополнительные телекамеры, изображение выводилось на мониторы, расположенные в вагончике на нашей площадке. Теперь мы контролировали укладку и съем «промокашек» в более безопасных условиях.

Работали мы, как и все, без выходных. Вставали в шесть утра, ложились в полночь. Было решено работать в три смены, запросили помощь из Москвы. Срочно нужны были технологи, так как следить за процессом и вводить изменения в состав компонентов в зависимости от погодных условий могли только специалисты, хорошо знающие свойства применяемых материалов. Мы своей небольшой командой уже выбивались из сил, когда наконец приехали Татьяна Баженова, Надежда Трофимова, Ольга Самыгина, Вера Львова, Олег Панов, Виктор Артемьев и Коля Ляшевич. Позже Евгения Осина сменил Виктор Юрченко.

Убедившись, какие большие площади мы чистим и какие при этом рентгены на снимаемых «промокашках», руководство УС-650 выделило больше людей и техники. Теперь у нас было два КрАЗа, два крана, два шофера, две ванны для пропитки, два крана «Демаг», периодически давали третий. Нас обеспечивали питанием в ночное время, выделили специально для нас автобус, установили телефонную связь с площадкой.

К 6 октября наша бригада сняла с крыши четвертого машзала практически все, что требовалось убрать. Потом стали убирать кровлю со здания ХЖТО; кроме того, «промокашками» заделывали щели в саркофаге. Этим занимались А.П. Сафьян, О.Ю. Панов и Е.Н. Осин, который после небольшого отдыха вновь вернулся на ЧАЭС. На нашу «промокашку» сверху прикрепляли брезент и такой конструкцией заклеивали щель. К середине октября все наши работы были закончены. Очистили крыши машзала четвертого энергоблока, деаэраторной этажерки, ХЖТО, заделали щели в «Укрытии» и очистили ряд площадок, прилегающих к машзалу. На площадку приехал главный инженер УС-605 В.А. Охрименко, поздравил всех с окончанием работ и вручил почетные грамоты.

Весь этот период специалисты из НИКИМТ работали с огромным энтузиазмом, особенно когда видели, что дело хорошо продвигается. Никто не сидел сложа руки. Те, кто был свободен от работы с клеевыми захватами, шли посмотреть, как обстоят дела с заменой кровель, не нужна ли поддержка. Если и там все было в порядке, помогали ребятам, которые занимались герметизацией саркофага. Поэтому мы и сделали эту работу, и ни один солдат больше не был отправлен на крышу для очистки.

То есть то, что нам не дали сделать в 1986 году, мы выполнили в 1987-м. Дистанционно было очищено свыше 6000 квадратных метров кровли, при этом было использовано 1495 клеевых захватов общей площадью 17 500 квадратных метров (бо́льшая часть крыш подвергалась очистке два раза и более). При этом уровень радиации был снижен во много раз. Во время выполнения работ на всех операциях было занято не более 15 рабочих в смену, не было случаев переоблучения участников работ выше установленной нормы в смену. Плюс была разработана и применена радиотелевизионная система управления технологическим процессом, что позволило исключить пребывание людей в зонах с повышенной радиацией.

Памяти друзей

В конце октября 1987 года, как и намечалось, был введен в эксплуатацию третий энергоблок. Уже ничто не мешало его работе, и в этом была и наша заслуга тоже – бригады из НИКИМТ и рабочих, которые нам помогали. Я с большим удовлетворением описываю эти события и со скорбью вспоминаю тех, с кем приходилось делить трудности тех дней и кого уже нет с нами. Прежде всего – директора института Юрия Федоровича Юрченко, скончавшегося в 1993 году на 63-м году жизни, нашего руководителя работ Юрия Николаевича Медведева, ушедшего на 64-м году жизни в 2001-м, старшего инженера нашей лаборатории Сергея Искандарова, многие годы мужественно боровшегося с болезнями… Сергей в 1986 году бесстрашно выходил на крышу третьего блока машзала, когда этого требовали обстоятельства. Он умер в 2004 году, не дожив до 55 лет. Елену Гольдберг, Татьяну Баженову, а также всех сотрудников НИКИМТ, которые устраняли последствия чернобыльской аварии и безвременно ушли, – всех помню.

Вернувшись из Чернобыля, мы продолжили свою плановую работу. В 1989–1990 годах были поездки на Лейпцигскую, Познаньскую и Будапештскую ярмарки, на проводимые «Интератомэнер О нашем методе дистанционной очистки кровли вспомнили, когда начались подготовительные работы для пуска третьего энергоблока. го» международные конференции, где мы выступали с докладами. Все складывалось удачно. Наши разработки готовы были приобрести в Польше, Германии, Финляндии. Но вскоре в стране резко изменились цены, и все приостановилось.

В 1991 году мы стали отдельной лабораторией НПЛ-38020, выделившись из НИКИМТ, а институт вошел в состав НПО «НИКИМТ». Медведев стал директором этого нового предприятия, а я – коммерческим директором. В 1995 году по состоянию здоровья я уволилась. В химической отрасли работать уже не могла, занялась литературной деятельностью. Стала рассказывать, писать о своих коллегах, их участии в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, о работе в атомной отрасли. Все это мне интересно, этим я продолжаю заниматься и по сей день. А в 2013 году мне предложили возглавить Совет ветеранов АО «НИКИМТ-Атомстрой», чему я также охотно уделяю время и внимание. Общение с ветеранами НИКИМТ и встречи в родном институте доставляют нам огромное удовольствие, так как для большинства институт стал вторым домом.

2020 г.

Инжиниринг. Истории об истории

Подняться наверх